В такой обстановке сама логика подсказывала осуществление, во-первых, быстрого перевода ряда производств из других бывших республик в пределы России (необходимость которых была критической), во-вторых, заключения большого числа новых договоров со смежниками из «суверенных» государств, в-третьих, проведения «мягкой» политики по созданию новой системы рыночных отношений. Все эти подходы, взаимно друг друга дополняющие, однако требовали одного условия – обеспечения управляемости всего народного хозяйства как единой народно-хозяйственной системы. Разумеется, достигнуть этой задачи было нелегко, поскольку все предыдущие годы непрерывного волюнтаристского экспериментаторства привели к предельной разбалансированности всех отраслей экономики Российской Федерации. Но задача тем не менее была вполне решаемой, поскольку все главные отрасли экономики были государственными и управлялись через административные импульсы, исходящие из единого Центра, хотя они, как я выше указывал, были основательно разбалансированы и ослаблены. К тому же были высвобождены крупные финансовые ресурсы из сферы Министерства обороны и ВПК, которые могли играть позитивную роль в восстановительный период, компенсируя общее снижение доходов государственного бюджета (в результате остановки предприятий, начавшегося процесса уничтожения производственных мощностей, а затем и приватизации).
Следовательно, задача первого этапа реформы объективно заключалась в воссоздании системы управления на каких угодно основаниях – с целью быстро завершить период упадка и разбалансированности и создания прочной базы коренного реформирования. Эту простую логику, понятную для всякого среднеподготовленного управленца (что на частном, что на государственном предприятии – какая разница?), не поняли ни Ельцин, ни Гайдар, ни Черномырдин. Причем им всем была свойственна одна черта – маниакальная боязнь высокого начальства, готовность мгновенно изменить свое мнение при малейших признаках несогласия вышестоящего должностного лица.
А это именно та черта характера личности, которая никогда, ни при каких обстоятельствах не порождает из такого руководителя подлинного лидера. Он остается исполнителем чужой воли, элементарной марионеткой. И руководствуется лишь импульсами, исходящими из сферы высоких инстанций, и коль скоро «задача-программа» ему поставлена – порой нереальная и, возможно, с изъянами, – он упорно, со страстью, будет добиваться ее выполнения.
А в нашем, отечественном, случае эта ущербная «задача-программа» была задана требованиями МВФ и подкреплена мощной прямой поддержкой Министерства финансов и Госдепартамента США. А «гарантами» исполнения всех этих договоренностей президентом и правительством стали граждане США – советники в том числе десятки третьестепенных профессоров и агентов спецслужб, самым продвинутым из которых оказался профессор из Гарварда Джеффри Сакс (на первом этапе), познания которого я сравнил с уровнем своего «неплохого аспиранта из Плехановского института» (после длительной беседы с ним). Хотя, возможно, я и не был прав, но такое у меня тогда сложилось мнение.
Так вот, вместо того чтобы упорядочить систему народно-хозяйственного управления, «правительство реформаторов» (с моей точки зрения – «правительство контрреформаторов) оставляет в стороне эту величайшую проблему и выдвигает совершенно другую задачу как главную – предельно ускоренный переход к рынку. И прежде всего объявляет курс «сплошной приватизации».
Я не буду затрагивать этот вопрос по сути, мы его разберем в самой книге, в разных ее частях, согласно логике публицистического исследования, не забывая, что книга предназначена не для профессиональных экономистов, а для широкого читателя. Сообщу лишь то, что эта модель реформы, которую взялся осуществить Гайдар, не была его изобретением, она широко дискутировалась в восточноевропейской литературе с того периода, когда премьер демократического правительства Польши Бальцерович первым вбросил этот термин в публику – «шоковая терапия». Но и он, пан Бальцерович, был всего лишь автором термина, а содержательная часть этой самой пресловутой «шоковой терапии» была полностью заимствована из известной доктрины «Вашингтонского консенсуса». Она, в свою очередь, первоначально была разработана рядом американских профессоров под эгидой МВФ, причем специально для стран Латинской Америки под руководством профессора Дж. В. Уильямсона из Петерсоновского института мировой экономики Гарвардского университета.
Вот эту программу реформ и взялся осуществить для российского народа Егор Гайдар, а затем и Виктор Черномырдин при полном одобрении со стороны Бориса Ельцина. Эту программу еще осенью 1991 года доставили в Москву для Ельцина «посланцы» Гарвардского университета. Главная идея «программы» состояла в чисто умозрительном заключении: ускоренная приватизация приведет к тому, что проблема сбалансированности и управляемости экономикой, реально существующая, «рассосется сама собой». Быстро возникший якобы рынок полностью заменит необходимость государственного регулирования (в том числе проблемы взаимных поставок комплектующих, изделий, деталей, машин, оборудования, сырья и т. д.).
Это было предельно теоретическое, абстрактное суждение, основанное на «книжных» представлениях о рынке, в соединении с идеями иностранных советников, которые понятия не имели о том, что такое социалистическая экономика, что такое Российская Федерация, ее республики, области, края, как они развиваются. Оказав огромное давление на парламент и добившись тех задач, которых они хотели достигнуть на первом этапе, контрреформаторы осуществили и «свободные цены», и денационализацию. И буквально обвалили все производство, породив высочайший уровень инфляции и создав условия, когда жизненный уровень населения стремительно покатился вниз.
Обычно в демократических странах правительство, не справившееся с поставленными задачами, уходит в отставку – это правило, и ничего особенного в этом нет. Этого следовало ждать и от правительства Егора Гайдара, а затем и Виктора Черномырдина. Я думаю, он и сам готов был это сделать. Но здесь вступили в действие уже законы другого жанра борьбы за власть, к которым я не был готов.
К огромному моему (и не только моему) удивлению, президент Ельцин стал на путь откровенной борьбы… с парламентом, его же породившим! Это было для меня трагедией – моральной, нравственной, этической. Я тогда, поняв крах своих надежд, решил подать в отставку с поста председателя Верховного Совета – это было в марте 1992 года. Разговор с Ельциным был трудным, мучительным для нас обоих. Он долго, упорно уговаривал меня не уходить, заверял, что он, Ельцин, «демократ до мозга костей», у него нет замыслов стать диктатором, высшая цель для него – это процветание России. И для этого ему нужен я, который очень хорошо управляет Верховным Советом и съездом народных депутатов. «Вы, Руслан Имранович, делаете это лучше, чем я. Вы умеете проводить свою линию, умеете убеждать, никто лучше вас не подходит для роли председателя», – так и еще более убедительно говорил он тогда. Ельцин заверил меня в том, что все основные решения, касающиеся общегосударственного масштаба, его указы, назначения на ответственные должности – в части социальной, экономической и научной, он будет согласовывать с парламентом и во всяком случае со мной.
Ну как не поверить? Я думаю, это была моя большая ошибка. А дальше началось то, что неизбежно должно было начаться, – поиск виновного в провале политики. Должен сказать, что обвинения во вмешательстве в правительственную экономическую политику со стороны Верховного Совета – это правда. Но суть проблемы состояла в том, что, согласно действующей Конституции, за проведение экономической политики главной ответственной силой являлись не только правительство и президент, но и Верховный Совет. И для меня ясно и то, что, если бы российский парламент властно не вмешивался в дела управления страной, ельцинисты ее разнесли бы в клочья еще к концу 1992 года; кстати, некоторые близкие соратники Ельцина и не скрывали эти свои замыслы по разрушению уже Российской Федерации.
Создание «Уральской республики» одним из самых близких клевретов Ельцина было не случайностью, как и то обстоятельство, что в моей родной Чечено-Ингушетии, которая должна была быть моим общественным оплотом, слабый и ничтожный партбюрократ, разваливший богатейшую республику, был заменен подлым, коварным человеком в генеральских погонах, который начал буквально войну с председателем Верховного Совета России. А как восторженно захлебывалась тогда (1991–1993 гг.) московская «демократическая» печать, описывая «подвиги» этого ничтожного генерала по «уничтожению последних реликтов «империи зла – СССР», то есть Российской Федерации! Сегодня они, эти писаки-интриганы, вынужденно, из страха перед окрепшей властью, объявили себя «патриотами», но тогда, в 90-е годы, они готовы были разнести в клочья страну!
