Павлов, Фоминых".
Командующий фронтом, которому оставалось пробыть на этом посту всего неделю, из отрывочных сведений, поступавших в штаб, на четвертый день войны понял, что подвижные группы войск противника через два-три дня могут выйти к Минску с северо-запада, и юго-запада. Войска 3-й и 10-й армий фронта, действовавшие в белостокском выступе, оказались в тяжелейшем положении. Их обошли с флангов, а частично и с тыла. В этих условиях Павлов принял, видимо, верное решение на отход, т. к. видел, что в направлении Минска еще оставался коридор шириной 50-60 километров. Но осуществить это решение было крайне трудно. Эта директива - одна из немногих, которые генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов успеет подписать в этой войне, продолжавшейся для него чуть больше недели. Да и жить ему останется меньше месяца. Вот эта директива:
"Командармам 13, 10, 3 и 4
Сегодня в ночь с 25 на 26 июня не позднее 21.00 начать отход, приготовить части. Танки в авангарде, конница и сильная ПТО (противотанковая оборона.- Прим. Д. В.) в арьергарде...
Предстоящий марш совершать стремительно дрем
и ночью под прикрытием стойких арьергардов. Отрыв произвести на широком фронте... Первый скачок 60 км в сутки и больше... Разрешить войскам полностью довольствоваться местных средств и брать любое количество подвод...
Командующий Зап. фронтом
Член Военсовета Зап. фронта Пономаренко Генерал армии Павлов
Начальник штаба Зап. фронта Климовских".
Указывая конечную линию отхода, Павлов не знал, что в войсках уже не было горючего и транспортных, средств, захваченных или уничтоженных в первые дни боев противником. Беспорядочный отход соединений проходил в тяжелейших условиях господства немецкой авиации в воздухе, стремительных обходных маневров подвижных групп противника. У Сталина не было оснований ждать утешительных вестей. Катастрофическое развитие событий грозно нарастало.
В последующие дни, особенно к исходу месяца, Сталин, осознав наконец масштабы смертельной угрозы, на какое-то время просто потерял самообладание и оказался в глубоком психологическом шоке. Документы, свидетельства лиц, видевших в то время "вождя", говорят, что с 28 по 30 июня Сталин был так подавлен и потрясен, что не мог проявить себя как серьезный руководитель. Психологический кризис был глубоким, хотя и не очень продолжительным. Но до его наступления он пытался что-то предпринять, отдавал какие-то распоряжения, пробовал вдохнуть энергию в высшие органы управления. Когда 23-го утром принималось решение о создании Ставки Главного Командования Вооруженных Сил, он неожиданно для всех, прервав обсуждение, предложил создать при Ставке Институт постоянных советников. Маленков и Тимошенко, готовившие документ, переглянулись, но, естественно, не возразили. Сталин быстро продиктовал состав. Приведу его точно таким и в той же редакции, как предложил Сталин:
"При Ставке организовать Институт постоянных советников Ставки в составе тт. маршала Кулика, маршала Шапошникова, Мерецкова, начальника Военно-Воздушных Сил Жигарева, Ватутина, начальника ПВО Воронова, Микояна, Кагановича, Вознесенского, Жданова, Маленкова, Мехлиса",
Решение, оформленное как постановление правительства, передал телеграммой в округа и на фронты за своей подписью Поскребышев. Правда, этот институт просуществовал лишь две недели и тихо "умер", так и не начав функционировать.
Думаю, к предвоенным просчетам Сталина и Генштаба следует отнести и то, что заблаговременно не был детально проработан вопрос о создании чрезвычайного органа руководства страной в военное время- Государственного Комитета Обороны (ГКО) и высшего органа стратегического руководства Вооруженными Силами - Ставки Верховного Главнокомандования (СВГК). Они создавались уже после начала боевых действий. Кроме того, был ослаблен Генштаб, в котором, напомню, сменились один за другим три начальника. Эти И Другие многочисленные недоработки сразу же остро дали о себе знать.
Отрывочные сведения, поступающие из штабов фронтов, данные авиаразведки. Сообщения уполномоченных Ставки повергли Сталина в состояние глубокой растерянности. Он сам почувствовал едва ли не парализующее замешательство, слушая очередной доклад Ватутина. Тот негромко, тщательно подбирая слова, информировал о том, что Западный и Северо-Западный фронты пытались нанести контрудары, но слабое авиационное прикрытие, несогласованность действий, плохое артиллерийское обеспечение не дали желаемого результата. Войска понесли большие потери и продолжают отступать. Причем часто-беспорядочно. В особо тяжелом положении оказались соединения и части 3-й и 10-й армий, добавил Ватутин. Они практически окружены. Танковые колонны немцев уже недалеко от Минска...
- Что вы говорите, как у Минска?! Вы что-то путаете?! Откуда у вас эти сведения?
- Нет, не путаю, товарищ Сталин,- так же негромко, извиняющимся голосом ответил Ватутин.- Данные представителей Генштаба, посланных в войска, и авиаразведки совпадают. Сегодня можно сказать, что войска первого эшелона не смогли остановить противника у границы и обеспечить развертывание подходящих войск. Фактически Западный фронт прорван...
Сталин уже 23,24, 25-го, а тем более 26 июня догадывался, что приграничные сражения проиграны, но чтобы за пять-шесть дней пропустить немецкие войска на 150-200 километров в глубь территории страны?! Это непостижимо! Что делают Павлов, Кулик, Шапошников? Почему Генштаб не руководит войсками? Неужели это катастрофа? Военные молча выслушивали оскорбительные, злые тирады Сталина и, получив в конце концов разрешение, быстро уезжали к себе, в Генштаб.
Сталин еще не знал, что на фронтах в эти первые дни войны царили полная неразбериха, а порой и хаос. Штабы передавали все новые и новые приказы и распоряжения, которые отставали от стремительно меняющейся обстановки. Так было не только на Западном фронте, где ситуация сложилась просто катастрофическая, но и на других фронтах. Командир 8-го механизированного корпуса Д. И. Рябышев вспоминал позже о первых днях войны (в специальной записке, направленной в Генеральный штаб): "Только в 10.00 22-го мной был получен приказ командующего 26-й армией о сосредоточении корпуса западнее г. Самбор... Совершив 80-километровый марш к ИЗ.00, войска корпуса сосредоточились в указанном районе. В 22.30 получен новый приказ: к 12.00 23-го корпус должен выдвинуться на 25 км восточнее Львова. Во второй половине дня корпус, переданный уже 6-й армии, получил указание выйти в р-н Яворов... Вышли. В 23.00 командующий Юго-Западным фронтом своим приказом по-. ставил новую задачу: выйти в р-н Броды и с утра 26-го нанести удар по противнику в направлении Берестечко. А перед этим зя полутора суток корпус совершил 300-километровый марш... В районе Броды 8-й механизированный корпус сосредоточился 25 июня. С утра перешли в наступление, достигнув частичного успеха, но в целом корпус задачу не выполнил. Горючего не было. В воздухе -только немецкая авиация. В 4.00 27-го получили новый приказ: корпус отводился в резерв фронта. Начали отвод. В 6.40 - новый приказ: нанести удар по противнику в направлении Броды- Дубно. Но войска уже начали отход. В 10.00 на КП корпуса прибыл член Военного совета Юго-Западного фронта корпусной комиссар Н. Н. Вашугин, который, угрожая мне расстрелом, требовал выполнения приказа. Но соединения были уже окружены. Позже было установлено, что намечаемое ранее штабом фронта наступление было отменено... Лишь 2 июля, занимая оборону в составе двух дивизий, узнали, что приказ о наступлении давно отменен... Выходили из окружения по частям. По приказу командующего фронтом отошли в район Проскуров. Послали донесение в штаб фронта в Житомир, но город был уже взят противником..." В результате боев и бесконечных маневров, по свидетельству Д. И. Рябышева, "на левый берег Днепра было выведено не больше 10% танков и 21% бронемашин. В дальнейшем корпус был расформирован...".
Я кратко пересказал горестный рассказ генерала Рябышева, которому не откажешь в мужестве. Но. в первые дни и недели войны высшее и фронтовое руководство, ошеломленное непредвиденным развитием событий, вносило своими не адекватными обстановке действиями еще больше путаницы. Бесконечные перемещения,. отсутствие гибкого .взаимодействия, утрата управления соединениями и объединениями, незнание истинной обстановки лишь усугубляли и без того крайне тяжелое положение войск. Расплата за то, что в предвоенные годы армия была обезглавлена, оказалась жестокой. Одного жертвенного мужества и стойкости советских солдат, щедро поливших своей кровью отданные врагу земли, было недостаточно.
Довоенные просчеты, нераспорядительность, боязнь провокаций, слабая подготовка многих вновь выдвинутых командиров и командующих сделали армию и оборону рыхлой, трудноуправляемой, быстро теряющей веру в себя. Газеты писали о героизме пограничников, о подвигах летчиков и танкистов, о том, что страна поднимается на отпор врагу... Все это было так. Но на фронте, и это уже нельзя было скрыть от народа, надвигалась катастрофа. Сталин чувствовал, что страна смотрит на него, вождя, столько раз вместе с Ворошиловым заверявшегосоветских людей, что Красная Армия способна сокрушить любого врага. В эти дни его "стальная" воля была сильно деформирована и никак не могла распрямиться. Временами ему казалось, . что положение просто безвыходное. Когда при очередном докладе Ватутин показал на карте отход 8-й и 11-й армий по расходящимся направлениям, Сталин ясно увидел колоссальную брешь между Западным и Северо-Западным фронтами, достигавшую 130 километров! Главные силы Западного фронта были или окружены, или разбиты. А Юго-Западньш фронт пока держался более достойно. Как мог он, Сталин, не послушать специалистов-и отмести идею о наиболее вероятном направлении главного удара на Западном фронте? .Какое затмение нашло на него? Почему его не убедили? Во всех кампаниях в Европе Гитлер рвался прямиком к столицам, чтобы быстрее вынудить противника к капитуляции. Почему роенные не обратили его внимание на эту особенность стратегии немцев? Ведь теперь потребуется колоссальная перегруппировка войск. А время не ждет!
