В плане же этом была повторена гофмановская идея антикоммунистической коалиции. Гофман придал своей идее вполне конкретный облик: совместно с большим любителем закулисной дипломатии Арнольдом Рехбергом (братом немецкого калийного короля) он разработал довольно стройный план совместного похода трех европейских держав — Германии, Англии и Фракции — против Советской России[12]. Как характеризовал этот план видный английский дипломат тех лет BHIKOHT д'Абернон, Гофманом «владела идея, что ничто в мире не сможет совершиться, пока силы Запада не объединятся и не повесят советское правительство»[13]. Формулировка грубая, но она отражает замысел антикоммунистов 20х годов, среди которых Гофман был заметной фигурой.
Об идеях, обуревавших Макса Гофмана и Арнольда Рехберга, можно судить по тем письмам, которыми они обменивались между собой и с другими своими единомышленниками. Так, в мае 1919 года Рехберг задал Гофману «теоретический» вопрос: может ли Антанта одна расправиться с Советской Россией? Генерал глубокомысленно отвечал:
«С военной точки зрения нельзя доказать, что Антанта не может обойтись без нас. Однако для Антанты, естественно, было бы легче и проще решить русский вопрос в содружестве с нами... Итак, надо аргументировать не с военных, а с политических позиции, ежели англичане захотят совместно с нами вести борьбу с большевизмом.
Разумеется, обладая опытом военных операций на Востоке, я уже давно думал о том, как быстрее всего провести поход против большевиков. Однако следя за ходом переговоров [в Версале. — Л. Б.], я боюсь, как бы Антанта, заполучив мой план, не стала бы его проводить в жизнь сама, без нас. Итак, уточнять вопрос — как провести поход против большевиков — я готов лишь тогда, когда меня попросят»[14].
В отличие от Гофмана полковник рейхсвера Бауэр был не так боязлив: он называл Рехбергу реальные цифры. По его заверениям, всего для разгрома Советской республики нужно 50 — 60 дивизий, а Германия должна будет выставить около 200 тысяч солдат, исходя из «предпосылки, что большевики не окажут существенного военного сопротивления». Приняв близко к сердцу общий замысел, Рехберг действовал очень активно и, как он сам писал в сентябре 1919 года одному из своих друзей, «вел уже несколько месяцев переговоры с Францией и Англией по поводу ориентации европейской политики в соответствии с вышеозначенным планом». Иногда, правда, он пускал слезу: «Это, конечно, непростая задача — свести вместе три государства, которые долгие годы вели ожесточенную борьбу между собой». Тем не менее ему удалось, по его собственному признанию, заручиться поддержкой со стороны Бриана, Клемансо и Фоша во Франции, лорда Сесиля, Черчилля и Ллойд Джорджа в Англии, а также проинформировать о замысле главу американской военной миссии в Берлине Паркера. Последний сообщил ему после запроса в Вашингтоне, что США не прочь обеспечить за собой «некоторые особые интересы в России».
Мы знаем, что генералу Гофману не удалось осуществить свой план, — и в этом оказались повинны не господа из стран Антанты, стремившиеся выманить у генерала план «быстрой» расправы с большевизмом, а те самые большевики, которых генерал Гофман и полковник Бауэр уже видели на своей штабной карте разгромленными. Предпосылки Бауэра оказались фальшивыми. Потерпели позорное фиаско все попытки разгромить — в одиночку и сообща — непобедимую армию молодой страны социализма. Но Гофман и Рехберг не унимались и вплоть до 30-х годов разрабатывали новые планы: то франко-германской, то англо-германской военной коалиции против СССР. На этот раз речь шла о 300-тысячной армии, после успеха которой Германии предстояло занять «равноправное место в экономическом восстановлении России, освобожденной от большевизма» (из письма А. Рехберга полковнику рейхсвера фон Шлейхеру от 24 февраля 1927 года).
От Гофмана не отставал генерал Людендорф, ставший автором доброй дюжины книг (в том числе и книги «Тотальная война», название коей ничтоже сумняшеся плагиировал для своей пропаганды д-р Йозеф Геббельс).
Генералы не только писали книги, но и развивали свои идеи в салонах капитанов германской индустрии: Людендорф — в кругу мюнхенских промышленников, Гофман — в салонах Арнольда Рехберга и крупнейших магнатов Ростерга и Дина. Могут спросить: но причем здесь Гитлер? Какая могла быть в те годы связь между безвестным завсегдатаем мюнхенских пивных и могущественными баронами Рура?
Вопрос о том, какие социальные силы привели Гитлера к власти, продолжает интересовать историков до сегодняшнего дня, и нельзя сказать, что этот интерес является чисто академическим. В конечном счете предупредить повторение роковых событий прошлого можно лишь в том случае, если будет поставлен социальный диагноз агрессии. Тем самым анализ социальных корней нацизма приобретает исключительно важное и принципиальное значение.
К этому надо добавить еще причину личного порядка, которая заставляет автора более подробно остановиться на данном вопросе. Она состоит в следующем. Некоторое время назад я написал книгу «По следам Мартина Бормана». Эта книга, вышедшая также на немецком языке, вызвала ряд откликов, в том числе и со стороны одного из самых солидных буржуазных публицистов Западной Германии, ныне покойного Пауля Зете. Весьма доброжелательная, эта рецензия тем не менее предъявила автору ряд упреков — в первую очередь упрек в предубежденности социального анализа. Отметив, что в рецензируемой книге предпринимается попытка «объяснить феномен Бормана и других фюреров нацистской партии историей классовой борьбы» и что для автора «Борман является болотным цветком пучин капитализма», Пауль Зете замечал: «Экономическое понимание истории может помочь историку. Западные авторы сделали бы доброе дело, если бы они больше уделяли внимания этому методу. Но тот, кто, подобно Безыменскому и его марксистским друзьям, проявляет такую односторонность при защите своей точки зрения, совершает ошибку». Зете утверждал, что нельзя строить вывод о связях Гитлера с монополиями на цифровых данных пожертвованиях крупных фирм в пользу Гитлера, ибо эти пожертвования, по мнению Зете, потекли в нацистскую кассу только после того, как Гитлер пришел к власти[15]. Пауль Зете был сравнительно «терпим» в своих формулировках. Зато такой западногерманский историк, как Вильгельм Тройе, прямо объявляет связи между нацизмом и монополиями «вымыслом». Немецкий промышленный институт в Кёльне даже выпустил специальную работу, в которой отрицается всякая причастность промышленников к приходу Гитлера к власти. Откуда же такое усердие?
Начнем с вопроса об источниках финансирования той или иной партии в условиях веймарской Германии. Даже если исходить из общеизвестного факта, что нацистской партии удалось в конечном счете получить голоса 14 миллионов избирателей, то любой человек, знакомый с механизмом буржуазной парламентской демократии, поставит перед собой вопрос о финансовых источниках подобного успеха. Далее, любой человек, имеющий представление о том, чего стоит содержание постоянных военизированных сил, спросит: откуда брались деньги на многосоттысячные штурмовые и охранные отряды Гитлера?
Вопросы финансирования, несомненно, ставили перед собой также Гитлер и другие руководители тогда еще малочисленной партии, которая начинала свою борьбу за власть: ведь в эту борьбу за власть нацистская партия включалась в условиях, когда основные средства немецких фирм шли на финансирование ведущих парламентских партий буржуазии — немецкой национальной партии или немецкой католической партии центра. Все это было так. Но тем не менее — или именно поэтому с самых первых шагов нацизма его руководители ориентировались на крупных «доброхотных деятелей». Списки же «доброхотных деятелей», вносивших пожертвования в фонд гитлеровской партии НСДАП, читаются как регистры крупнейших фирм тогдашней Германии.
Однако в отношениях между этими фирмами и гитлеровской партией были свои тонкости. Прежде всего: если в истории гитлеризма что-либо и маскировалось с предельным усердием, то именно его связи с финансовым и промышленным капиталом. Началась эта маскировка давно — и первым ее проявлением было то, что Гитлер вошел в политическую жизнь Германии не с парадного хода, не по ковровой дорожке. Это, как ни странно, оказалось очень кстати. Постепенно стала складываться легенда о «человеке из самых низов», чуть ли не с нар ночлежки. Как писал видный западногерманский социолог Эрих Нольте, хозяином Европы стал «человек из притона»[16].
Яо нет легенд, которые остались бы неразоблаченными. Лопнула и легенда о Гитлере как «человеке из низов». Очередной удар ей невольно нанес западногерманский историк Вернер Мазер, автор вышедшей в 1965 году книги «Ранняя история национал-социализма»[17]. Мазер решил заняться молодыми годами Адольфа Гитлера и, в частности, исследовать знаменитые венские ночлежки, которые неизменно присутствуют во всех биографиях фюрера. Вот одна из них — на венской улице Мельдеман-штрассе, 27. Оказывается, это была вовсе не ночлежка, а весьма дорогой пансион. Другая ночлежка — в Мейдлинге. Но сюда Гитлер попал не из-за недостатка средств, а для того, чтобы укрыться... от воинской повинности. Все остальные адреса — пансионы и респектабельные меблированные комнаты.
