А со двора барабанили сильнее;
- Открывай, а то будем двери рубать!
- Только сунься, гад, - сказал Пашка и клацнул ружьем, переломив стволы, чтобы зарядить их.
Пашка понимал, что с бандитами, вооруженными топорами, шутки плохи. Надо было направить посланцев на рудник, и он велел Mишкe Аршину, как самому маленькому, выскочить незаметно из дома и мчаться во весь опор в ревком.
После yгpoз и окриков за дверью притихли, должно быть, готовились к штурму, позванивало лезвие топора, и вдруг раздался треск: бандиты принялись рубить створки дверей.
- Руби веселей! - закричал кто то из бандитов.
Мадмазель Таранка, услышав шум и треск, тотчас догадалась: в дом пришли настоящие грабители, те, что пугали ее в темные осенние ночи. Опасность была гораздо серьезнее той, что произошла утром, когда в дом ворвались какие-то мальчишки. Поняли это и маленькие жители детского приюта. Тут-то и поднялся истинно горький плач: Мадмазель Таранка в отчаянии металась по комнате, ломая руки, не зная, что делать. Она проклинала судьбу, что забросила ее в эту варварскую страну и нет ей, несчастной женщине, ни минуты покоя и не у кого просить защиты.
Все же она взяла себя в руки, поняв, что сидеть взаперти в столь опасную минуту нельзя. Она решила выйти из своего укрытия, сначала приоткрыла дверь и высунула голову, потом вышла сама. Ребятишки потянулись за ней, вцепившись со всех сторон в ее длинное строгое платье
Пашка тотчас увидел их. Он продолжал командовать, а сам искоса глядел на перепуганных чужеземных ребятишек, которые ужe не со страхом, а с мольбой и надеждой взглядывали на него, cвoeгo спасителя. Пашке стало жаль малышей, и он почувствовал ответственность за их маленькие жизни.
Мадмазель Таранка, встревоженная, испуганная, подбежала к Пашке. Она поняла, что он и есть старший.
- Мсье, мсье, говорила она и трогала Пашку за рукав. Виновато улыбаясь, она поглядывала на ребят, как бы спрашивая, как зовут этого отважного юношу.
Кто-то догадался и подсказал:
- Пашкой его зовут.
Мадмазель Таранка коснулась тонком рукой Пашкиного плеча:
- Мсье Пашка, мсье Пашка...
Она силилась что-то подсказать, сыпала непонятной французской речью, и Пашке надоело.
- Переведи ребятишек в подпал, - скомандовал он и строго спросил у Мадмазель Таранки: - Подвал у вас есть?
Но та не поняла и опять залопотала по-своему. Пашка махнул рукой.
Бандиты стали ломиться и в другую дверь, со двора.
- Открывай, душу вытрясем! - гремел за дверью голос, и Пашка догадался, что это кричал сам Чирва, главным бандюга.
Потом послышался их разговор:
- Микола, они оттуда двери подперли.
- А ты рубай! - И с новой яростью застучали по дверям топоры.
Приютские ребятишки заплакали еще громче, и Пашка растерялся, не иная, как успокоить малышей.
- А ну, не распускать слюни! прикрикнул он. - Таскайте мебель!
Грозный окрик подействовал на детишек. Они дружно, как муравьи, принялись таскать к дверям кто стул, кто одеяло, кто красивым кувшин, расписанный цветами, и складывали в кучу. Вот уже целая гора вещей выросла у двери, едвa не достигая потолка. На самой верхотуре стоял Володька Дед и принимал, что ему подавали. Пашка тожe взобрался нанерх и оттуда крикнул в прорубленную бандитами щель:
- Эй, уходите, а то стрелять буду!
- Мы из тебя сейчас котлету сделаем. - раздался в ответ сиплый голос.
Пашка выставил дуло стариковсой берданки и выстрелил в темноту. За дверью послышался разговор:
- Микола, они стреляют.
- А ну, подавай солому, мы их зараз поджарим.
Уже была изрублена в щены одна створка двери, трещали петли на второй, но вход надежно преграждала баррикада! Иногда она, сотрясаясь от ударов, начинала шататься. Казалось, вот-вот рухнет героическая Пашкина оборона, бандиты ворвутся в дом, но Пашка держался крепко.
Бандиты были взбешены, а может быть, они чувствовали, что со стороны рудника придет помощь осажденным, поэтому торопились взломать двери и проникнуть в дом.
Ребята стойко оборонялись. Но вдруг затрещала ставня, и в окне показался усатый бандит в капелюхе, может быть, сам Чирва. Володька Дед подхватил медного Иисуса и метнул им в грабителя. Пашка разрядил в бандита второй патрон. Тот упал; зазвенел оброненный топор. Вслед за первым налетчиком показался второй. Он спрыгнул с подоконника и, прежде чем Пашка успел зарядить ружье, рубанул его топором по плечу. Верка закричала, а Володька Дед выхватил у нее кочережку и, крякнув, ударил бандита по затылку. Тот склонился на колено, обхватив голову руками, и медленно свалился на пол.
А Пашка Огонь лежал среди разбросанных обломков мебели, обливаясь кровью. Он зажимал рукой рану, но кровь сочилась сквозь пальцы, текла по разорванному рукаву.
Упал боевой дух защитников. Малыши при виде крови в ужасе разбежались. Мадмазель Таранка сложила руки на груди и приготовилась принять смерть. Но бандиты почему-то молчали, прекратили штурм дома. Вдали послышалась перестрелка. В разбитом окне показался Мишка Аршин и радостно закричал:
- Хлопцы, выходите, наши пришли!
Немало времени и труда потребовалось отряду красногвардейцев, чтобы разобрать баррикаду и войти в дом.
Председатель ревкома стоял над раненым братишкой, окруженным приютскими детьми. Разговаривая каждый на своем языке, малыши плакали, но уже не от страха, а от жалости к благородному и грозному своему защитнику мсье Пашке.
А он, шахтерский сын, лежал бледный от потери крови. Мадмазель Таранка примчалась с пузырьком йода, с бинтом, опустилась перед ним на колени и, осторожно перевязывая рану, лопотала что-то по-французски матерински-ласковое. Может быть, она восхищалась Паншиной волей или выражала удивление, почему этот бедный русский мальчик шел на смерть за них, совсем чужих ему людей? А может быть, она разговаривала с собой и уже не ругала "варварскую страну" Россию, а благодарила ее... Кто знает, что говорила воспитательница детского приюта, только, закончив перевязку, она склонилась над Пашкой и легонько погладила теплой ладонью его высокий бледный лоб.
Пашка лежал, закрыв глаза, а доблестное его воинство, изорвавшее в бою и без того драную одежонку, стояло над своим командиром в молчаливой верности.
- Расстелите на полу шинель, понесем его на руках, - сурово проговорил Петр.
Пашка открыл глаза, поглядел на всхлипывающую Верку, на столпившихся приютских ребятишек, узнал брата и глубоко вздохнул.
- Петро, ты им здесь коммуну сделай, - сказал Пашка, передохнул и продолжал: - Коммуну устрой международным детям, чтобы они больше не играли на музыке "Боже, царя храни"...
Леонид Жариков (Илья Милахиевич Жариков) родился в семье рабочего-каменщика.
...Голод и нищета погнали в Донбасс на заработки отца Жарикова уроженца бывшей Орловской губернии. Вначале он скитался по шахтам. А потом удалось наняться на завод к Джону Юзу. Как большинство русских крестьян, отец был умельцем, мастером на все руки. Это помогло ему приобрести редкую для того времени профессию каменщика по огнеупорным печам. Так и остался старший Жариков в шахтерском кран", построил землянку в рабочем поселке Юзовке.
Здесь в 1911 году на Пятнадцатой линии и родился Илюша Жариков. Мы не оговорились, именно Илюша. Дело в том, что мать и отец хотели назвать сына Леней, но по церковным книгам ближайшим святым был Илья, и поп не захотел нарушать установленных порядков. Однако всю жизнь мальчика звали Леней. Так это имя и закрепилось за ним.
Первой отрадой в детстве была неоглядная шахтерская степь да речка Кальмиуе. А любимым развлечением - походы на завод, книги, которые читала детям мать Александра Афанасьевна. Она и была первым учителем сына.
Летом 1920 года мать и отец умерли. 15 следующем году после горьких странствий мальчик оказался в Калуге в семье дяди - Петра Николаевича Жарикова. Летом пас коров, зимой учился. В Калуге вступил в пионеры.
В Донбасс вернулся уже повзрослевшим пятнадцатилетним подростком и поступил на бывший Юзовский завод учеником токаря. А потом комсомольская ячейка механического цеха мобилизовала нескольких парней и девушек для культурной работы в деревне. Окончив в Мариуполе учительские курсы, с путевкой комсомола Леонид Жариков приехал на хутор Весело-Ивановский, в сельскую школу.
А потом снова завод, рабфак, музыкально-театральный институт в Киеве. А еще через несколько лет, когда в местном журнале был напечатан первый рассказ, - путевка в Литературный институт имени Горького в Москве.
"Повесть о суровом друге" была написана в 1938 году. Но жизнь подсказывала необходимость дальнейшей работы над повестью. В. течение пятнадцати лет Жариков продолжал эту работу...
В 1953 году "Повесть о суровом друге" вышла в окончательной редакции. И с тех пор с каждым годом ширится круг ее читателей. "Мне хотелось раскрыть природу героизма, присущего поколению революции, показать, во имя чего люди шли на смерть" - так объяснил писатель свое возвращение к любимой повести.