Новгородское комиссионерство обеспечивало провиантом войска в Новгородской и Псковской губерниях, а Финляндское – на территории Финляндии. Войска Петербурга и Петербургской губернии продовольствовались через Петербургскую дистанцию, а в прибалтийских губерниях – через Эстляндскую дистанцию. Казанская и Пермская губернии из-за малочисленности войск на их территории не входили в районы провиантских округов, а область войска Донского имела собственный провиантский аппарат. Несмотря на значительную численность штата губернских провиантских органов (более 2600 человек), они имели незначительные права, и все крупные заготовления продовольствия провиантский департамент Военного министерства обычно брал на себя сам.
Организацией снабжения войск вещевым имуществом, денежным довольствием, а также госпитальным обеспечением ведал комиссариатский департамент Военного министерства и его местные органы – комиссариатские комиссии (фактически – округа). Здесь централизация носила еще более ощутимый характер, охватывая довольствие практически всех русских войск от Варшавы до Иркутска и от Архангельска до Тифлиса (Тбилиси). Перед Крымской войной департамент имел на территории России 16 комиссариатских комиссий: Петербургскую, Динабургскую, Брест-Литовскую, Новогеоргиевскую, Киевскую, Кременчугскую, Херсонскую, Московскую, Воронежскую, Тамбовскую, Казанскую, Симбирскую, Ставропольскую, Тифлисскую, Тобольскую и Иркутскую. Например, округ Петербургской комиссариатской комиссии охватывал Петербургскую, Эстляндскую, Олонецкую, Новгородскую губернии и Финляндию, а Киевской комиссии – Киевскую, Житомирскую, Каменец-Подольскую, Черниговскую и Могилевскую губернии. При этом деятельность некоторых комиссий носила ограниченный характер: так, Тамбовская и Симбирская комиссариатские комиссии занимались только заготовкой сукон, а Новогеоргиевская ведала денежным довольствием войск в Польше.
Как и местные провиантские органы, комиссариатские комиссии действовали по преимуществу на коллегиальных началах, и там точно так же было много возможностей для военных чиновников к сговору с поставщиками в целях удовлетворения своих корыстных интересов за счет казны. «Войска до того заражены алчностью к деньгам, – писал генерал-адъютант свиты е. и. в., генерал-лейтенант Б.Г. Глинка (Глинка-Маврин) Николаю I, – что охотно хороших вещей не принимают», ибо предпочитают получать в качестве компенсации за недоброкачественные предметы от подрядчиков так называемую «денежную накладку»[23]. От этого имеют «доход чиновники комиссариатских комиссий, в особенности управляющие комиссиями, смотрители мундирных магазинов и смотрители сортов; а иногда еще более их – командиры войск и казначеи»[24].
Артиллерия русской армии до Крымской войны оставалась в ведении двух разных центральных военных ведомств. Строевую часть возглавлял генерал-фельдцейхмейстер, фактически независимый от военного министра, а все артиллерийские хозяйственные дела велись в учреждениях артиллерийского департамента Военного министерства, объединявшихся в крепостные артиллерийские округа. В 1853 г. таких округов было двенадцать: Петербургский, Московский, Финляндский, Лифляндский, Западный, Киевский, Дунайский, Южный, Кавказский, Грузинский, Оренбургский и Сибирский. Территория каждого округа включала по нескольку губерний. Так, Лифляндский округ состоял из Эстляндской, Лифляндской, Курляндской, Ковенской, Виленской и Витебской, Западный – из губерний Царства Польского, Московский – из Московской, Калужской, Владимирской и Нижегородской губерний, и т. д.
В условиях разобщенности полевой и крепостной (гарнизонной) артиллерии, организационно-штатных и хозяйственно-технических сторон артиллерийского дела канцелярии генерал-фельдцейхмейстера и военного министра вели бесконечную переписку, пытаясь организовать совместное планирование развития артиллерии, чего до Крымской войны так и не удалось добиться. Артиллерийскому департаменту Военного министерства, находившемуся в бесконечной переписке с артиллерийскими округами, не удалось наладить тесного взаимодействия войск с крупнейшими оружейными заводами (Сестрорецкий, Тульский, Ижевский), выявить и реализовать необходимые потребности войск в орудиях, боеприпасах, порохе.
Перед Крымской войной русская полевая артиллерия оставалась по-прежнему медной, гладкоствольной и характеризовалась чрезмерным разнообразием калибров. На вооружении крепостной артиллерии состояло много орудий устаревших конструкций. Лучше других были обеспечены Кронштадт, имевший 1061 орудие (из 1140 предусмотренных штатом 1838 г.), Брест-Литовск, обладавший 401 орудием (из 443), и Севастополь, который имел 696 орудий (из 764)[25]. Наиболее современное стрелковое оружие – нарезные штуцера различных систем – имелось только у 4–5 % войск[26]. Очень медленно рос запас пороха. Начальники окружных оружейных арсеналов, гарнизонной артиллерии и артиллерийских парков не могли решить даже мелких вопросов без санкции артиллерийского департамента.
Инженерные войска (инженерные части, команды, парки и т. д.), как и артиллерия, управлялись двумя центральными органами – управлением генерал-инспектора по инженерной части и инженерным департаментом Военного министерства. К 1853 г. было 8 инженерных округов: Петербургский, Финляндский, Лифляндский, Западный, Киевский, Дунайский, Грузинский и Оренбургский, в ведении которых находились 44 крепости в разных губерниях, прежде всего на западном и южном направлениях. При этом наблюдалась довольно пестрая картина: «лишь 3 приморские и 2 сухопутные (Кронштадт, Свеаборг, Севастополь, Киев и Варшава) имели современные оборонительные сооружения, остальные продолжали оставаться в неудовлетворительном состоянии»[27]. И вновь главной причиной этого оставались двойственный характер центрального военного управления, бюрократические сложности в отношениях местных военных органов с центральными в сочетании с предоставлявшимися незаконными возможностями удовлетворения своекорыстных интересов военных чиновников всех рангов.
Очень часто окончательной инстанцией для разрешения даже мелких вопросов был не начальник департамента, а сам военный министр. В силу этого особо важную роль стала иметь канцелярия Военного министерства как связующее звено между канцеляриями и штабами самых различных инстанций. Как отмечал в своей диссертации Н.П. Ерошкин, «формализм, огромное письмоводство, раздутые штаты и другие элементы бюрократизма разъедали центральный военный аппарат»[28].
Сложившиеся сложные и запутанные отношения канцелярий центральных и местных органов военного управления Д.А. Милютин позже оценивал так:
«Можно себе представить, какие происходили от этого неудобства, проволочки, пререкания»[29]. Так, например, войска, расположенные в Харькове, должны были обращаться по вопросам провиантского обеспечения в Кременчуг, по вопросам комиссариатского (вещевого) довольствия – в Воронеж, а артиллерийское снабжение получать из Киева. При этом каждое из местных хозяйственных учреждений (комиссий, округов), обладая незначительной самостоятельностью, были вынуждены обращаться за помощью в разрешении тех или иных вопросов к Военному министерству.
Воинская часть, находившаяся, к примеру, в Минской губернии, должна была по вопросам вооружения обращаться в Киев, так как Минская губерния входила в Киевский артиллерийский округ, по вещевому обеспечению – в Динабург, потому что центр комиссариатского округа был там, а по снабжению провиантом войска, расположенные в Минской губернии, и вовсе выпадали из ведения Военного министерства, так как в этом отношении они обслуживались провиантским управлением 1-й армии, находившимся в Варшаве. Войска в Крыму (Таврической губернии) за продовольствием обращались в Симферопольскую провиантскую комиссию, за вещевым и денежным довольствием – в Кременчугскую комиссариатскую комиссию, по артиллерийским делам – в Херсон. В то же время местные комиссии, в свою очередь, беспрестанно одолевали докладами и прошениями соответствующие департаменты Военного министерства, штабы генерал-фельдцейхмейстера и генерала-инспектора по инженерной части. При этом содействие и помощь центральных военных органов местным учреждениям часто имели «характер формальной письменной отчетности. Это давало простор для крупных хищений и прочих злоупотреблений со стороны чиновников местных военно-хозяйственных органов»[30].
Недостатки чрезмерной и одновременно «разнобокой» централизации военного управления, как и злоупотребления в ведении военного хозяйства, все же мало тревожили военного министра генерала от кавалерии и генерал-адъютанта А.И. Чернышева, занимавшего этот пост более двух десятилетий. Он лишь отчасти понимал серьезность положения, но по большей части смирился с пороками самодержавно-крепостнической отсталости России при Николае I. «Остается налицо тот факт, что с 1837 по 1852 г. князь Чернышев в своих всеподданнейших отчетах ежегодно докладывал императору Николаю, что устройство военного управления находится на желательной степени совершенства, не требуя никаких существенных изменений»[31]. Не в воле стареющего военного министра было изменить многовековые самодержавно-крепостнические порядки России, на страже которых стоял суровый Николай I. Это отрицательно сказывалось не только на системе военного управления, но и на других важных вопросах жизнедеятельности русской армии – качестве личного состава – тех же крепостных крестьян, одетых в военную форму, на постепенном военно-техническом отставании полуфеодальной России от стран Запада (в вооружении и военной технике, развитии средств транспорта, связи и т. д.).
