Антиохии, она окончательно вышла из «живого», повседневного богослужебного употребления [514].
Аналогичные реформы богослужения переживала в XI в. и дочь-церковь Антиохийского престола — Грузинская Церковь. В Грузии процесс литургической византинизации был сопряжен с объединением восточного и западно-грузинского (абхазского) царств под властью Баграта III. Поскольку Баграт III принадлежал к западногрузинской знати, а епархии этого региона подчинялись Константинопольской Церкви, он был сторонником продвижения византийского обряда на территории всей объединенной Грузии, невзирая на признание главенства Мцхетского католикоса и на привязанность восточных епархий к западно-сирийскому, антиохийскому обряду. Об этих переменах подробно пишет в первой трети XI в. грузинский аскет и философ Евфимий Святогорец: «Когда св. Василий и блаженный Иоанн Златоуст составили литургии, народ избрал их, поскольку они были краткими, и поэтому была забыта литургия св. Иакова. Теперь мы совершаем литургию св. Златоуста, а во время Великого поста — св. Василия, но всякий, кто пожелает совершать литургию св. Иакова или св. Петра, имеют на это полное право» [515]. Слова Евфимия Святогорца, вероятно, передают настроение и положение церковной жизни как в Грузии, так и в лоне Антиохийской Церкви.
Литургическая византинизация затронула даже далекие восточные католикосаты Антиохийской Церкви — католикосаты Иринополя и Ромагиры. На землях католикосата Ромагиры православные согдийцы служили по византийскому обряду, сохраняя при этом родное наречие. Сохранились фрагменты переводов византийских богослужебных текстов на согдийский, а также упоминания о том, что мелькиты Ромагиры служат «как греки» [516]. В этом отношении XI в. стал веком «великой экспансии» византийской литургии Св. Иоанна Златоуста на христианском Востоке. Ведь не стоит забывать о том, что именно на рубеже Х–ХI вв. «литургия Хризостома» стала активно «теснить» литургию Св. Василия Великого и в рамках богослужения Константинопольской Церкви [517]. Параллельно с этим она стремительно распространялась по церквям Сирии, Месопотамии, Палестины, Грузии и Средней Азии (не говоря уже о том, что именно в этот самый период она охватывала обширные, северные земли новокрещеной Киевской Руси). Рассматривая феномен рецепции литургии Св. Иоанна Златоуста клиром и паствой Антиохийской Церкви, нельзя вновь не обратить внимание на исторический парадокс: византийские реформы, по сути дела, ознаменовали возвращение в Антиохию традиционной (пусть и слегка видоизмененной св. Иоанном) анафоры Двенадцати Апостолов, тем самым восстанавливая первенство этой антиохийской анафоры, прежде изрядно потесненной иерусалимской анафорой св. Иакова.
Следует вспомнить также и о египетских мелькитах, сохранявших верность Александрийскому богослужебному обряду и совершавших в своих церквях литургию Св. Апостола Марка [518]. В Египте издревле (по крайней мере с IX–XI вв.) существовали общины грекоязычных «румов», переселенцев или приезжих торговцев из Ромейской державы, служивших по византийскому обряду и мирно сосуществовавших со своими египетскими собратьями — приверженцами Александрийского обряда и литургии Св. Марка. Активный период византинизации богослужения халкидонской Александрийской Церкви приходится как раз на эпоху крестовых походов, в частности — на конец ХII — начало XIII в., о чем подробнее будет сказано в одной из последующих глав.
С административной точки зрения, Антиохийская Церковь, на рубеже X–XI вв., оказалась практически в полной зависимости от ромейского василевса и Вселенского Патриарха. Желание ромейских василевсов и константинопольских патриархов видеть на Антиохийском патриаршем престоле родных по языку и культуре грекоязычных ромеев, в достаточной мере объяснимо. У константинопольских ромеев не могло быть полного доверия к далеким сирийским «румам». Вне всякого сомнения, в Константинополе помнили о прецедентах сотрудничества сирийских мелькитов и их иерархов с арабскими властителями: достаточно упомянуть историю семьи Мансур, поход Патриарха Иова Антиохийского к Анкире и Аморию и многочисленные прочие прецеденты, описанные в предшествующей главе. Вряд ли василевсы могли спокойно свести со счетов и ту независимую позицию, которую восточные патриархи занимали в отношении Константинополя в прошедшие века. Весьма значимым фактором здесь следует считать и культурную отчужденность значительной части сиро- и арабоязычных иерархов от их константинопольских собратьев-архипастырей. К примеру, митрополит Фома Тирский нуждался в переводчике [519] на Четвертом Константинопольском соборе (869 г.), т. к. не мог свободно изъясняться по-гречески [520]. Все это толкало как императора, так и Вселенского Патриарха ко все более ощутимому вмешательству в дела Антиохийской Церкви.
В первую очередь, давление светской и церковной власти Константинополя коснулось самого Антиохийского Патриарха. Как уже было сказано, в период завоеваний Никифора II Фоки, православный Патриарх Антиохии — св. Христофор, был убит мусульманами; его мученическая кончина состоялась за два года до взятия Антиохии ромеями (967 г.). На протяжении последующих трех лет патриаршая кафедра вдовствовала. В 970 г. император Иоанн I Цимисхий санкционировал поставление нового Патриарха. Им стал некий Феодор — игумен монастыря Св. Антония из фемы Армениак [521]. То есть на патриарший престол Антиохии был избран (или вернее — поставлен) игумен из Константинопольского Патриархата, вряд ли известный епископату, клиру и пастве Антиохийской Церкви [522]. В возведении Феодора II на Антиохийский престол уже в полной мере проявилось ромейское стремление укрепить зависимость Патриарха Антиохии от Константинополя. И очевидно, что ни клир, ни паства Антиохийской Церкви не смели препятствовать этому вмешательству василевса. По словам Никона Черногорца: «Император Иоанн Цимисхий даровал ему хрисовул и утвердил все типиконы (уставы). Также он привел все церкви и монастыри в Антиохии и ее окрестностях в подчинение Патриарха, следуя божественным правилам и государственным законам его предшественников (…)» [523]. Иоанн I Цимисхий предоставил Патриарху Феодору II и его преемникам, в качестве резиденции-подворья (метохии) константинопольский Одигийский монастырь Пресвятой Богородицы [524]. Активная фаза описанной выше литургической византинизации в Антиохийской Церкви начинается именно с возведения на патриарший престол Патриарха Феодора II (970 г.).
После кончины Патриарха Феодора II, антиохийцы были преисполнены решимости добиться поставления своего кандидата на патриарший престол. Хотя, опять же, речь шла уже не об избрании, но об обращении к василевсу с просьбой о назначении патриарха. Описание этого можно найти в хронике Яхьи Антиохийского: «И послали жители Антиохии, после смерти патриарха Феодора, чтобы выпросить себе патриарха, который был бы над ними и управлял бы ими. И порешили дело так, что они напишут царю Василию, прося его о назначении им патриарха; и назвали в письме многих, на которых остановился их выбор, и поручили Агапию, епископу Халеба, отвести его. И просил он их, чтобы они присоединили его имя к числу названных ими имен. И согласились они на это. И отправился он с письмом в присутствие царя и довел до его сведения положение города и образ мыслей его жителей, и что они крепко держатся повиновения и преданности ему и сообщил ему, что разум требует, чтобы в городе был патриарх, который управлял бы им и
