Ознакомительная версия.
Эта реакция на идеи итальянского Возрождения в германских городах начала проявляться на рубеже XV–XVI вв., вкупе с протестом против католической церкви, вылившемся в идейно-политическое движение Реформации XVI века. Главной мыслью первых немецких реформаторов, которых традиционно называют также и гуманистами, был призыв к борьбе против чужеземного ига, под которым понималась власть римско-католической церкви. Их призывы освободиться от «папской тирании» пронизывала истинно ядовитая злоба, направленная против Рима.
Ульрих фон Гуттен, один из первых гуманистов Германии, писал: «Решительно покончим с папской тиранией … Я готов смириться со смертью, но не с жалким рабством ».
Итак, те же призывы к свободе, как и у итальянских гуманистов, но острие их было нацелено против Рима, а не устремлено к возрождению величия Вечного города, за что ратовали итальянские гуманисты. Получается так, что гуманизм распространялся в Западной Европе не как единое течение, а как ряд противоборствующих течений.
Но, может, в немецких городах было меньше свобод и денег, чем в итальянских городах, отсюда и призывы немецких гуманистов свергнуть папскую тиранию? Вовсе нет. Немецкие города были издавна объединены в союзы: Ганза, союз Рейнских городов, союз швабских городов, которые успешно защищали свои права, вольности и возможность вести прибыльную торговлю. Даже «чистотой» нравов жизнь в немецких городах была схожа с итальянской жизнью. Т.Н. Грановский писал об этом периоде: «Каждый из значительных городов Германии имел свои страшные революции, в которых гибли лучшие граждане. Можно привести тому много примеров; уже в летописи города Роттенбурга видно, что с 1300 по 1450 г. этот город каждый год вел, по крайней мере, одну войну, иногда три, потом это не изменялось до конца XV столетия; иногда бывало даже хуже, как в 1500 г.: город Нюрнберг окружен был со всех сторон хищными рыцарями, грабившими купцов городских; горожане его прославились счастливыми экспедициями против рыцарей: без суда вешали они на своих городских башнях всех попавшихся им в плен рыцарей. К началу XVI столетия относится один любопытный памятник: записки рыцаря Гетца von Berlichingen. Он описывает сам свои подвиги, большей частью заключающиеся в разбоях на большой дороге, ограблении купцов, нападении врасплох на города. «Раз утром, – говорит он, – выехал я один в поле и подождал обоз; передо мной пробежала стая голодных волков; бог помочь, добрые товарищи, – сказал я им . – Вы отправляетесь за тем же, как и я; и это показалось мне счастливым предзнаменованием ».
В этой общественной среде, схожей с итальянской разлагающим отсутствием консолидирующей идеи, с конца XV – начала XVI вв. стало складываться особое интеллектуальное и идейно-политическое движение протеста – готицизм. Его сторонники стремились возродить и показать великое историческое прошлое древнего народа готов, прямыми предками которого считали себя народы Германии и скандинавских стран, что породило со временем умозрительное тождество готского и германского. Как видим, и в этих странах стремление спасти человеческое достоинство общества пробудило интерес к родной истории, но кроме того и приняло форму защиты своего исторического прошлого от нападок иноземных клеветников.
Характеризуя эту ответную реакцию, Свеннунг отмечал, что ревностное изучение античных авторов, благодаря которому итальянцы открыли миру величие древнеримской империи, уничтоженное германцами, в немецкой среде вылилось в не менее ревностное изучение немецких источников или источников, с помощью которых можно было бы ослабить или полностью опровергнуть обвинения итальянских гуманистов. В этой обстановке европейскому миру были заново открыты сочинения древнеримского историка Тацита, в частности его «Германия», и готского историка Иордана.
Одним из первых исторических произведений, возвеличивших германскую древность, стало произведение Франциска Иреника под названием «Germaniae exegesis», появившееся в 1518 году. В нем автор прославлял высокие моральные качества, отличающие германские народы: братскую любовь друг к другу, геройский дух – созидатель сильных держав в Европе, вечное преклонение перед мудростью и справедливостью, постижение христианского учения ранее других народов. В силу этого германцы провозглашались законными наследниками Римской империи. По замечанию шведского историка Курта Юханнессона, Иреником были сформулированы идеи, заложившие основы западноевропейского историописания, сохранившие свое влияние до наших дней.
Я бы несколько скорректировала эти слова и сказала, что Иреник заложил основы готицизма, которые стали становым хребтом значительной части западноевропейской историографии, пронесшим через века мысль о германских завоеваниях как причине возникновения государственности в Европе. Интересно, что Иреник обсуждал план своего труда с другими немецкими историками и по требованию Виллибальда Пиркхеймера, которого шведский историк Юханнессон назвал Нестором немецких гуманистов, включил готов в число германских народов, что и оформило идею тождества готского и германского, столь привычную нам.
Возникнув в нездоровой обстановке несправедливых обвинений и предъявления абсурдных исторических «счетов», готицизм изначально был обречен сделаться рассадником исторических мифов и утопических взглядов, во что он на самом деле и воплотился.
В завершение этого краткого обзора необходимо отметить, что исторические препирательства между представителями итальянской гуманистической историографии и сторонниками готицизма стали фоном для еще одного идейного противостояния в Западной Европе, а именно, славяно-германского.
Для представителей готицизма стремление защитить историческое прошлое германских народов от критики итальянских гуманистов вылилось в упорное желание отыскать объект, на который можно было бы, в свою очередь, перенести обвинения в варварстве, темноте, неспособности к цивилизованному развитию. Такой объект был отождествлен со славянскими народами. Сам по себе этот спор – целиком и полностью порождение западноевропейской идейной традиции, перенесенной в Россию в XVIII веке Г.З. Байером, Г.Ф. Миллером, А.Л. Шлецером, а также другими представителями западноевропейской общественной мысли, вместе с набором представлений, известных в науке под названием норманнская теория.
XVIII век стал тем временем, когда многие из западноевропейских историографических представлений, сложившихся в течение предыдущих столетий, стали достоянием российской общественной мысли и начали влиять на развитие российской исторической науки.
О шведском готицизме и рудбекианизме как изложницах норманнизма
XVI в. был во многом переломным периодом в развитии историографии многих стран Западной Европы. В это время в Европе интенсивно развивался процесс накопления исторических знаний друг о друге: извлекались из библиотек забытые источники, фиксировалась устная традиция, шел отбор материала о наиболее существенных исторических событиях европейской истории. Но параллельно в западноевропейской историографии нарастала и другая тенденция – тенденция мифологизирования исторического прошлого своих народов, где наиболее активную роль сыграли представители готицизма.
Представители немецкого готицизма создали конструктив тождества готского и германского . Кроме того, Пиркхеймер предложил упомянуть и шведов как один из народов «на германских островах» [1] , что было естественно, поскольку юг Швеции стал мыслиться как прародина готов. Таким образом, тождественность германского и шведского, сиречь скандинавского, которым с такой легкостью оперируют современные норманнисты, является не естественным результатом исторического развития, а – рукотворным произведением ученой среды Германии XVI века.
Включение Швеции как прародины готов в искусственный гото-германский историографический симбиоз вдохновило шведских историков и литераторов XVI в. на создание исторических произведений, бравурно прославлявших воображаемое величие древнешведской истории. Шведский историк Нордстрем отмечал, что романтика готицизма была формой национального самоутверждения в условиях римско-католической культурной гегемонии. Римское и готическое провозглашались итальянскими гуманистами как антиподы, соотношение между которыми было равнозначно соотношению понятий «культура» и «варварство». «Потомки римлян, – писал Нордстрем, – они не забыли чужеземное владычество в Италии выходцев с Севера, поэтому «готское» стало для них ненавистным эпитетом всего, что было чуждым их латинскому классицизму. Но уже в ранний период поднимается в нас чувство патриотизма против изысканного отвращения гуманистов к готскому имени… И тон здесь был задан Юханнесом Магнусом» [2] .
Ознакомительная версия.
