Ознакомительная версия.
С интересом следил Густав Ваза за работами немецких историков. Большой интерес вызвало у него творчество авторитетного немецкого гуманиста С.Мюнстера, основной труд которого «Космография» вышел на немецком языке в 1543 г., после чего переиздавался 45 раз на шести различных языках. «Космографии» Мюнстера многие хотели придать значение продолжения традиций Тацитовой «Германии». Густав Ваза очень интересовался работой Мюнстера и передавал ему свои пожелания написать труд, который вернет готскому имени тот блеск, который озарял имя готов в трудах древних писателей. Свою «Космографию» Мюнстер посвятил Густаву Вазе. В его труде представлено множество сведений как о землях и народах Европы, так и о наиболее значительных европейских правителях и династиях. Среди прочих правителей был назван Мюнстером и древнерусский князь Рюрик, призванный в Новгород из народа вагров, или варягов, главным городом которых был Любек («… aus den Völckern Wagrii oder Waregi genannt, deren Hauptstatt war Lübeck») [4] . Никаких протестов со стороны Густава Вазы это сообщение не вызвало – миф о Рюрике из Швеции еще не был рожден. Около 1550 г. Густав Ваза обратился к герцогу Модены с просьбой сделать для него копию с портрета одного из предков шведских королей, сохранившегося в Италии. Возможно, как считает шведский историк Юханнессон, имелся в виду портрет Теодерика, Тотилы или какого-то другого остготского короля и в планах Густава Вазы было создать портретную галерею, которая, что называется, наглядно бы демонстрировала генетическую связь династии Ваза с героическим готским прошлым.
На этом фоне становится понятным, почему хроника И. Магнуса о конунгах свеев и готов была принята Густавом Вазой и его преемниками как официальная история Швеции. Труд И. Магнуса заполнял идеологическую лакуну, создавшуюся в шведском обществе, приняв за историческую данность все фантомы готицизма и создав из них грандиозную феерию в качестве пролога к шведской истории. Говоря современным языком, в период правления Густава Вазы хроника Магнуса явилась политически корректным трудом, и именно поэтому она была призвана стать официальной историей Швеции и влиять на умы общества страны вплоть до XVIII века. К XVIII в. барочная пышность изображений готских подвигов стала изживать себя, на смену им стали приходить другие идеологические концепции, и историческая мысль Швеции, сделав виток, отринула Иоанна Магнуса. Но как шутили когда-то, культ умирает, но служители остаются: часть исторического наследия И. Магнуса законсервировалась в трудах последующих поколений шведских историков и получила новое рождение под иными личинами. Приведу несколько выдержек из труда И.Магнуса, поскольку в них можно обнаружить много идей, легко узнаваемых в трудах современных норманнистов.
Главным источником для И.Магнуса являлся, безусловно, готский историк Иордан. Но рассказ у Иордана об острове «Scandza» весьма скуп. Он кратко сообщает о том, как готы отплыли с острова под предводительством короля Берика (Иордан – единственный автор, который упоминает Берика), после чего достигли устья Вислы, подчинили или потеснили народы южнобалтийского побережья, а по прошествии многих лет продолжили свое движение к югу. Шведский историк Нордстрем пишет, что из нескольких строчек Иордана И. Магнус создал пространное историческое полотно в жанре свободной фантазии. Три корабля Иордана, на которых готы покинули Скандзу, разрослись у Магнуса в целую флотилию, пара слов о победе над вандалами – в насыщенные подробностями батальные сцены с демонстрацией блистательных побед готов по всему балтийскому побережью от Прибалтики до Мекленбурга, с перечислением имен готских правителей, которых не знает ни один источник. Под пером И. Магнуса весь регион Балтийского моря превратился в гигантскую готскую державу, управляемую победоносными и могущественными готскими конунгами и просуществовавшую около ста лет, чтобы далее продолжить свою блистательную историю в южных землях, в Причерноморье, где готы стали выступать под именем скифов [5] . Смелою рукою вводит Магнус в свое произведение хронологию, облекая ее потоками литературного сочинительства: «В год 836 после всемирного потопа Берик был единодушно избран свеями и гетами королем обоих королевств… В конце концов, было принято единодушное решение собрать войско достаточной силы для того, чтобы победить и подчинить неприятельские страны…». Следуя за готами в Причерноморье, Магнус плавно вводит в свое произведение историю скифов, свободно преподнося ее как историю шведо-готов. И вот уже под его пером предки шведов – готы выступают как завоеватели Азии, как соперники древнеегипетских фараонов. Многие известные герои древности, согласно Магнусу, были готского (читай – шведского) происхождения, но их готские имена оказались искаженными в последующем историописании. Например, по убеждению Магнуса, имя героя сказаний о Троянской войне Телефа – это искаженное греками готское имя Елефф, которое до сих пор встречается в Швеции. Но потом к нему подставили букву m, что сделало готское имя неузнаваемым [6] . Однако по характеру Телеф – настоящий гот, поскольку он – мужественный и непобедимый, унаследовавший готский характер от своей матери. Таким образом, Телеф причислялся Магнусом к готским королям и возводился в прямые предки королей Швеции. Подобная методика была типична для готицизма вообще, как шведского, так и немецкого. Приведенные рассуждения Магнуса легко ассоциируются с норманнистской методикой. Вспоминается, например, крупнейший российский норманнист XIX М.П. Погодин, который писал о гордой и страстной, «истой норманке» Рогнеде, об истинном витязе в норманнском духе Мстиславе Владимировиче или о «норманнском характере» Святослава и пр. Возникает вопрос, а что это такое есть «истинный норманнский дух» или «истинный норманнский характер» и чем он отличается от духа неистинного? Откуда это романтическое любование вместо научной аргументации? Судя по всему, утопические образы, как живые организмы, кочуют во времени и пространстве, возрождаясь в подходящей среде.
Приведенные примеры показывают, что готицизм уже с самого начала не имел научного характера. Рожденный духом протеста против нападок итальянского гуманизма, также злоупотреблявшего использованием исторических источников в политико-идеологических целях, готицизм дал начало историческому мифотворчеству самых необъятных масштабов, когда известные источники стали препарироваться и домысливаться с безграничной фантазией в угоду схоластическим версиям. При этом вырабатывалась определенная методика. Когда не хватало собственных материалов и источников для сооружения исторической конструкции, то совершался рейд в чужую историю, материалы и источники которой объявлялись своими и начинали осваиваться для собственного историописания. В приведенном выше примере И.Магнус свободно и деловито преподносит древнегреческие источники как источники по истории древнешведских королей. Другим примером подобного рода является история тракийских и фракийских народов, называемых греками общим именем гетов. Она, как известно, использовалась уже Иорданом для реконструкции готской истории, но с еще большей свободой заимствуется эта история Магнусом для его фантазийной истории гото-шведских предков. В частности, материалы из этой истории привлекаются Магнусом для того, чтобы снять с готов обвинение итальянских гуманистов в варварстве. Магнус стремился доказать, что готские предки прославились не только воинской доблестью, но своей духовной культурой и религиозными традициями.
И в этом контексте он приводит историю прославленного Замолксиса – ученика Пифагора, ставшего объектом почитания у гето-даков. Логика Магнуса понятна: он идет вслед за Иорданом, предложившим гетов считать готами, поэтому гето-дакийский Замолксис является для Магнуса законным персонажем готской истории и предком шведов. Имея в виду Замолксиса и его проповеди в русле пифагорейской школы о переселении душ, Магнус провозглашает: «Надежные лица засвидетельствовали, что готы много больше других народов были прославлены своей премудростью и разумением и уже на заре истории приняли от высокоученых мужей идею о бессмертии души…» [7] . Мысль о Замолксисе как предке шведов получила дальнейшее развитие у шведских историков XVII века. Нордстрем приводит высказывание известного шведского историка Иоанна Мессениуса (1579–1636), который в 1614 г. назвал Залмоксиса первым шведским законодателем («…primas ferme Suecorum Gothorumque Leges a Zamolxe conditas…»). Особого расцвета, по словам Нордстрема, подобные фантазии достигли в русле рудбекианизма, сохранявшего место влиятельного течения западноевропейской исторической мысли до середины XVIII века. Еще шведский поэт и литератор О.Далин (1708–1763), опубликовавший в период 1747–1761 гг. трехтомную историю Швеции, основанную на самой безудержной фантазии, причислял Залмоксиса к предкам шведов. Римская история также не избежала попыток И.Магнуса «объединить» ее с готской, каковая для него была идентична шведской истории. Так, он доказывал, что римский Марс, по сведениям некоторых античных авторов, был рожден среди гетов, т. е. среди готов, и, следовательно, Марс – готского происхождения. Поэтому, согласно Магнусу, в римском Марсе следует видеть не кого иного, как Одина [8] (таким же образом норманнисты пытались в древнерусских Перуне и Волосе видеть скандинавских Тора и Одина, причем с такой же «научной» обоснованностью).
Ознакомительная версия.
