Звонница построена старанием все того же Ионы Сысоевича и являет собою редкую архитектурную удачу, она прекрасно соединила Успенский собор с кремлем. Но и своему основному назначению: звонить — колокольня отвечала много веков как нельзя лучше. Главный колокол он отливал незадолго до смерти. Видимо, размышляя о жизни, он отдал должное своему деревенскому, почти мужицкому происхождению, назвав колокол именем своего отца — Сысой.
В рассуждении у звонницы уместно сказать: сами по себе колокола не звонят. Вечная бронза молчалива, как молчалив и рояль, которого не коснулась рука. И не думайте, что звонить так же просто, как, скажем, бить в чугунную доску. Приноровившись, можно, конечно, раскачать даже стопудовый язык Сысоя. Но вести мелодию десятью разноголосыми колоколами — тут нужен мастер, музыкант с хорошим слухом, вкусом и пониманием дела. Громадность музыкального инструмента требует присутствия на колокольне не менее пяти звонарей, и, стало быть, мы имеем дело с необычным оркестром.
За сотни лет Ростов вырастил и схоронил на своем погосте много поколений мастеров-звонарей. Они же сами творили колокольную музыку, шлифовали ее, и до нас дошли подлинные шедевры звонов. Гектор Берлиоз, Шаляпин, Горький специально приезжали в Ростов услышать звоны колоколов.
В Ростове сегодня живут четыре старика звонаря. Это последнее звено в цепи, идущей из XVII века. Умрут — утратится единственная возможность услышать голос былых времен.
К этому нельзя относиться спокойно. Умение стариков непременно кому-то должно быть передано. Мы тратим изрядные средства на реставрацию. Надо и это считать реставрацией памятника (единственного!). Скупость и промедление нельзя будет ни понять, ни простить.
Всегда есть опасность утратить великие ценности. Джоконду, когда привозили в Нью-Йорк показать людям, ставили за бронированными стеклами и охраняли целым нарядом полиции из-за боязни, что украдут. Памятники искусства, подобные Ростовскому кремлю, украсть невозможно. Но они могут быть утрачены по небрежению, по халатности, невежеству и равнодушию. Ростовский кремль на своей судьбе испытал в совокупности все эти беды.
Все дышит здесь веками.
Маковки церквей.
Сердце Ростовского кремля.
Беды обрушились сразу же после смерти Ионы Сысоевича. Сначала утрата вкуса и мастерства в текущем строительстве, потом вовсе упадок и запустение. Без присмотра погибли древние книги, летописные свитки, иконы, архивные документы. В палаты въехала уездная канцелярия, купцы заняли постройки под склады вина и соли, у кремлевской стены на том месте, где стоял когда-то «славный ученостью» Григорьевский затвор, устроили скотобойню. Дело дошло до того, что генерал-инженер Бетанкур предложил разобрать кремль и сложить на его месте гостиный двор, иначе говоря, европеизированный караван-сарай для торговцев. Это было за девятнадцать лет до убийства Дантесом Пушкина и может хорошо свидетельствовать тому, что если мы сами не бережем своей славы, то Дантесы и Бетанкуры поднимают на нее руку.
К счастью, в тот раз злодейство не совершилось, хотя уже успели разобрать верхнюю часть часобитной башни и верхний этаж Красной палаты.
Усилием патриотов, среди которых надо назвать достойных нашей памяти ростовчан Титова и Шлякова, в конце прошлого века в кремле начались восстановительные работы. Великая постройка осталась жить.
В 1953 году над Ростовом узкой полосой как раз над кремлем пронесся необычайный для этих мест ураган. «Крыши и покрытия куполов несло над озером, как бумагу». Кремль опять был выведен на крайнюю грань бедствия. Но в этот раз не было вопроса: «восстанавливать или не восстанавливать?» Правительство отпустило хорошие деньги. И стараниями талантливого архитектора Владимира Сергеевича Баниге кремль не просто восстановлен, но предстает перед нами в своем изначальном образе.
Кропотливым исследованием сняты все несообразности поздних пристроек, устранены ошибки торопливых починок. И хотя мастерам-реставраторам работы еще немало, мы уже видим кремль таким, каким зодчие возвели его триста лет назад.
Кажется, благополучно решается теперь и всегдашняя проблема: «помещение должно иметь жильца». Опыт учит: постройка сохраняется лучше, если она обитаема. В наиболее просторной сводчатой Красной палате решено поместить туристскую базу «Спутник». Палата в древности служила путевым дворцом царя Алексея Михайловича. Позже в ней останавливались приезжавшие на богомолье. Палата обретает теперь свое прежнее назначение, но с иными потребностями будут приезжать гости — много людей со всего света хотят увидеть Ростовский кремль.
Старанием молодых архитекторов палата уже обрела жилой дух. Удалось тактично совместить нынешние жилые удобства с самобытным обликом древностей. Тяжелые дубовые двери висят на больших кованых петлях. Под белыми сводами повешены светильники-паникадила.
В просторной трапезной «обживаются» образцы резных дубовых столов и скамеек. И хотя по деталям стилизованной обстановки можно поспорить, в целом большая работа по возрождению к жизни древней палаты удовлетворяет.
Пожившие тут неделю увезут ощущение старины. Правда, теперь уже, перед тем как открыть двери гостям, стали прикидывать: «Дороговата заказная дубовая мебель, давайте поставим финскую стильную». Это уже огорчительно. Хороший замысел сразу нарушится. Затратившись одежку, не резон экономить на пуговицах, тем более что палата — первый наш опыт приспособить старину к нуждам туризма.
По Ростовскому кремлю хорошо пройти с другом-единомышленником, когда при каком-нибудь новом открытии или догадке испытываешь радость, шевельнуть локтем: смотри… и почувствовать — друг тебя понял.
Но со звездным небом, морем, лесом и полем, а также с искусством, отмеченным принадлежностью к вечности, необходимо побывать иногда совсем одному.
Ростовский кремль я несколько раз видел вечером, не спеша проходя по обтекающим постройки и стены дорожкам. В такое время на озере обязательно тарахтят одна-две моторки, слышно, как говорят у машин, оглядываясь на кремль, шоферы, слышно часы на городской башне. Иногда почти комаром гудит невидимый над остатком зари самолет. И среди этих вечерних, приглушенных, но четко обозначенных звуков стоит молчаливый, смутно белеющий кремль…
Ощущение прошлого в прямой связи с тем, что тебя окружает, с тем, что тебя касается в жизни, всегда давало людям уверенность в будущем, давало человеку необходимое равновесие в размышлениях о смысле жизни и своем месте в ней. Мы говорим: памятники старины и революции воспитывают в нас ощущение Родины, причастность к ее судьбе. Это верно и очень важно. Но это не все. Узнавание всего прекрасного, что оставили жившие до тебя, оставляет у любого человека ощущение и твоей нужности на земле. Это великое, необходимое людям чувство. И если Ростовский кремль помогает у кого-нибудь зародиться этому чувству, спасибо судьбе за то, что он есть на нашей земле.
Деревянная чешуя куполов.
Ключ от Ростова Великого.
Фото автора. 14 июля 1968 г.
На шестом этаже, в «Комсомолке», уже три недели стоит бронзовый монумент, покрытый сверху донизу складками белого полотна.
Сегодня после полудня мы на час оставим свои дела и соберемся у монумента. Мы, правда, все украдкой успели уже глянуть за белое полотнище и знаем, как выглядит недавно отлитая бронза. Бывший командир взвода скульптор Эрнст Неизвестный на фоне застывших в бронзе языков пламени поставил символ, ясно определяющий смысл монумента, — перо и штык. Памятник поставлен нашим товарищам — журналистам из «Комсомолки», тем, которые не вернулись с войны. Сверху вниз идут чеканно строгие буквы имен. Их шестнадцать: Иван Войтюк, Аркадий Гайдар, Виталий Гордиевский, Яков Гринберг, Борис Иваницкий, Лилия Карастоянова, Виктор Кривоногов, Михаил Луцкий, Леонид Лось, Николай Маркевич, Иван Меньшиков, Иван Наганов, Михаил Розенфельд, Александр Слепянов, Владимир Чесноков, Лазарь Шапиро.
Готовясь написать эту заметку, я обложился подшивками старых газет, чтобы еще раз встретить знакомые имена.
Поздно вечером 24 августа я сделал запись из книги воспоминаний о Леониде Лосе. «Он был до войны сугубо штатским… Писал о театре, рецензировал книги. На войне не только писал, но и стрелял. И был случай, когда в рукопашной схватке пустил в ход лопату…» Погиб Леонид Михайлович Лось под Ржевом. Из редакции пришла срочная телеграмма: «В деревне под Ржевом крестьяне перекололи вилами гитлеровцев и помогли войскам занять ее. Любой ценой летите на место». Утром 18 января 1942 года с полевого аэродрома поднялся маленький самолет и взял курс на Ржев… Позже стало известно, что в те же часы враг контратакой занял деревню, куда летел журналист.
