Ознакомительная версия.
Аэропорт «Пулково-1». Арх. А. В. Жук
Память о Греческой церкви и о том, что появилось на ее месте, сохранилась в поэзии Бродского:
Теперь так мало греков в Ленинграде,
что мы сломали Греческую церковь,
дабы построить на свободном месте
концертный зал. В такой архитектуре
есть что-то безнадежное. А впрочем,
концертный зал на тыщу с лишним мест
не так уж безнадежен: это – храм,
и храм искусства. Кто же виноват,
что мастерство вокальное дает
сбор больший, чем знамена веры?
Жаль только, что теперь издалека
мы будем видеть не нормальный купол,
а безобразно плоскую черту.
Но что до безобразия пропорций,
то человек зависит не от них,
а чаще от пропорций безобразья.
Другим сооружением, построенным по проекту архитектора Александра Жука, был комплекс современного на то время аэропорта «Пулково», сданный в эксплуатацию в 1973 году. Необычный внешний облик здания аэровокзала с впечатляющими мощными световыми фонарями центрального зала будил воображение и порождал мифологию. В Ленинграде родилась легенда, согласно которой архитектор А. В. Жук, которому неожиданно достался выгодный и престижный государственный заказ, собрал близких друзей и закатил грандиозную пьянку. Наутро, едва проснувшись, он увидел посреди комнаты перевернутый деревянный ящик из-под водки и на нем – стоящие в ряд пустые граненые стаканы. Этот образ так врезался в сознание архитектора, что он реализовал его в проекте здания нового аэровокзала, необычные световые фонари которого вот уже более 30 лет напоминают друзьям зодчего о празднике по случаю получения правительственного заказа. А аэропорт «Пулково» с тех пор называют «Пять стаканов».
В скандальной мифологии брежневской эпохи застоя особое место занимают нашумевшие легенды о роскошной свадьбе дочери первого секретаря Ленинградского обкома КПСС Григория Васильевича Романова, устроенной им будто бы в Таврическом дворце, среди великолепных интерьеров блестящего екатерининского фаворита. Мало того, для свадебного стола хозяин Ленинграда будто бы приказал взять из Эрмитажа царский парадный сервиз на сто сорок четыре персоны.
Среди сотрудников Эрмитажа до сих пор бытует забавное предание о том, как происходила эта экспроприация. Передаем его в сокращенном изложении художественно оформленной версии писателя Михаила Веллера. На неожиданный звонок из Смольного директор Эрмитажа Борис Борисович Пиотровский будто бы решительно заявил: «Только через мой труп». Но когда услышал в ответ, что это не является серьезным препятствием, сказался больным и отправился домой. Через короткое время у парадного подъезда Эрмитажа остановилась машина, из которой вышли решительные мальчики в одинаковых черных костюмах. В сопровождении испуганного заместителя Пиотровского они направились за сервизом. Восстал против такого партийного хамства только один человек. Им оказался научный сотрудник Эрмитажа крупнейший знаток средневекового оружия Леонид Ильич Тарасюк.
Ученый-историк Леонид Ильич Тарасюк в то время слыл среди коллег мировой знаменитостью и крупнейшим авторитетом по средневековому оружию. Он был хранителем самой большой в мире коллекции русского, европейского и американского оружия и доспехов знаменитого Эрмитажа.
Тарасюки приехали в Ленинград из Одессы. Пережили блокаду. Отец Леонида работал скорняком, мать, Софья Израилевна, служила в блокадной администрации. Страстная любовь к оружию зародилась у Тарасюка рано, сразу после того, как он прочитал роман Александра Дюма «Три мушкетера». Еще в школьные годы, для того чтобы читать знаменитый роман в подлиннике, он выучил французский язык – язык своих любимых героев. Затем последовали итальянский, немецкий, английский… Занялся фехтованием, стал чемпионом университета, участвовал в различных соревнованиях, был судьей республиканской категории. Достиг в этом виде спорта такого уровня, что его приглашали ставить шпажные поединки на съемках таких фильмов, как «Двенадцатая ночь» и «Гамлет».
Тарасюка долго не брали на работу в Эрмитаж из-за пресловутого пятого пункта в анкете. Он был еврей. Но, поступив на работу, он в одночасье признается специалистом номер один в своей области, а вскоре становится первым советским ученым, избранным в действительные члены туринской Академии Марчиано, объединяющей крупнейших специалистов по изучению старинного оружия.
В Ленинграде у Тарасюка появляется прозвище: «Ленинградский д’Артаньян». В одной из парадных дома на Невском, 100, где жил Леонид Тарасюк, друзья написали: «Здесь живет наш лучший друг д’Артаньян де Тарасюк».
По свидетельству очевидцев, Тарасюк был «гением эпатажа с каким-то невероятным мушкетерским чувством юмора». Так, например, 31 декабря, накануне нового 1947 года, он вышел на Невский проспект в мушкетерской шляпе с пером. Он шел на новогодний карнавал в Академию художеств, где потом еще и выстреливал конфетти из настоящего кремниевого седельного пистолета.
Частенько со своим приятелем Владимиром Ильичом Райцисом они разыгрывали пассажиров метро громким диалогом, фривольная пикантность которого заключалась в их знаменитых именах-отчествах. Одно из них принадлежало Ленину, другое – Брежневу. Приятели шли друг за другом и разговаривали. Начинал Леонид Ильич Тарасюк: «Владимир Ильич, Владимир Ильич, ну куда же вы? Я не успеваю за вами, подождите, я вас сейчас буду догонять». Владимир Ильич Райцис отвечал: «Леонид Ильич, догоняйте, догоняйте, Леонид Ильич, догоняйте». Так они беседовали, пока их не останавливал милиционер.
Работники Эрмитажа вспоминали, как в так называемом малом подъезде на щите с объявлениями, где вывешивались печальные извещения под портретами в траурных рамках о тех, кто уходил из жизни, однажды Леонид Тарасюк повесил свою собственную фотографию в черной рамке и написал, что он скоропостижно скончался после автокатастрофы. Рассчитано это было на то, что те, кто придет рано утром, начнут собирать деньги на его похороны, а тут он живой и явится, ошарашив возбужденных коллег.
Кто знал, что этот невинный фарс однажды обернется страшной трагедией. Непредсказуемой судьбе было угодно, чтобы «Ленинградский д’Артаньян» погиб именно в автомобильной катастрофе, да еще на родине бессмертных героев Александра Дюма. Это случилось во время путешествия по Франции 11 сентября 1990 года.
Но вернемся к детективной истории с легендарной свадьбой дочери Романова. Как только Тарасюк понял, что пришли за сервизом, он спешно надел на себя металлические средневековые доспехи и, размахивая всамделишным музейным мечом, «грохоча стальными сапогами и позванивая звездчатыми шпорами», двинулся на широкоплечих сотрудников обкома КПСС. Похолодевшие от ужаса экспроприаторы бросились было бежать, но тут случилось непредвиденное.
К полуночи в эрмитажные залы выпускают сторожевых собак. С лаем и воем они бросились на железного рыцаря и вцепились в неприкрытый спасительными доспехами зад несчастного Тарасюка. Оказывается, доспехи, взятые второпях Тарасюком, предназначались для верховой езды, и зад, соответственно, должен был оставаться свободным от металла. Этого научный сотрудник Эрмитажа, один из авторитетнейших ленинградских специалистов по оружию, в спешке не учел. К счастью, успели подбежать собаководы, и Тарасюк был спасен. Однако из Эрмитажа его уволили, и над его бедной головой «засиял нимб мученика-диссидента». Драгоценный сервиз со всеми предосторожностями, приличествующими случаю, был якобы доставлен в Таврический дворец.
Однако его драматическая роль в судьбе Григория Васильевича не закончилась. Одна московская легенда утверждает, что с этим злосчастным эрмитажным сервизом связана неожиданная отставка и последующая опала первого секретаря Ленинградского обкома КПСС. Романов оказался будто бы одной из первых жертв возглавлявшего в то время КГБ Ю. В. Андропова, который методично и последовательно расчищал для себя ступени к вершине власти. Пострадал Романов, утверждает эта кремлевская легенда, из-за того что на свадьбе его дочери подвыпившие гости, среди которых было немало сотрудников КГБ, разбили тот знаменитый эрмитажный сервиз. Остается только гадать – правда ли это, использованная многоопытным Андроповым, или искусная легенда, выношенная в утробе КГБ и рожденная для устранения одного из главных конкурентов на высший партийный пост.
Согласно ортодоксальным религиозным представлениям евреев, спортивные соревнования в древности воспринимались как составная часть идолопоклоннических культов, а спорт – как грех. Евреи, занимавшиеся спортом, считались вероотступниками. Ортодоксальные раввины напоминали верующим иудеям, что Олимпийские игры древние греки посвящали языческим богам, а это категорическим образом противоречило представлениям евреев о единобожии. Исключение составляли, пожалуй, только шахматы, игра в которые считалась не спортом, а развлечением. Серьезные изменения в отношении к спорту произошли в Средние века, когда к физическим упражнениям начали относиться как к средству укрепления здоровья и развития силы и ловкости.
Ознакомительная версия.
