Между тем историография обеих мировых войн, особенно Второй, до сих пор остается открыто идеологизированной, что, несомненно, препятствует ее развитию. Официальная американская, западно-, а теперь уже и восточно-европейская наука (mainstream) в целом находится в жестких рамках «политической корректности», а «перестройка» отечественной историографии во многом свелась к замене одной ортодоксии на другую, хотя в России степень свободы академических дискуссий сейчас много больше, чем за ее пределами. Поэтому я считаю необходимым указать на свою принадлежность к «ревизионистской» традиции историографии мировых войн, оппозиционной «генеральной линии». Она возникла в США и в Европе в начале 1920-х годов и существует по сей день. Основателями школы были видные историки Сидней Фэй, Чарльз Бирд, Гарри Барнес, Чарльз Тэнзилл в США, Макс Монтгелас, Альфред фон Вегерер, Фридрих Стиве и Герман Лютц в Германии. После Второй мировой войны к старшему поколению присоединились Джеймс Мартин, Дэвид Хоггэн, Удо Валенди, Дэвид Ирвинг. Аналогичное направление есть и в Японии. В советской историографии похожих взглядов придерживался Николай Полетика, книги которого «Сараевское убийство» (1930 г.) и «Возникновение мировой войны» (1935; 1964 гг.) были надолго изъяты из научного обихода и до сих пор несправедливо забыты.
Главная цель ревизионистов – «привести историю <точнее, историографию. – В.М> в соответствие с фактами», как афористично выразился Барнес. Особенностями ревизионистской историографии являются неприятие идеологически мотивированных концепций, прежде всего утверждений об исключительной ответственности «оси» Германии, Италии и Японии за начало Второй мировой войны в Европе и на Тихом океане, а также отказ от схемы «хорошие парни – плохие парни», принятой в послевоенной официальной историографии как победителей, так и побежденных. Разумеется, это не означает ни полного, безоговорочного принятия мной всех утверждений ревизионистов, ни отказа от использования всего положительного опыта их оппонентов. Ревизионизм – не догма, не набор клише или готовых ответов на все вопросы. Ревизионизм в широком смысле слова – это прежде всего степень свободы историка от догм, какого бы происхождения они ни были.
У читателя может возникнуть вопрос: с кем вы, историки-ревизионисты? Какие политические силы представляете? Иными словами, на кого вы работаете? И не является ли весь ревизионизм частью некоего неофашистского или неонацистского движения, чтобы не сказать, заговора? Вопрос, надо сказать, не праздный, потому что оппоненты ревизионистов часто и охотно прибегают к навешиванию подобных ярлыков, довольно быстро исчерпав запас более научных аргументов. Поэтому спешу разъяснить: ревизионизм сам по себе никакой политической ориентации не имеет, поскольку изначально пропагандистским целям не служит, а что до его конкретных представителей, то их политические взгляды могли и могут радикально различаться. Право на это имеет каждый человек, в том числе и историк. Другое дело, что руководствоваться политическими взглядами, своими или чужими, в научном исследовании противопоказано.
Довоенные правительства Германии, как веймарской, так и гитлеровской, одобряли деятельность ученых ревизионистской школы, стремившихся опровергнуть версальский миф об исключительной ответственности Центральных держав за войну. Замечу при этом, что их основные работы вышли до прихода Гитлера к власти, и никто из авторов напрямую с нацистами связан не был. В США основную массу ревизионистов на протяжении нескольких поколений составляли либералы изоляционистского толка, решительно осуждавшие любой тоталитаризм (нацистский – Гитлера, коммунистический – Сталина и «либеральный» – Рузвельта) и выступавшие против участия в любых войнах за пределами Западного полушария как не отвечающих стратегическим интересам страны. Первый раскол в их лагере произошел с началом войны в Европе (часть поддержала воинственные настроения Рузвельта и его окружения, часть резко выступила против), второй – во время «холодной войны». Не испытывая ни малейших симпатий к коммунизму или Советской России, Барнес и Мартин решительно выступили против войны во Вьетнаме и прочих «глобалистских бредней» (примерно так можно перевести их любимое словцо «globaloney»), в то время как Тэнзилл придерживался крайне консервативных позиций и был близок к «Обществу Джона Берча». До войны ревизионисты входили в академический истэблишмент своих стран и «на равных» могли вести полемику с оппонентами, чем успешно и занимались. С появлением «политической корректности» (или, по Козьме Пруткову, «введением единомыслия») они были вытеснены за его пределы, хотя деятельности своей не прекратили, как не прекращают и сегодня. Сейчас ведущие представители этого направления придерживаются, как правило, открыто консервативных взглядов (из американских политиков их наибольшие симпатии вызывает идеолог правого крыла республиканцев П. Бьюкенен [Напротив, в довоенный период большинство американских ревизионистов ориентировалось на левое крыло республиканской партии, а затем на Прогрессивную партию сенатора Р. Лафолетта и его сыновей сенатора Р. Лафолетта-младшего и губернатора Ф. Лафолетта.]), но сами предпочитают воздерживаться от политической деятельности. Следует иметь в виду, что по некоторым вопросам с ревизионистами солидаризуются отдельные «ностальгические» (например, неонацистские) группы, производящие «оправдательную» и, реже, «обвинительную» литературу на исторические темы. Однако ни по своему невысокому уровню, ни по открыто пропагандистской направленности она не имеет ничего общего ни с ревизионизмом, ни с исторической наукой.
Стремление обвинить? Попытка оправдать или оправдаться? Как часто мы сталкиваемся с этим, читая книги о прошлом, которое, как точно сказал германский историк Эрнст Нольте, для нас «так и не прошло». Но автор этих строк не собирается никого судить, обвинять или оправдывать их. Конечно, в ряде случаев я не мог удержаться от собственных оценок тех или иных событий и лиц, но делал это, руководствуясь прежде всего геополитическими, а не моральными соображениями. Приведу мнение маститого английского историка А. Тэйлора: «Историкам часто не нравится то, что произошло, и хочется, чтобы это произошло по-другому. Но делать нечего. Они должны излагать правду, как они ее видят, и не беспокоиться, разрушает ли это существующие предрассудки или укрепляет их. Возможно, я принимаю это слишком непосредственно. Я хотел бы предупредить читателя, что не подхожу к истории как судья и, говоря о морали, имею в виду представления описываемого времени. Собственных моральных оценок я не даю».[18] Эхом откликается его соотечественник Э. Бест, представитель совсем другого поколения: «Искус обвинения опасен, потому что ведет историка к упрощениям. Желание возложить вину на кого-либо конкретно только усиливает естественную и, пожалуй, неизбежную тенденцию рассматривать исторические события через призму собственных пристрастий. Кроме того, слишком легко подпасть под влияние победителей, которые стремятся излагать причины конфликта наиболее благоприятным для себя образом. Попавшийся на эту удочку может начать манипулировать событиями так, чтобы следовать избранному шаблону, искать удобные сочетания фактов, сбрасывать со счетов все, что не ложится в его схему, и в итоге прийти к законченно детерминистской интерпретации. В результате мы получим историю, сосредоточившуюся на мелочах. Когда же речь пойдет о чем-то более значительном, она ограничится обобщениями вместо того, чтобы увидеть все богатство и многообразие событий, приведших к конфликту».[19] Несмотря на наличие большого количества документов и материалов едва ли не по всем аспектам проблематики нашего исследования, до сих пор никто не предпринял попытки свести их воедино и дать комплексный анализ соответствующих процессов, происходивших в странах проектировавшейся «оси». Кроме того, почти все исследования по данной проблематике имеют ярко выраженный идеологический характер, игнорируют геополитические факторы и не свободны от фактических ошибок. Заполнение этой лакуны в истории XX в. является главным смыслом и целью настоящей работы.
Глава первая ЭФФЕКТ СЖАТОЙ ПРУЖИНЫ
Что такое Версальский договор? Это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов. Это не мир, а условия, продиктованные разбойниками с ножом в руках беззащитной жертве.
В.И. Ленин, 1920 г.
Тот, кто помогает создавать и проводить противоречащие природе границы, тому должно быть ясно, что он тем самым развязывает шедшую на протяжении тысячелетий борьбу… Взрыв границ рано или поздно неотвратим.
