Одновременно с этим началась «разработка» двух новых крупных ветвей «заговорщиков» — немцев и «эсеровской партии». УНКВД арестовало несколько «лидеров» и по выбитым показаниям стало готовить массовые списки для последующих изъятий.
Р.И. Эйхе и В.М. Курский на демонстрации 7 ноября 1936 г., г. НовосибирскВ то же время прошли и аресты некоторых высокопоставленных коммунистов — членов крайкома и крайисполкома: директора Барнаульского меланжевого комбината М.С. Гольдберга, руководителей крайплана Я.Ю. Харита и С.М. Эдельмана. Из биографии каждого из них были извлечены на свет «связи с врагами партии» — Бухариным или Троцким, «притупление бдительности» и еще ряд «политических ошибок». Прежний партийный иммунитет таял на глазах.
Уже к началу 1937 года общий политический фон, на котором происходило развитие террора, был достаточно благоприятным для того, чтобы наместники Сталина могли проявлять инициативу по уничтожению части самой партии. Но действовали пока немногие.
Руководитель Красноярского края П.Д. Акулинушкин явно проявлял сдержанность. После разоблачительной волны, поднятой закрытым письмом ЦК ВКП(б) от 29 июля 1936 года, он, как и другие секретари обкомов, без колебаний расправился с десятками «троцкистских последышей», передав их в руки НКВД. Но после этого, насколько об этом можно судить, он не стремился раздувать искусственные обвинения на политической почве. Подобной линии поведения, по-видимому, придерживался также секретарь Восточно-Сибирского крайкома — М.О. Разумов.
Совершенно по-другому проявлял себя Эйхе. В партийной иерархии Эйхе стоял на голову выше своих коллег. Он уже был кандидатом в члены Политбюро ЦК и, безусловно, знал и понимал значительно больше других. Кроме того, по ряду причин, в немалой степени связанных с его собственной ролью, Эйхе оказался в эпицентре многих важных политических разоблачений, главными из которых были «Кемеровский процесс» и «дело сибирского троцкистского центра».
Понять мотивы поведения Эйхе невозможно, если не признать, что дело организации террора было для него совершенно честным, осознанным партийным поступком. По всем признакам он искренне верил в то, что внушал партии Сталин и что приходилось повторять самому: «В той организации или на том предприятии, где начинается конвейер неполадок, пробелов, там прежде всего смотри и ищи врага. Наша мощь, наши кадры гарантируют нам успешную работу на любом участке. Если этого нет, значит здесь окопался враг»{317}.
В январе 1937 года Эйхе организовал нечто вроде карательной экспедиции в промышленные районы Сибири. Маршрут пролегал через районы Кузбасса, где, по заявлению Эйхе, находился «центр внимания троцкистских диверсантов».
7–9 января секретарь крайкома изучал работу Кузнецкого металлургического комбината вместе с его новым директором К.И. Бутенко. По-видимому, это была тщательная проверка, поскольку на нее ушло три дня. Об ее итогах Бутенко сообщал, что «при непосредственной помощи товарища Эйхе и соответствующих органов» удалось выудить на заводе врагов народа, ранее никем не замеченных{318}.
Затем Эйхе заехал в Ленинск-Кузнецк и здесь на заседании горкома разоблачил управляющего одной из крупнейших шахт Кузбасса Р.С. Шахновича как «троцкистского диверсанта». Обвинение гласило, что Шахнович «еще в 1933 году был связан с контрреволюционерами-троцкистами», в настоящий же период его шахта «сорвала выполнение годового плана угледобычи»{319}.
Через два дня, уже находясь в Кемерово, Эйхе исключил из партии и отдал под арест начальника строительства коксохимкомбината Е.С. Бирюкова, у которого были «давние связи с Дробнисом»{320}.
Потом пришла очередь секретаря Беловского горкома партии Я.Я. Гусева. Поводом для его исключения и ареста Эйхе посчитал «покровительство троцкисту-двурушнику вредителю Леонову», руководителю цинкового завода, арестованному в 1936 году{321}.
Твердая убежденность старого большевика Эйхе в том, что существует некий заговор «вредителей» и «троцкистов», который стоит только ликвидировать, и дело наладится само собой, по-видимому, разделялась многими партийцами подобного склада. Сам Эйхе так учил подчиненных «обобщать факты и подходить к их оценке с принципиальной стороны»:
«Возьмите новосибирский водопровод. Каждому из вас известно, как часто новосибирский водопровод работает с перебоями. А недавно был случай, когда город фактически двое с лишним суток не получал воды. (…)
Когда мы запросили товарищей, которые этим делом должны заниматься, о причинах плохой работы водопровода, нам вначале прислали кучу бумажек с общими объяснениями. Я просил объяснить более обстоятельно. Объяснили раз, объяснили два. Непонятно. Объяснили третий раз. Тоже непонятно. Непонятно потому, что люди во всем видят только общие причины, а не желают как следует вникнуть в дело. С ними получалось так же, как с тем педагогом, о котором недавно писали в «Крокодиле». Этот горе-педагог, жалуясь, что у него очень неспособные ученики, говорил: «Я им объясняю раз. Не поняли. Объясняю другой раз. Не поняли. Объясняю третий раз — сам понял, а они не понимают». (Смех в зале)
Мне кажется, что и наши объяснители, только объясняя в третий раз, сами, наконец, поняли, что они ничего не знают.
Когда поглубже вникли в дело, то оказалось, что на водопроводе окопались заклятые враги. И, конечно, они всячески пытались дезорганизовать такое важнейшее предприятие, как водопровод»{322}.
Конечно, наместники типа Эйхе, владевшие огромными областями страны на правах полных хозяев, были не единственными режиссерами и исполнителями террора в своих вотчинах. Рядом с ними, но в то же время оставаясь как бы в тени, стояли люди иных характеров и иной закалки, для которых истребление врагов партии сделалось уже постоянной обязанностью. Это были деятели НКВД — хладнокровные и решительные профессионалы, привыкшие ценить не убеждение, а силу власти и тайных приказов.
В конце 1936 года Сталин и Ежов произвели важную кадровую перестановку в органах НКВД Сибири. В течение последних месяцев были заменены начальники трех управлений — Западно-Сибирского, Восточно-Сибирского и Красноярского краев.
С.Н. МироновВ Новосибирске начальником УНКВД вместо В.М. Курского стал старший майор госбезопасности С.Н. Миронов (Кроль). Это был характерный тип работника НКВД, сделавшего чекистскую карьеру на темных операциях в Красной Армии в годы гражданской войны. В начале 30-х годов он входил в состав управления ОГПУ Казахстана, а затем командовал управлением НКВД в Днепропетровской области. Заместителями Миронова в Западной Сибири были назначены А.И. Успенский и Г.Ф. Горбач — подлинные садисты, до поры до времени исполнявшие роли дублеров, но уже имевшие богатый опыт для того, чтобы самостоятельно возглавить важные участки предстоящей кампании по искоренению «контрреволюции» и «вредительства».
А.И. УспенскийНачальником управления в Красноярске сделался А.К. Залпетер, а в Иркутск был переведен с очевидным понижением бывший начальник Особого отдела НКВД комиссар госбезопасности 2 ранга (генерал-полковник) М.И. Гай (Штоклянд). Причины такого назначения недостаточно ясны. Известно лишь, что Гай смог продержаться на своем посту семь месяцев, а затем был расстрелян без суда, «в особом порядке», в ходе расследования «заговора военных»{323}.
Оставались считанные недели и дни до начала операции, с которой Сталин и его Политбюро связывали важные политические расчеты. Теперь уже не эпизодические удары по бывшим врагам и колеблющимся попутчикам должны были стать смыслом предстоящей чистки, а уничтожение части общества по определенной системе. В этом очистительном огне и порожденном им страхе предстояло выплавиться новому виду социально-политического единства, новой сплоченности народа на фундаменте абсолютного повиновения и окончательного признания за вождем его права единолично властвовать в стране.
Уже в то время, когда в кабинетах НКВД готовились материалы для открытых судебных процессов и последующих арестов сотен бывших оппозиционеров, в тюремные камеры начала поступать новая категория узников, которым предназначалось умереть в ближайшее время. Это были вчерашние герои — участники партизанского движения, организаторы и активисты сибирского крестьянского восстания против армии Колчака.
Бывшие красные партизаны представляли значительный слой советского общества 20–30-х годов. В период гражданской войны их участие в борьбе против белогвардейцев, особенно на таких широких пространствах, как Сибирь, имело для большевиков решающее значение. Организовав по собственной инициативе крупные военные отряды и даже целые армии в тылу противника, партизаны обеспечили быстрый успех частям Красной Армии. Они помогли большевикам укрепиться на отвоеванной территории. При их поддержке были ликвидированы остатки вооруженных белогвардейских отрядов, рассеявшихся по всей Сибири, погашены очаги анархистских выступлений крестьян — так называемого «красного бандитизма». Услуги партизан были достойно оценены новым режимом: их лидеры и активные участники борьбы получили боевые награды, различные привилегии и официально признавались слоем, составляющим социальную опору власти.
