Тем временем на Западе Россия в 1558 году начинает Ливонскую войну. Возникает вопрос: стоило ли ввязываться в Ливонскую войну? Какие мотивы двигали царем Иваном Грозным, когда он отдавал приказ о наступлении русских войск на Прибалтику?
Однозначного ответа на эти вопросы до сих пор нет. Русский историк С. М. Соловьев одним из первых высказал мысль, что война была средством достижения более тесных культурных и торговых контактов в Западом: «при сильной потребности иметь непосредственное сообщение с Западною Европою, иметь гавани на Балтийском море взоры московского царя необходимо обращались на Ливонию, добычу легкую по ее внутреннему бессилию».[33]
В дальнейшем Ливонская война была объявлена историками стратегической кампанией за выход к Балтийскому морю, за прорыв к западной цивилизации, которому подло препятствовал ничтожный Ливонский Орден.[34]Парадоксальность их высказываний в том, что совершенно непонятно, за какой выход к морю боролась Россия, если он у нее был? Россия контролировала все побережье Финского залива от Ивангорода до Невы.
Чтобы понять истоки этого крупнейшего конфликта в средневековой Восточной Европе, необходимо обратиться к истории дипломатической борьбы в регионе в середине XVI века.
В 1550-е года в России набирали обороты крупномасштабные реформы всех сфер жизни, от экономики до управленческих структур. Для их проведения требовались деньги, и русское правительство искало всевозможные пути для их извлечения. В 1554 году, после истечения 30-летнего перемирия, Россия предъявила Ливонскому ордену требования уплаты так называемой «Юрьевской дани», упоминавшейся в документах еще с 1463 года. Казус состоял в том, что каждый раз при заключении русско-ливонского перемирия подписывали три договора: ливонско-новгородский, ливонско-псковский и дерптского епископа с Псковым. Пункт о дани содержался только в последнем договоре, поэтому ее выплата ливонцами саботировалась, а русские особо не настаивали.
В 1554 году дипломаты Ивана Грозного по-новому поставили вопрос о дани: Ливония не только должна ее платить впредь, но и возместить недоимки за предыдущие годы. «Размеры платежа были невелики: одна немецкая марка с души населения Дерптской области, — пишет историк А. Филюшкин. — Всего Россия требовала 6000 марок (около 1000 дукатов).[35]Но ливонцы платить не хотели и в 1544 году подписали обязательства о сборе необходимой суммы только под недвусмысленной угрозой посольского дьяка И. М. Висковатого, что «царь сам пойдет за данью».[36]Однако русские дипломаты совершили ошибку, думая что дело сделано, противник достаточно запуган, и на время перестали обращать внимание на ситуацию в Прибалтике. А тем временем королевство Польское заключило Позвольский мир, по которому Ливония фактически лишалась самостоятельности во внешней политике. Позвольский мир грубо нарушал условия русско-ливонского соглашения 1554 года, открывая прямую дорогу к грядущей Ливонской войне.
Между тем русская дипломатия явно недооценила сложность ситуации. Она действовала без учета позиции Польши, не считаясь с позицией других европейских государств. Трудно сказать, что здесь сыграло свою роль: недостаточная информированность посольской службы или самоуверенность царя Ивана Грозного. Но события быстро стали развиваться по самому неблагоприятному сценарию. Россия устремилась в расставленную ей ловушку.
В 1557 году трехгодичный срок для собирания «Юрьевской дани» истек, но в Москву она не поступила. Вместо этого прибыли ливонские послы, пытавшиеся пересмотреть условия договора 1554 года. Результаты таких действий Ордена нетрудно было предвидеть: «царь сам пошел за данью». В конце 1557 года Москва приняла решение о демонстрационном карательном походе в Ливонию. Его целью было заставить неплательщиков выполнить обязательства. В январе 1558 года войска Ивана Грозного вторглись на территорию Ливонского государства. Русские войска двигались от одного города к другому, и разгром Ордена приобретал все большие масштабы. 11 мая пала Нарва, затем — Нейшлос, Сыренск, Адеж. 18 июля воеводой В. С. Серебряным был взят Дерпт. Потом были взяты Новгородок, Керепеть, Раковор, Порхол, Лаюс, Потушин и Торчбор. До конца 1558 года активные действия были приостановлены, хотя мелкие стычки вокруг городов продолжались.
Одновременно на южном направлении также продолжались активные военные действия, так как крымские татары постоянно вторгались на территорию русского государства. В 1559 году в очередной раз «приговорил царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси братом со князем Володимером Андреевичем и со всеми бояры, как ему против своего недруга крымского царя Девлет-Гирея стоять и как ему свои Украины беречь». Опасность крымского нападения была столь велика, что выступить в поход готовился и сам царь Иван Грозный. Активно принимают участия в этом мероприятии и старицкие удельные войска под командованием воевод Петра Пронского и Василия Темкина.[37]
Военными тревогами было заполнено для князя Владимира Старицкого и начало 60-х годов XVI века. В 1561 году в «разряде береговом от поля» вновь упоминается «в большом полку в Серпухове князь Володимер Андреевич». На следующий год крымский хан Девлет-Гирей с пятнадцатитысячной ордой сжег посады Мценска, нападению подверглись Одоев, Новосиль, Белев и другие «украинские города». Ордынский набег чуть не сорвал поход русского войска в Полоцк. Только умелые действия пограничных воевод позволили отогнать крымского хана. Как свидетельствуют разряды полками в южной России против татар предводительствовали: «в большом полку князь Володимер Андреевич да царя и великого князя боярин и воевода князь Иван Дмитриевич Вельской».[38]
Тем временем Ливонская война затягивалась, на смену первым блестящим победам пришли тяжкие поражения, продолжение войны требовало крайнего напряжения сил страны. Историки видели причины неудач в Ливонской войне не только во вмешательстве соседних государств — Польши, Литвы и Швеции, но и в полководческом искусстве нового польско-литовского короля Стефана Батория. Все это, конечно, повлияло на ход войны. Но нельзя не согласиться с мнением историка В. В. Каргалова, который дает свою оценку неудачных военных действий русского государства: «России пришлось воевать фактически на два фронта. Из двадцати пяти лет Ливонской войны только в течение трех лет не было крымских нападений».[39]И в том, что южный фронт выстоял против такого натиска немалая заслуга удельного старицкого князя Владимира Андреевича, командующего южным фронтом.
После некоторого затишья на южном направлении князь Старицкий в 1562 году впервые принимает участие в Ливонской войне, так как «Девлет-Гирей дал шерсть (присягу — А. Ш.) в верности московскому царю».[40]
В ноябре 1562 года царь Иван Грозный сам возглавил поход на запад. Целью похода было объявлено не только возвращение под власть законного монарха его старых «вотчин», незаконно захваченных литовскими великими князьями, но и освобождение православных, живущих в Великом княжестве Литовском от власти «христианских врагов иконоборьцев», «люторские прелести еретиков». Поэтому поход царя на Литву выглядел «крестовым походом», подобным походам русского воинства на Казань, важным шагом по исполнению миссии, возложенной на монарха самим Богом. Выступлению в поход предшествовали многочисленные молебны, войско сопровождало многочисленное духовенство во главе с коломенским епископом Варлаамом и архимандритом Чудова монастыря Левкием. Духовенство везло с собою чудотворные реликвии — икону Божьей Матери Донской и крест святой Евфросинии Полоцкой. Присутствие последней реликвии было совсем не случайным, так как целью похода стал Псков — город и крепость на Западной Двине.
Крепость Полоцк была замком, запиравшим путь по Западной Двине, и прикрывала стратегически важный путь на столицу Ливонского княжества. В походе на Литву принимает участие старицкий князь: «В большом полку Володимер Ондреевич…. да князь Володимера Ондреевича бояре и приказные люди», — записано в разрядной книге того времени.[41] Надо сказать, что удельные старицкие войска уже участвовали в Ливонской войне в различных походах, где воеводой был князь Андрей Петрович Хованский, который служил дворецким князю Владимиру Старицкому и приходился двоюродным племянником Ефросиний Хованской, матери старицкого князя.[42]
Под царские знамена созвали почти все наличные силы: «18 тысяч конных дворян, каждый из которых привел одного-двух боевых холопов, 7 тысяч стрельцов, да 6 тысяч служилых татар — всего больше 50 тысяч человек».[43]
С собой государь приказал взять почти всю наличную артиллерию. Надо сказать, что русская артиллерия в эпоху царя Ивана Грозного по праву может считаться одной из лучших в Европе. Поразительный факт: среди всех высказываний иностранцев XVI века о «московитской» артиллерии невозможно отыскать негативных отзывов. Видевшие на торжественных смотрах или в боевых действиях русские пушки европейцы восхищались и удивлялись их огнестрельной мощи. Так, Марко Фоскарини в середине XVI столетия сообщал, что русская артиллерия «в достаточном количестве снабжена бомбардирами, превосходно устроена, обучена и постоянно упражняется».[44] Иоанн Кобенцль, посол Максимилиана II, в 1576 году доносил своему императору: «У русского царя такая артиллерия, что, кто не видел ее, не поверит описанию». К тому же, по его словам, к бою у русских всегда готовы не менее 2000 орудий.[45] «Полагают, — писал в 1588 году Джильс Флетчер, — что ни один из христианских государей не имеет такого хорошего запаса снарядов, как русский царь, чему отчасти может служить подтверждением Оружейная палата в Москве, где стоят в огромном количестве всякого рода пушки, все литые из меди и весьма красивые».[46] По словам иностранцев, в осаде Полоцка участвовало до 150 орудий, из них 36 метали зажигательные смеси. Самую большую стенобитную пушку тащили будто бы 1040 посошных людей.[47]
