В махновской армии поддерживалась дисциплина, достаточная для ведения эффективных боевых действий. Типичными провинностями считались самовольная расправа с пленными, раздевание убитых, подмена лошадей, самовольные отлучки. Типичными наказаниями, в зависимости от вины — спешивание, изгнание, расстрел. Наказания накладывались после обсуждения бойцами, по резолюциям частей. 24 Однако нервное напряжение Махновцы иногда снимали и алкоголем. Аршинов одобрительно пишет о готовности Махно выпить с бойцами. 25
Главным судебным органом махновцев в это время была «комиссия противомахновских дел» в составе С. Каретникова, Д. Попова (активного участника левоэсеровского выступления в Москве в 1918 г., с 1919 г. — анархиста) и Кузьменко. Комиссия выносила решения на основе опросов жителей: «Арестовали по доносу трех человек, но греки стали их горячо отстаивать, и мы их освободили». 26 Если позволяло время, процедура суда была еще более длительной: «Взятые в плен красноармейцы и командиры должны были пройти через руки комиссии в тесном контакте с членами культпросвета — которые выступали на митингах и последних агитировали. Что касается остальных лиц совработников, то комиссия решала на свою ответственность убедить подсудимых». 27 Конечно, такие суды–митинги с убеждением и оправданием подсудимых были редкостью, но сами оправдания по результату опросов населения — довольно типичны, что признает даже такой пристрастный свидетель, как И. Тепер. 28 В боевой обстановке пленных красноармейцев раздевали в целях снабжения махновских отрядов и для лишения противника боеспособности. Иногда, в озлоблении от неудач, в отместку пленных расстреливали. 29 Махновцы иногда преследовали и бывших повстанцев, решивших воспользоваться большевистскими амнистиями. 30
Счет расстрелянных махновцами шел на десятки человек в месяц (красный террор был более «массовидным»). Сам Махно признавал: «Да, мы агентов по продразверстке убивали, да, мы председателей комнезаможних кое–где по пути расстреливали, как расстреливали мы также и только кое–где милиционеров… Следовательно, поскольку мы боролись с большевистской системой власти, мы боролись и с ее носителями, с агентами этих носителей и со всей их вооруженной защитой». 31
Фактически в районе существовало двоевластие. Органы и большевистской, и махновской властей действовали на подпольном положении. Местные большевистские органы докладывали: «Положение в Александровском уезде неблагоприятное. Вследствие постоянной угрозы Махно в некоторых волостях ревкомы работают нелегально. Были случаи убийств комиссаров, красноармейцев и разоружения воинских частей. Анархизм свил здесь крепкое гнездо и проявляется во всех волостях за исключением десяти (из сорока трех)… Количество «батек» и атаманов в некоторых местах превышает количество волостей, но все они ориентируются на Махно». 32 (Кто???)
В число носителей власти Махно включал членов комитетов бедноты, хотя сам создавал такие комитеты в 1917 г. Причина такой перемены — функции, которые возлагала теперь на комнезамы власть. Комитеты должны были помогать выявлению запасов хлеба у крестьян и информировать власти о настроениях в деревне. За это они получали часть хлеба. Такая структура не могла прийтись по вкусу Махно. Он рассылает председателям комнезамов такого рода послания: «Рекомендую немедленно упразднить комитет незаможних селян, ибо это есть грязь». 33 Тех, кто не выполнял эту «рекомендацию», махновцы уничтожали. Не удивительно, что весной 1920 г. на I Всеукраинском съезде комнезаможей из 165 волостей Екатеринославской губернии были представлены только 26. 34 Влияние комнезамов в махновском районе было символическим. Они могли отчитаться только за 134 отобранных у крестьян винтовки на всю Екатеринославскую губернию (в Харьковской губернии этот показатель составил 1918 винтовок, в Полтавской — 1002, в Одесской — 27050). 35
За «преступления этой части бедноты другая, не пошедшая за большевизмом–ленинизмом часть бедноты должна была быть беспощадна к ней, — объясняет Махно свое отношение к комбедам, — беднота, как класс трудящихся, должна не только уметь сохранить силы своих рядов, но и уважать, и защищать в них принципы жизни — и в первую очередь из них принцип свободы и равенства мнений». 36
Вскоре махновская терпимость к иным мнениям подверглась неожиданному испытанию. С «батько» захотели заключить союз белые. К этому времени руководители отступившей в Крым части белого движения начинали понимать, что они ведут борьбу не с мифической анархией, а с четко организованной и упорядоченной силой большевизма, уничтожающей любое свободомыслие. Следовательно, в борьбе с этой грозной силой необходимо было объединиться со всеми антибольшевистскими движениями. Представитель штаба Врангеля при Крымской группе полковник Нога докладывал: «После Юшуньских боев противник отступил от Перекопского перешейка на север, и мы почти потеряли с ним связь; объяснение этого: на Украине в тылу красных поднялось восстание крестьян во главе с Махно, есть много и других партизанских отрядов, которые не дают покоя красным. И генерал Шиллинг, и генерал Слащов смотрят на эти явления весьма доброжелательно, но, не зная, как на это смотрит Ставка, конечно, мер по контакту с восставшим Махно и другими, естественно, не принимают… По–моему, сейчас настолько серьезный момент, что нашим девизом должно быть. «Кто против красных — все с нами». 37 Белый режим в Крыму предпринял несколько попыток установить контакт с Махно. Но когда врангелевские посланцы наконец попали к нему, Махно приказал их казнить, чтобы крестьянская масса не заподозрила его в контактах с «помещиками». Социальные стереотипы были уже слишком сильны и диктовали правила игры.
Гораздо больший успех имела другая попытка заполучить Махно в союзники. В апреле 1920 г. анархистская группа «Набат» на своем совещании пришла к выводу о том, что необходимо превратить махновское движение в орудие реализации своих идей. К Махно была направлена делегация в составе анархистов А. Барона, А. Суховольского и И. Тепера с предложением «прекратить бессмысленные и бесцельные переходы с одного места на другое» и основать постоянную безвластную территорию. 38 Несмотря на бесцеремонный тон этого «указания» и его безграмотность с военной точки зрения, Махно любезно принял прибывшую 12 июня в район военных действий делегацию набатовцев. Он с 1919 г. относился к «Набату» как к «своей» организации, и возможность распространения влияния движения на другие территории с опорой на ячейки «Набата», разбросанные по Украине, была весьма соблазнительна.
Между тем, сам «Набат» планировал полностью подчинить движение своему влиянию и в случае необходимости даже заменить Махно на кого–нибудь другого: «Самый острый вопрос, который встал перед ними (Имеются в виду набатовцы; уместнее было бы написать «нами», так как автор этих строк Тепер принимал живейшее участие в заговоре — А. Ш.), выражался в том, чтобы путем усиления и расширения политическою кругозора многих командиров настолько поднять их авторитет в общей массе повстанцев, чтобы значительно ослабить и уменьшить безграничную власть самого Махно, а в лучшем случае заменить его кем–нибудь другим». 39
Однако выяснилось, что «кругозор» махновских командиров вовсе не был таким «узким», как рассчитывали набатовцы. В состоявшейся дискуссии махновцы выступали «на равных» с городскими анархистами.
Выступая от лица махновцев, Долженко так характеризовал социальные корни большевизма: «Расширение по Марксу правительственной деятельности в настоящее время усиливает ряды коммунистической партии, как упражнение укрепляет тело человека. Это верно. Но расширение функций государства, как вы знаете, увеличивает силу бюрократии, партийной или административной, …которая является особой группой…Большевики стали отщепенцами, хотя они и выдвигают лозунги пролетариата. Государство стало хозяином орудий производства и блажителем индустриального пролетариата, которого фактически у нас нет. Это маленькая группа, во имя которой издаются законы, и которая, вместе с партией, является особой группировкой над пролетариатом». 40 Исходя из своего социального опыта, махновцы отрицают революционный потенциал значительной части пролетариата, связанной прежде всего с крупными предприятиями. Это мнение, предвосхитившее некоторые идеи лево–социалистических мыслителей второй половины XX в., не распространяется на весь пролетариат — его лозунги махновцы по–прежнему считают революционными. Без рабочих (прежде всего связанных с крестьянством производителями потребительской продукции) невозможна «третья революция» — свержение власти бюрократии. Концепция «третьей революции» означала шаг в сторону от идеи «революционного фронта». Раскол «революционного фронта» большевиками означал, что махновцам не удалось избежать столкновения с той частью трудящихся, которые шли за большевизмом. Находя свое объяснение «контрреволюционности» части пролетариата, махновцы оказываются и перед необходимостью некоторого изменения стратегии (впрочем, как показывают последующие события, идея «революционного фронта» также осталась в их арсенале). Если раньше махновцы стремились сначала в союзе с красными разгромить белых, а потом вступить с большевиками в борьбу за массы, то теперь, несмотря на сохранение белой угрозы, на первый план они ставят антибольшевистские задачи «третьей революции».
