Ознакомительная версия.
Существующую в верхах настороженность по отношению к русинам целенаправленно подогревали поляки, по окончании революции вновь пошедшие на сотрудничество с правительством. Например, уже в декабре 1851 года наместник австрийского императора в провинции граф Агенор Голуховский (поляк по национальности) представил Францу Иосифу докладную записку, в которой указывал на нежелательность использования в школах местного наречия, поскольку это повлечет за собой интерес галицкой молодежи к русской литературе. «Нельзя отрицать, – замечал Голуховский, – что в таком случае стали бы возможны и нашли бы себе поддержку взгляды и настроения, не отвечающие интересам государства и католической церкви»[9].
Не будем забывать, что Польша, с момента унии с Великим княжеством Литовским[10] долгое время конкурировала с Россией за право стать объединителем всего славянства. В разные периоды польские короли владели по совместительству чешской и венгерской коронами, распространяя свою власть также на Силезию, Моравию, Словакию, Хорватию и часть Сербии. С переходом большинства этих земель под власть Габсбургов и приобретением Австрией большого количества славянских подданных эта концепция альтернативной славянской империи перешла по наследству венскому двору от двора варшавского, вместе с политикой дерусификации своих русских подданных.
Логическим завершением этой политики, предопределявшей столкновение интересов России и Австрии на Балканах, стали рост напряженности между венским двором и его славянскими подданными, Первая мировая война, геноцид русинов, поражение и распад Австро-Венгрии. Однако в тот момент, в конце 1840-х годов, когда австрийские власти окончательно сделали выбор в пользу дерусификации своих русинских подданных, все эти катастрофы даже не просматривались на горизонте. Только начиналось длинное, более, чем полувековое царствование Франца Иосифа, чья политика и привела империю к краху, накануне которого (в 1916 году), когда неизбежность поражения уже не вызывала сомнений император – его главный виновник скончался, так и не успев увидеть плоды трудов своих.
Итак, австрийские власти рьяно взялись за искоренение русскости. Пока это распространялось только на культуру и язык и еще не предполагало физического уничтожения русских. «Чисто русский язык, – сообщал Дионисий Зубрицкий в частной переписке русскому историку Михаилу Погодину, – подозревают у нас как симпатизирование с Московщиной. Сам тихий и смиренный журналец «Галицкая зоря» получил увещание, чтобы он не осмелился употреблять московские слова под опасением запрещения»[11]. Как видим, принятый современными националистами курс на насильственную украинизацию и попытки вытеснения русских языка и культуры из повседневного обихода граждан Украины – хорошо забытая (хоть, очевидно и не всеми) практика Австро-Венгрии. Можно предположить, что и вызвана она сходными причинами – фактически диктуемым политикой желанием подальше развести части единого народа.
В том же 1851 году власти со всей очевидностью продемонстрировали принятие концепции, изложенной в записке Голуховского – была распущена Главная Русская Рада. Правда, необходимо еще раз подчеркнуть, к прямым репрессиям против русинов власти пока не прибегали.
Гораздо более жесткой по отношению к «русофилам» политика Вены стала после того, как Российская империя, вынужденная противостоять англо-франко-сардино-турецкой коалиции, увязла в Крымской войне. Неожиданно для Санкт-Петербурга Австрия заняла откровенно антироссийскую позицию. Соответственно, всякие проявления симпатий к России внутри страны немедленно пресекались. Когда, например, в одном из глухих галицких сел местный греко-католический священник по просьбе нескольких жителей провел молебен за успех русского оружия, то переполох поднялся и в Вене, и в папском Риме. «Провинившегося» душепастыря лишили прихода и отдали под суд. Само село, где выявили «крамолу», было поставлено под строгий надзор властей.
Не меньший переполох произошел и в другом случае, когда жена одного священника, поссорившись с приезжим чиновником, в сердцах крикнула, что «молится Богу, чтобы Россия забрала, наконец, Галицию и перевешала цесарско-королевских чиновников». Вряд ли в данном случае можно вести речь о заявленной политической позиции, скорее это всплеск эмоций в бытовой ссоре. Аналогичные мы можем и сегодня наблюдать во время бытовых скандалов, когда разгоряченные спором люди, быстро забывают об истинной причине ссоры и пытаются уязвить друг друга, поддавая уничижительной оценке национальную принадлежность, политические взгляды оппонента или ассоциируя себя с какой-нибудь внешней силой (например, «мы европейцы»), предполагая, по умолчанию, что часть ее харизмы передается и ассоциируемому.
Вероятно, такие инциденты были единичными. Массовыми они быть не могли – угроза сурового и неотвратимого наказания за подобные «проступки» ощущалась слишком явственно. Но, несмотря на это, все тот же граф Голуховский в донесениях правительству называл их «очень характерными». «Через подпитывание идеи племенной и национальной общности с Россией, через высказывание зависимости будущей судьбы Галиции от матушки России и греко-схизматической церкви выдает стремление не только к литературному и культурному, но и к политическому соединению с северной великой державой», – подчеркивал он через несколько лет, в очередной раз вспоминая случившееся[12].
Подверглись репрессиям и молодые русины-гимназисты, организовавшие во Львове литературный кружок и изучавшие произведения русской литературы. «Эти собрания так напугали и поляков, и правительство, что, придавши им значение политическое, многих 14—16-летних мальчиков посадили в крепость, других исключили из гимназии с решением не определять ни в какие учебные заведения», – сообщал настоятель церкви при русском посольстве в Вене, протоиерей Михаил Раевский[13]. Для сравнения, в России в те же годы подобная репрессия могла быть применена только к открытым борцам с самодержавием – революционерам, выступавшим с оружием в руках (организовавшим охоту на царя-освободителя Александра II) или подстрекавшим народ (крестьян) к бунту. За чтение художественной, неполитической литературы или за изучение немецкого (или даже украинского) языка в крепость никого не сажали.
Давление на русинов осуществлялось также в культурно-языковой сфере. От редакторов газет требовали изменить язык печатных изданий, сделав его непохожим на русский литературный. К несогласным применяли административные меры. Так, в 1858 году была закрыта «Церковная газета», издававшаяся для русинов видным закарпатском общественным деятелем Иоанном Раковским.
В связи с этим можно также вспомнить сегодняшнюю практику некоторых телеканалов и иных СМИ, чей язык имеет мало общего с литературным украинским языком, зато «обогащен» галичанскими диалектизмами, заимствованиями из суржиков диаспоры, а то и непосредственно из польского, а также романских, германских языков и американской версии английского. И меры административного, а то и уголовного воздействия на предпочитающих использовать русский язык сограждан современные националисты также требуют внедрить в законодательство.
В связи с этим стоит обратить внимание, сколь быстро совершили австрийские власти переход от мер административного давления (закрытие альманахов, газет, роспуск общественных организаций) к прямой уголовной репрессии (посадка в крепость). Во-первых, можно с уверенностью сказать, что оказавшееся возможным в средине XIX века, столь же легко осуществимо и в начале века XXI. Сегодняшние «дерусификаторы Украины» с тем большей легкостью повторят путь австрийских коллег, что являются куда менее приверженными гуманистическим ценностям. Во-вторых, нарастание жесткости репрессий свидетельствовало о том, что пропаганда и меры административного давления не давали результата и власти постепенно ожесточались, пытаясь все же сломать непокорный народ.
«Многие духовные лишились мест своих, студенты выгнаны, граждан из среднего сословия отдали под строжайший присмотр, – констатировал Михаил Погодин, живо интересовавшийся событиями в Галиции. – Известный почтеннейший адвокат просил позволения брать для прочтения Свод русских законов, подаренный нашим правительством публичной библиотеке. Полиция отказала, несмотря на поруки и залоги. Адвокат попросил ходить, по крайней мере, в библиотеку и читать там, обращался ко всем начальствам, ставил на вид, что галицкие помещики, имея часто поместья и дела в России, имеют нужду в справках: ничто не помогло»[14].
Ярким проявлением антирусинской политики властей стала, предпринятая в 1859 году по инициативе опять-таки Агенора Голуховского, очередная попытка запретить в Австрии использование кириллического алфавита, заменив его латиницей. «Рутены не сделали, к сожалению, ничего, чтобы надлежащим образом обособить свой язык от великорусского, так что приходится правительству взять на себя инициативу в этом отношении», – заявил наместник австрийского императора[15].
Ознакомительная версия.
