- Вы же все-таки сержант, - нарочно выпустив слово "младший", многозначительно проговорил Ромашков.
- Капитан Земцов обещал разжаловать, - глубоко втягивая воздух, сказал Нестеров.
- Далеко зашло, - покачал головой Михаил. - Что же вы такое совершили?
- Рапорт подал.
- О чем вы писали рапорт?
- По личному вопросу обращался, - с трудом выговаривая слова, отвечал Нестеров. - Насчет этого самого...
- А ты посмелее, сержант, откровенно говори, - непроизвольно переходя на "ты", подбодрил его Ромашков. Он чувствовал, что у сержанта на душе тревожно.
- Да, уж скажу начистоту. На счет расписки обращался...
- Какой расписки?
- Стало быть, обыкновенной. Просил разрешения в загс сходить.
- То есть, как это в загс? - удивленно спросил Михаил.
- Вот это развеселил! - воскликнул Пыжиков. - Значит, задумал жениться?
- Так точно, товарищ старший лейтенант, - сгребая ладонью выступившие на лбу капельки пота и поглядывая на изменившиеся лица офицеров, облегченно ответил Нестеров.
Офицеры молча переглянулись. Старший лейтенант, стараясь сдержать приступ смеха, отвернулся, нагнувшись, взял лежавший у ног кусок щебня и отбросил его к забору, где колыхалось подвешенное на веревке белье.
Капитан Ромашков, пряча улыбку в строго поджатых губах, с нарастающим интересом смотрел на Нестерова. "Так вот она "история с прачкой", - вспомнив ухмылку дежурного, подумал Михаил.
Нестеров, помаргивая светлыми ресницами, безостановочно вертел в покрасневших от солнца руках конец ременного повода, глядя куда-то в сторону.
За забором в кустарнике щебетали птички. Над пограничной вышкой кружился орел. Казалось, что в этой сонной утренней тишине можно услышать шум его крыльев. Но сейчас было слышно, как белоногий конь, пережевывая травянистую пену, позванивая колечками, словно свадебными бубенцами, мерно дышит, щекоча теплой губой солдатский затылок.
- Значит, решил вступить в законный брак? - Ромашков не мог скрыть озадаченной улыбки, потянул пальцами козырек фуражки и наклонил голову.
- Так точно, товарищ капитан, приходится, - убежденно и решительно ответил Нестеров.
- Как это приходится? Тебе еще служить больше года, - сказал Михаил, чувствуя, что своим упрямым и настойчивым взглядом солдат ставит его в тупик. За внешним смущением и подкупающей застенчивостью скрывалась твердая сила воли, сломить которую было не так-то легко.
- Я понимаю, что не положено, - пошевеливая белесыми бровями, продолжал Нестеров. - Все, товарищ капитан, понимаю. А оно выходит так, что тут моя судьба...
- Да он просто голову морочит!
- Ладно. Погоди! - движением руки Михаил остановил Пыжикова и, обращаясь к Нестерову, спросил: - Что вам ответил капитан Земцов?
- Товарищ капитан Земцов взыскание дал... Потому что я самовольно за забор вышел, тут неподалеку.
- На свидание, что ли? - снова вмешался Пыжиков.
- Так точно. Я просился два слова сказать, а капитан не отпустил.
- Можно было и здесь сказать, - посоветовал Ромашков, неприязненно думая о крепконогой прачке, которая издалека показалась ему старше сержанта лет на двадцать.
- Разве она сюда пойдет? Что вы, товарищ капитан! - поднимая на Ромашкова удивленные голубые глаза, проговорил Нестеров.
- А где она живет? - спросил Петр.
- На рыбозаводе. Пекарем работает, - ответил Нестеров.
"Значит, совсем не то, - подумал Михаил. - Черт знает, какая ерунда получилась".
- Надо же ей объяснить, - сказал он Нестерову, что до окончания службы вам жениться не полагается.
- Сто раз объяснял, товарищ капитан! Да разве втолкуешь? Не могу ждать - и все. У нее свой резон.
Нестеров глубоко вздохнул. Потрогав ладонью изуродованную мочку уха, он снял пилотку и вытер упругий, похожий на пятку подбородок, который сильно выдавался вперед и подчеркивал упрямый характер северянина. А светлые, с голубинкой глаза излучали скрытое в них лукавство и самобытный, по-мужицки расчетливый ум.
- Какой же у нее резон? - спросил Пыжиков. - Почему она так торопится?
- Да как вам объяснить? - вздохнул Нестеров. Дело тут такое, что не может она ждать целый год, вот и все.
- Если любит, так подождет, - назидательно проговорил Петр.
- Это все верно, конечно... Каждый человек любит свой мотив и поет, что ему нравится.
- А может, она того... Ну? - Подыскивая подходящее слово, Пыжиков щелкнул концами пальцев. - Может, у вас уже...
- Думаете ребенок? - перебил его Нестеров. - Нет, товарищ старший лейтенант, промеж нами ничего такого не было. Этого она не позволяет. Тут пытались некоторые хлюсты из рыбаков, да и из наших тоже. В этом деле, - Нестеров довольно улыбнулся, - она занимает пока круговую оборону... Но я понимаю, ей тоже трудновато приходится. Есть у них на заводе рыбак Брошка, бравый такой, форсун несусветный, он все время к ней ломится и на счет женитьбы сеть закидывает. Заработок у него две тыщи в месяц, да и она кое-что для свадьбы припасла. А тут и другие не прочь пришвартоваться, потому что девчат на рыбозаводе всего только две: Надежда моя и Настя, которая в зеленых штанах ходит, погоду наблюдает в своей будке и градусы в море высчитывает. Их значит две, а ухажеров - полроты. Наши киномеханики, что с вами приехали, ездят туда картину крутить и тоже не прочь заморочить голову. Офицер тут один из ПВО тоже цветочки приносит. Попробуй, утерпи... Никакая оборона не удержит. Вот она и торопит меня. А я, скажем прямо, не какой-нибудь писаный красавец, чтобы больше года еще ждать. А она такая девка, что кого хошь раскипятить может. Глядишь, томится, томится, да и сама вспыхнет, и аминь мне тогда... А я желаю расписаться и к матери моей в деревню ее отправить, вот и все. На лице Нестерова остановилась и замерла мрачноватая улыбка. Он глядел на капитана Ромашкова синеватыми, как небо, глазами и ждал ответа на свой житейский вопрос.
Глава пятая
За годы службы капитану Ромашкову случалось наблюдать всякое: были и самовольные отлучки, и любовные истории, и выпивки, которые иногда печально заканчивались - в трибунале. Встречались парни, отсталые, малограмотные, выросшие в годы войны в полубеспризорном состоянии, нередко без отцов и матерей. Отцы дрались на фронтах, а матери работали, делали пушки и снаряды, выращивали хлеб и махорку. Нелегко многим детям было и в послевоенные годы. В школе и рабочих коллективах старались привить им навыки дисциплины и трудолюбия, но не всегда это удавалось.
А здесь, на границе, каждого прибывшего парня, какой бы ни был у него груз в прошлом и какой бы характер он не имел, надо было сделать солдатом, да и не просто солдатом, а пограничником, которому оказывается исключительно большое доверие, поручается настоящее государственное дело.
Ромашков на опыте знал, что с каждым молодым солдатом надо было работать много и долго, отдавать душу и сердце, как отдавали ему, Ромашкову, офицеры, с которыми он встретился сначала в военкомате, потом на учебном пункте, в школе сержантского состава и, наконец, на границе. Капитан шел своим и тоже нелегким путем. А вот каким путем идет младший сержант Нестеров? Все это надо изучить, осмыслить и сделать правильные выводы.
- У вас, товарищ Нестеров, есть отец? - после напряженного раздумья спросил Ромашков.
- Никак нет, товарищ капитан Погиб на фронте.
- У меня тоже отца нет, - сказал Михаил. И, помолчав, добавил: - А все же на счет женитьбы не торопись, подумаем.
- И так, товарищ капитан, каждый час думаю.
- А когда на границе, тоже о ней думаешь?
- Бывает, - сумрачно ответил Нестеров, начиная понимать, что этот молодой широкобровый капитан добирается до самых корней его души.
- Ну, предположим, товарищ Нестеров, что тебе командование разрешит жениться, затем это же сделать захочет другой, третий... Что же это за пограничники будут?
Нестеров потер ладонью лоб, но ничего не ответил. Его веснушчатую, порозовевшую щеку беспощадно жгло южное солнце. Полусонно и тяжко вздыхал присмиревший конь, изредка и вяло помахивая коротким хвостом.
- Рапорт, товарищ Нестеров, мы, конечно, рассмотрим, поговорим по душам и решим, как тут быть. А сейчас расскажите, что за история произошла у вас с прачкой Ефимьей?
Нестеров оживился:
- Уж и это успели наплести? Не знаю как, товарищ капитан, но случай такой вышел. Опять же мне за него влетело...
- А что за случай?
- Это длинная история. Разрешите отпустить коня?
- Отпустите. Он и без вас дорогу найдет.
Нестеров замотал вокруг конской шеи повод и ласково потрепал белоногого за гриву. Конь, почувствовав свободу, повернулся и рысью побежал в конюшню.
- Я, товарищ капитан, очень коней люблю, - с улыбкой посматривая вслед белоногому, проговорил Нестеров. - Мне было годов восемь или девять, повадился я на конюшню. Там жеребенок был со звездочкой на лбу, гнеденький, шустренький такой. Полюбили мы друг дружку. Как бывало появлюсь, он бежит ко мне и губами за ухо. Привадил я его, сахар на плечо клал. Один раз так цапнул, все ухо отжевал. Вот видите, какой пирожок остался. Срамота одна. А с теткой Ефимьей получилось так: ездили мы с Максимовым, шофером, на комендатуру за матрацами. Ну, конечно, получили и назад покатили. Стали подниматься на перевал. Вижу: впереди какая-то тетка козленка на веревочке ведет. Посторонилась на обочину - стоит усталая, заморенная. Кругом жарища, духота. Жалко мне ее стало. Говорю шоферу: "Давай подвезем эту тетку с козленком". Он, конечно, согласился. Притормозили. Открываю дверку, кричу: "Садись, тетка, подвезем до рыбного завода!" - "Ах, миленькие мои, родненькие" - засуетилась она. - "Дай-то вам бог доброго здоровья и невест хороших. Мне как раз туда и нужно. Я там с племянницей живу. Козочку вот купила..." Посмотрел я из кабинки в заднее стекло, вижу: уселась, пристроилась тетка хорошо. Говорю шоферу: "Трогай". Поехали, конешно, газанул. Дорожка пошла добрая, каменистая. А ездит Максимов, - сейчас он на легковой начальника отряда возит, - ездит будьте уверены. Дал километров на семьдесят... Чую, тетка наша вдруг вроде завизжала и кулаками по кабине начала барабанить. Говорю: "Тормози, Максимов. Наверное, нашу пассажирку растрясло, может, помощь какую оказать нужно". Остановились. Опять же открываю дверку, спрашиваю: "В чем дело, мамаша?" - "Сатана тебе мамаша, а не я, дьявол карнаухий!" И пошла и пошла! "Изверги, - кричит, - разбойники, что вы с козой-то моей сотворили! Полюбуйтесь, чертяки!"
