Чтобы победить в «холодной войне» 1980-х, советскому руководству необходимо было действовать как Гитлеру, Сталину и отчасти – Хрущеву. В обход бюрократии. Обратиться к залежам проектов и предложений, что на официальном уровне отвергались как бред. Объявить конкурс проектов, в конце концов! Уверен, что в них на несколько явно шарлатанских предложений находилось бы одно стоящее, прорывное. Ведь поздний СССР был сильно бюрократизирован. Один Бог знает, какие залежи прорывных проектов таились в его недрах! Однако нынешняя Росфедерация – страна полностью победившего бюрократизма. Страна-болото. Ее «элита» только и может что добывать нефть-газ (и то плохо), строить «элитную недвижимость» по 4–5 тысяч долларов за квадратный метр (и то на технологиях позавчерашнего дня) да плодить пиар-миражи. В РФ тем более необходимо искать самые смелые идеи и проекты, чтобы вытянуть страну из болотной жижи.
Революция в нашем понимании – это когда не ломают огульно прежнюю, худо-бедно работающую систему, как сделал сие Горби с Союзом, а когда в недрах старого умный властитель принимается строить новую систему. И она своим влиянием убивает ненужные части старого, а нужные – заставляет трансформироваться. В том же СССР сочетание жесткой диктатуры в политике с революцией в технологиях и экономике обеспечивало нам еще один – гуманитарно-технологический – прорыв в развитии.
Автор сих строк не удивляется, когда его книги объявляются бредовыми. Я и впредь буду рассказывать о носителях магических технологий и их проектах, невзирая на все вопли. И отрицательные мнения «авторитетов» и «специалистов» для меня останутся лишь словами. Критерием истины для Калашникова будет одно: успешное или неуспешное действие реальных машин и установок, реальных устройств. Причем созданных не в подвале, «на коленке» и не на скудные гроши самих изобретателей, а полноценных установок, строительство коих профинансировано либо государством, либо крупными корпорациями. А противоречит ли это официальным научным теориям или нет – меня совершенно не волнует.
Почему автор ведет речь лишь о полноценных устройствах, созданных при хорошем финансировании? Да потому, что только так можно увидеть: прорыв перед нами или тупик? Вы только представьте себе, что Курчатов или Энрико Ферми вынуждены были бы создавать ядерный реактор не в рамках государственной программы, а так, на свои деньги и на пожертвования случайных спонсоров, «бизнес-ангелов». Разве они смогли бы тогда породить атомную энергетику? А если бы гении ракетостроения делали бы ракеты на том же принципе – разве ж все ушло дальше летающих игрушек? А если бы конструкторов реактивных самолетов поставили бы в подобные рамки – «ищи деньги, где хочешь»? Тогда мы до сих пор бы летали на машинах с поршневыми движками и пропеллерами. Ведь кое-как созданные гениями образцы просто ломались бы, давая повод всякой сволочи говорить: «Ну мы же правы! Видите, все эти ракеты и атомная энергия – совершеннейшая чушь!»
К сожалению, нам еще долго придется бороться с бюрократией и «авторитетами», норовящими не допустить инновационных прорывов. Таково уж свойство человеческих сообществ. Сначала безумцы и фанатики вопреки господствующему безволию создают нечто новое, «невозможное». К примеру, многоступенчатые космические ракеты. Вокруг такого прорыва создается новая отрасль промышленности. Она плодит свою бюрократию и «авторитетных профессионалов», уверенных, что только ракеты – возможный путь развития. Происходит окостенение направления. И как только появляются новые одержимые творцы, предлагающие проект, например, космического самолета, безракетной космонавтики, – так на них коршунами налетают «ракетные» администраторы и профессионалы. Они кричат, что это немыслимо и невозможно, забывая о том, что и их ракеты когда-то считались беспочвенной фантастикой. И снова нужно ломать сопротивление окостеневшей системы.
Нет, не следует уничтожать старых профессионалов физически и разгонять их. Пусть и дальше делают свои ракеты (самолеты, комбайны, гидростанции и т. д.). Просто рядом нужно создать совершенно новую область деятельности. Ведь, уходя в ракетный прорыв, Хрущев не уничтожал авиационную индустрию! Но ракетотехника заставила и авиацию сильно измениться.
Почему человеческие сообщества так яростно сопротивляются всему истинно новому, революционному? Думаю, читатель, вид «человек разумный» еще не вполне разумен. Вернее, он – разумное существо, так сказать, первого поколения. Колоссальными возможностями мозга люди еще толком пользоваться не научились. Поэтому и наблюдается «инновационное сопротивление». Потому и приходится прибегать к его насильственной ломке. Но дальше… Мы ведь не зря говорили, что для победы в «холодной войне» русским пришлось бы создать новую цивилизацию и нового человека. По сути дела – сверхчеловека, задействующего невероятную мощь головного мозга и титанические возможности своей психики. Зачем? Чтобы до предела снизить инновационное сопротивление, свести бюрократию к минимуму, породить самые дерзкие прорывы в науке, технике, общественном устройстве. Как ты теперь знаешь, друг-читатель, в 1980-е годы нашей задачей было не только одолеть западного противника в «холодной войне», но и создать новый мир. Тот, в котором удастся избежать глобального смутокризиса, Бури тысячелетия. Победив Соединенные Штаты и Сообщество Тени, Советский Союз должен был предложить всему миру пути выскальзывания из демографического, экологического, ресурсного, научно-технического и прочих кризисов. На нас ложилась миссия избавления человечества от печати проклятия, легшего на него в начале 1970-х годов, когда произошел Великий Отказ от космической траектории развития. Создание расы сверхлюдей-творцов, гуманитарно-технологическая революция (ГТР) в таком случае – просто незаменимый компонент метаполитики.
СССР не сумел совершить такого скачка, подобной инновационной революции. И потому погиб. Но теперь инновационную революцию – уже в гораздо худших стартовых условиях – придется совершать нам, обитателям обломков Советского Союза.
Я ненавижу «бело-сине-красную» реальность Эрэфии. Что при Ельцине, что при Путине. По моему разумению, РФ – низшая цивилизация по сравнению не только с Соединенными Штатами, но и с Советским Союзом, и с Германией 30-х годов. «Беловежская Недороссия», читатель, управляется ленивым, невежественным и вороватым отребьем. Это – страна полной победы бюрократии над жизнью и развитием.
Еще в 2000 году один из крупнейших «мозговых танков» СССР (и РФ), академический Институт прикладной математики имени Келдыша выдал прогноз: без перехода на инновационную траекторию страну в десятилетней перспективе ждет тяжкая системная катастрофа.
«…Страна … заняла сегодня прочное место среди производителей природного сырья и полуфабрикатов. Основу национального богатства составляет природная рента и ее производные, за счет же интеллектуальных ресурсов производится, по некоторым оценкам, приблизительно 5–10 процентов национального продукта (в странах „технологического сообщества“ – примерно
70 процентов). А по уровню конкурентоспособности, опять же по некоторым оценкам, Россия находится то ли на 54-м (рейтинг IMD), то ли на 75-м (рейтинг агентства Рейтер) месте.
Инерционный сценарий развития не предполагает серьезной трансформации положения вещей… Существенные перемены, причем в стратегическом залоге, возможны лишь на путях некой альтернативной стратегической инициативы», – написал в недавнем меморандуме «Северо-Запад» Александр Неклесса, заместитель генерального директора Института экономических стратегий при Отделении общественных наук РАН, руководитель московского интеллектуального клуба «Красная площадь».
«Критические мнения об участи и перспективах России-РФ приводить нет смысла, с некоторых пор они стали достаточно многочисленными. Нельзя слишком долго существовать на ренту, проживая наследство, гордиться прошлыми заслугами, строя благосостояние исключительно на сокровищах, зарытых в земле. В настоящий момент страна находится на распутье между инерцией трофейной экономики, более-менее устойчивой ролью сырьевой державы (и потенциального объекта масштабных игр в данной сфере), попытками вхождения в транснациональный мир глобальных корпораций. И напротив, периодически вспыхивающей тягой к мягким формам неопротекционизма или подспудными разговорами о возможности реанимации элементовмобилизационных схем управления. Суть выбора, в конечном счете, заключена в смысловой развилке между обществом, которое развивается ко все более сложной, полифоничной, динамичной конструкции, и социумом, тяготеющим к статичной, номенклатурной, иерархичной форме устройства.
