Парашютисты 1-й парашютно-десантной дивизии, судя по имеющимся данным, бросались в бой, что называется, «с колес», по мере прибытия подразделений к линии фронта. Именно поэтому они оказались разбросаны в разных местах Шлиссельбургского выступа, как на западном, так и на восточном фасе. Впрочем, большая часть десантников сконцентрировалась в районе Мга — Синявино, где наносила удар 54-я отдельная армия. Следует отмстить, что, по неясным причинам, на Восточный фронт была переброшена не вся дивизия целиком, а только ее отдельные части и подразделения. Всего на ленинградско-волховском направлении были задействованы: два батальона 1-го парашютного, один батальон десантно-штурмового полков и только 3-й парашютный полк полностью. Кроме уже названных подразделений, из состава дивизии прибыли артиллерийский и противотанковый дивизионы, саперный и зенитно-пулеметный батальоны. Первое применение парашютистов в качестве обычной пехоты оказалось далеко не последним. И в дальнейшем парашютные соединения и отдельные части использовались так же. Но рассказ об этом выходит за рамки данной работы.
О том, что на помощь войскам противника, блокирующим Ленинград, прибыло пополнение в виде парашютистов- десантников, советское командование узнало довольно быстро. Уже 3 октября был взят пленный из состава 2-го батальона десантно-штурмового полка, как было сказано в разведывательной сводке, «воздушной пехоты». Пленный парашютист показал, что части 7-й авиадесантной дивизии были переброшены из Кенигсберга в Любань на самолетах, а из Любани автотранспортом в Отрадное. В тот же день пленный из 284-го пехотного полка 96-й пехотной дивизии сообщил, что ему известно о прибытии на усиление Мгинско-Волховского участка шести тысяч человек, переброшенных 25 сентября на самолетах{7}. Следует заметить, что 2-й батальон десантно-штурмового полка понес в эти дни у Петрушино большие потери. Только 3 октября потери составили 18 человек убитыми и 64 ранеными (в числе последних были и два командира роты). А вот без вести в этот день пропал только один парашютист — ефрейтор Герхард Херрлих. Вероятно, он и стал словоохотливым «языком» из нашей разведсводки{8}.
Кстати, очень своеобразную трактовку «любаньскому» эпизоду, рассказывая о событиях начального периода операции «Тайфун», дает Дмитрий Борисович Хазанов: «Транспортная авиация люфтваффе не смогла спасти положения, хотя бы потому, что большинство транспортных авиагрупп Восточного фронта оказались в районе Любани, где осуществлялись активные авиаперевозки. Не менее двухсот Ju-52 собрал здесь к 3 октября 1941 г. генерал Г. Конрад, пытаясь воссоздать воздушно-десантные войска после битвы за Крит. Первоначально планировалось, что десантники примут участие в очередном штурме Ленинграда»{9}. Почему воссоздавать немецкие воздушно-десантные войска надо было не в Германии, а именно в районе Любани, автор сообщать не стал. Да и высказанный тезис о критическом влиянии «любаньского» эпизода на события на центральном участке Восточного фронта, исходя из фактического хода боевых действий, кажется нам сильно преувеличенным.
Осень 1941 г. стала, пожалуй, одним из самых тяжелых периодов Великой Отечественной войны. Только что пала «матерь городов русских» — Киев. Немцы наступали по всем фронтам. Сомкнулось кольцо блокады Ленинграда. Относительная стабильность сохранялся только на центральном участке советско-германского фронта. И вот новый удар: вермахт проломил обoрону на Западном направлении и ринулся к Москве. В сводках Совинформбюро замелькали названия знакомых всем русских городов — Орел, Брянск, Калинин. Танкисты из 2-й танковой группы «быстроходного Гейнца» проходили по сотне километров в сутки.
Такие темпы продвижения не могли не сказаться на условиях снабжения передовых частей вермахта боеприпасами и горючим. Плечо подвоза резко удлинялось, к тому же не все красноармейцы, попавшие в немецкие «котлы», бросали оружие и поднимали вверх руки. Многие из них, во главе со смелыми и решительными командирами, пытались прорваться сквозь кольцо окружения. Выйти к своим удалось, увы, немногим, но в этих отчаянных попытках прорыва нередко под удар попадали немецкие колонны снабжения. В результате горели грузовики и бензовозы, взрывались фуры со снарядами. Так, например, 2 октября недалеко от Севска семь советских танков уничтожили 12 автоцистерн и машин с боеприпасами из тыловых частей 4-й танковой дивизии. Через десять дней та же участь постигла второй эшелон тылов этой же дивизии. На этот раз прорывающимися из Брянского «котла» красноармейцами было сожжено десять грузовиков и ещё четыре уведено с собой в качестве трофеев{10}.
Вот ещё цитата, теперь из хроники 129-й пехотной дивизии вермахта, находившейся на северном фасе немецкого прорыва: «Между Митенево и Порчино вдоль дороги длиной несколько километров валялись останки колонны тыловых частей 36-й моторизованной дивизии. Грузовые и легковые машины, частично французского производства, были не расстреляны, а таранены советскими танками… Одна возле другой стояли машины ремонтной роты, автоцистерны, огромные “мерседесы”, элегантные “шевроле”, гусеничные тягачи»{11}.
Закономерно, что в этой ситуации задачи по снабжению передовых частей немцев были возложены на военно-транспортную авиацию. Экипажам «Теток Ю» приходилось обеспечивать боевую работу и своих коллег-авиаторов из истребительных и пикировочных групп, которые меняли один полевой аэродром за другим, стараясь не отстать от рвущихся на Восток танков вермахта.
Вот как этот период описан в хронике первой транспортной эскадры: «В это время IL/KGzbV1 завершила участие в переброске войск в район Любани и возвращалась в Германию. При промежуточной посадке в Восточной Пруссии неожиданно пришел приказ: срочно перелететь на аэродрам Понятовка, небольшую площадку в 100 километрах южнее Смоленска и в тридцати — юго-восточнее Рославля. На аэродроме находились бараки для небольшой стартовой команды и командного пункта. Единственным видом технического оснащения являлись бензовозы, правда, в изрядном количестве. Экипажи размещались в здании школы и деревянных домах близрасположенного колхоза»{12}.
Группа II./KGzbV1 прибыла в Понятовку 6 октября 1941 г. и в тот же день совершила первый вылет на снабжение войск. Подготовку машин к вылету выполняли техники, прилетевшие вместе с экипажами на борту «юнкерсов». Немцы отмечают, что в обширных лесных массивах оставались многочисленные советские подразделения, продолжавшие сопротивление. Поэтому зачастую немецкие транспортники попадали под обстрел и несли потери прямо у себя в тылу. В одном из таких полетов погиб командир 7-го отряда обер-лeйтенант Кербер. Его Ju-52 (зав. номер 6254, борт, номер KY+NO) пропал без вести вместе с экипажем в районе Новгорода-Северского. Это подтверждают сводки службы генерал-квартирмейстера люфтваффе. Только 7 октября из состава группы H/KGzbV1 погибли два «Юнкерса-52» (самолет Кербера и с зав. номером 7183), а ещё два самолета были повреждены пулеметным огнем. Вдобавок одна «Тетка 10» разбилась па взлете{13}.
Однако части генералов Катукова и Лелюшенко, остановив танки Гудериана, на время избавили «быстроходного Гейнца» от проблемы растянутых коммуникаций его армии. Но одновременно критическое положение со снабжением войск возникло па левом фланге Группы армий «Центр». «Тетки» трех транспортных групп (IL/KGzbVШ, KGrzbVP, KGrzbV105) были брошены на подвоз горючего танкистам 3-й танковой группы, прорвавшимся в район Калинина. Как отмечают в своих воспоминаниях немецкие ветераны II./KGzbV1, впервые им приходилось садиться на неподготовленную площадку в открытом поле (район Карабино, восточнее Ржева). Впрочем, доставка горючего по воздуху практиковалась и до выхода к верховьям Волги. Так, в упомянутой хронике 129-й пехотной дивизии отмечен эпизод посадки в районе Холм-Жирковский трех планеров. Каждый из них имел на борту 68 двухсотлитровых бочек с горючим для танков 6-й танковой дивизии. Показательно, что и здесь планеры садились в зоне действия советской тяжелой артиллерии{14}.
Драматизм сложившейся ситуации хорошо передает отрывок из уже цитировавшейся хроники KGzbV1. «Особенно запомнились нам полеты с боезапасом для наших танков в район Калинина. Снаряды были погружены в машины на аэродроме Смоленск, но вылет задерживался. Плотные облака закрыли небо. Звонок из штаба 2-го Воздушного флота требовал командира группы, который находился на взлетном поле и не мог разговаривать. Я, как адъютант группы, взял трубку. Велико же было мое удивление, когда в телефоне раздался голос самого фельдмаршала Кессельринга. Фельдмаршал просил передать командиру, что танковые части в районе Калинина находятся в критическом положении — израсходован боезапас. Он просил поднять самолеты в воздух, невзирая па погодные условия: “Я знаю, — сказал фельдмаршал, — что означает старт в таких условиях. Но для вас главное только взлететь — район Калинина свободен от облачности “. В это день группа совершила два боевых вылета. В первом противник накрыл нас артиллерийским огнем. Во втором — пулеметным, настолько близко пролегала линия фронта»{15}.
