Александр Зимин - Опричнина

Итак, и сегодня, более чем через треть столетия после выхода в свет труда A.A. Зимина, продолжается детальнейшее исследование различных сторон опричнины. Многим из них дал импульс A.A. Зимин — таким, как история Земского собора 1566 г., отношения церкви и царя и т. д. Однако количество версий о сущности опричнины и ее причинах не сократилось. Пожалуй, разноречие мнений так же велико, как и 100 лет назад. Закономерное или случайное; насколько закономерное и насколько случайное явление опричнина, до сих пор эти вопросы остаются предметом дискуссии. Но теперь к изучению этой проблемы исследователь подходит во «всеоружии» значительно большей суммы фактов, нежели четверть века тому назад, а может оценить ее, исходя из трагического опыта политической и социальной истории тоталитаризма XX столетия, в том числе и «большого террора». Предваряя подход некоторых наших современников. A.A. Зимин писал: «Тоталитаризм обычно связан с психозом, прежде всего тех, кто его осуществляет (см. Гитлер, Грозный). В этом закономерно проявляется логика самого строя. Ведь сверхчеловеки живут не среди людей, а в вымышленном царстве, отождествляя добро и зло со своей волей. Рост личного эгоизма приводит к торжеству сверхэгоизма государственного»[67]. Мысль о «государственном сверхэгоизме», дорого обходящемся подданным или гражданам страны», дает ключ к пониманию опричнины, ключ, которым сам Александр Александрович уже не успел воспользоваться. Однако в поисках истины об опричном семилетии исследователь опричнины вновь и вновь обратится к опыту одного из своих замечательных предшественников — опыту A.A. Зимина. Он не пройдет ни мимо его методических установок, ни мимо его выводов о конкретных проблемах опричнины — о судьбах боярско-княжеской вотчины, опричной территории, положении уделов, эволюции государственного строя, Земском соборе 1566 г. и т. д.

К своим трудам A.A. Зимин относился, как к детям, и пестовал их даже после того, как они, будучи изданными, покидали родительский кров и уходили в большую жизнь. Не исключение и эта книга. Авторский ее экземпляр испещрен вставками с новыми наблюдениями и сведениями, аргументами в пользу своей точки зрения. Почти все они перепечатаны самим A.A. Зиминым на отдельных листах, где указаны и дополнения за счет опубликованных ранее статей.

Рукопись второго издания была подготовлена А.Л. Хорошкевич в 1990 г. по предложению издательства МГУ. Редакторскую работу провела О.Н. Агеева. Авторские вставки были внесены в текст книги[68], увеличившейся в результате на 3 с лишним листа, унифицирован научный аппарат, в квадратных скобках приведены ссылки на новые издания ряда памятников: Пискаревского летописца, Устюжского летописного свода, переписки Грозного с Курбским (Ю.Д. Рыков), государственного архива России XVI в. и разрядных книг (М. А. Бахтиаров), вкладной книги Троице-Сер-гиева монастыря, актов Симонова монастыря и др. Составитель благодарит за помощь в подготовке книги В.Г. Зимину, тщательнейшим образом сверившую последнюю корректуру, М.А. Бахтиарова, В.Д. Назарова, Ю.Д. Рыкова, Б.Н. Флорю. Указатели составлены И.В. Ледовской при участии А.Л. Хорошкевич.

Несмотря на значительное время, разделяющее первое издание и сделанные к нему дополнения второй половины 60-70-х годов XX в., публикаторы надеются, что и в XXI в. читателю будут интересны подходы к не теряющей актуальности теме опричнины, методика исследования одного из крупнейших знатоков эпохи Грозного — Александра Александровича Зимина. В диссонансах монографии (между характеристикой исторической мысли и конкретным материалом, например) чуткий читатель уловит дух эпохи, сковывавшей творчество ученых в начале 60-х годов, и даже спустя 20 лет после смерти автора этой книги, масштабность и глубину работы, предпринятой им.

А.Л. Хорошкевич, доктор исторических наук

Кто из читателей не сохранил с детских лет в своей памяти мужественные образы купца Калашникова и князя Серебряного, верного слуги Васьки Шибанова, отважного Михайлы Репнина?! Кто не помнит византийски суровый облик царя Ивана Грозного у Васнецова, мудреца на престоле у Антокольского, обезумевшего от горя отца в бессмертных творениях Репина и Римского-Корсакова?! Кто не испытывал чувства досады за большого мастера киноискусства Сергея Эйзенштейна, который ходульной риторикой пытался изобразить жизнь и деятельность «государя всея Руси»?!

Трудно сейчас назвать имя хотя бы одного более или менее видного ученого прошлого, который при построении многоэтажного здания отечественной истории не остановил бы свой взор на опричнине, этом любимом детище царя Ивана.

Но позвольте, скажут читатели этой книги, если все это так, то стоит ли еще раз возвращаться к этому сюжету, хорошо известному всем по учебникам отечественной истории? Оказывается, стоит.

У опричнины удивительная судьба. Она долгое время являлась темой полупублицистических споров, социологических обобщений, но только не специальных исследований. Ведь до появления известной статьи С.Ф. Платонова, вошедшей позднее в его «Очерки Смуты», работ исследовательского характера об опричнине не было. Да и в настоящее время монографические разыскания на эту тему отсутствуют. Как известно, книга покойного П.А. Садикова представляет собой посмертный сборник статей главным образом о финансовых учреждениях и земельной политике в годы опричнины. Не завершили своих многолетних изысканий по эпохе Ивана Грозного и такие видные советские историки, как С.Б. Веселовский и И.И. Полосин, оставившие после себя лишь фрагменты ценнейших исследований в области опричных реформ.

Разномыслия по вопросам истории опричнины в исторической литературе не исчезли и до настоящего времени. Еще бытуют в зарубежной историографии чисто карамзинские представления, в которых история России 1565–1572 гг. рассматривается сквозь призму деяний «царя-тирана». В советской исторической литературе основное внимание уделяется социально-экономической сущности опричной политики. Однако в работах ряда историков, особенно в период культа личности, давались идиллический образ царя Ивана IV и приукрашенное представление об опричнине, ложившейся тяжелым бременем на трудящиеся массы Русского государства. Этому в немалой степени способствовали высказывания И.В. Сталина, безудержно восхвалявшего Ивана Грозного, забывая о тех неисчислимых бедствиях, которые принесло народу распространение крепостничества в XVI в.

В последние годы стали выходить работы, дающие верное освещение ряда важных вопросов истории России периода 1565–1572 гг. Но обобщающего труда на эту тему еще не появилось. Все это и делает необходимым специальное исследование вопросов истории опричнины, которое и предлагается вниманию читателя настоящей книги. Имея самостоятельное значение, она вместе с тем примыкает к работе автора о реформах Ивана Грозного, составляя ее непосредственное продолжение. Именно поэтому в данной книге отсутствуют разделы, посвященные социально-экономическим предпосылкам опричнины. Со всеми этими вопросами читатель может познакомиться во второй и третьей главах книги «Реформы Ивана Грозного»[69]. Это же обстоятельство следует иметь в виду и при обращении к историографическому обзору темы опричнины, который лишь дополняет разбор взглядов историков на время Ивана Грозного, содержащийся в указанной книге.

Настоящая работа написана на основе всей совокупности сохранившихся источников, как опубликованных, так и рукописных. Не все проблемы освещены в ней равномерно. Основное внимание уделено социально-экономическому и политическому смыслу опричнины. Вопросы внешней политики России 60-х — начала 70-х годов XVI в., а также истории общественной мысли рассматриваются лишь в той мере, в какой они необходимы для понимания хода и значения опричных преобразований[70].

При подготовке книги к изданию автору оказали большую помощь М.Е. Бычкова, И.В. Ледовская, В.М. Покровская, Н.Я. Трофимова, В.Г. Шерстобитова, а также сотрудники научного кабинета Института истории АН СССР, архивов и рукописных отделов московских и ленинградских библиотек. Много ценных советов и замечаний на разных стадиях работы было высказано специалистами из научных учреждений Москвы и Ленинграда. Всем этим своим друзьям автор приносит глубокую благодарность.

Начало страстным спорам в историографии вокруг опричнины положили Иван Грозный и Андрей Курбский, с именами которых связано уже само становление нового этапа в истории Русского государства XVI в. В их эпистолярном поединке отчетливо выступают диаметрально противоположные оценки событий опричных лет, на долгое время определившие направление историографических споров. Окруженные цветистыми легендами историков различных направлений, эти крупнейшие политические деятели своего времени и талантливые публицисты, как правило, изображались в дворянско-буржуазной исторической науке носителями двух «начал» — самодержавия и крамольного боярского сепаратизма. Казалось бы, так и должно было быть — одну сторону представлял государь всея Руси, а другую — опальный вельможа, дерзнувший бежать «от царского гнева» в Литву. Но вот эта-то кажущаяся очевидность и привела к многочисленным недоразумениям, лишь затемнившим, а не просветлившим полемику царя и боярина, а вместе с тем и понимание опричных преобразований. Если в историческом споре Ивана Грозного и Андрея Курбского первый является нападающей стороной, когда речь заходит о реформах правительственного компромисса середины XVI в., то уже при разговоре об опричнине державному повелителю приходится зачастую занимать оборонительные позиции. «Про что, царю, сильных во Израили побил, еси и воевод от Бога данных ти, различным смертем предал еси?»[71] — восклицает князь Андрей в своем первом послании московскому царю, с которого и началась полемика царя и боярина. И дело, конечно, заключалось не только в том, что Курбский принадлежал к кружку молодых энтузиастов, осуществлявших реформы середины XVI в., а в разгоряченном воображении грозного царя родилась идея опричнины, железной рукой претворявшаяся в жизнь во второй половине 60-х — начале 70-х годов. Иван Грозный не мог привести ни одного примера, ни одного факта (как это сделал Курбский для времени Избранной рады), для того чтобы показать самоценность опричных мероприятий: они приобретали в его устах смысл только как расплата за какие-то прошлые преступления бояр и княжат. Это могло лишь укреплять позиции Курбского, выступившего с обличением царя Ивана сразу же после своего бегства из Юрьева в 1564 г. Для него все существо опричнины сводилось к бессмысленному истреблению воевод, оклеветанных в изменах и чародействах. Этими гонениями и объясняет князь Андрей свой отъезд за рубеж[72].