Его похоронили на государственный счет и воздвигли надгробный памятник в Фалерне. Благодарные сограждане назначали в приданое обеим его дочерям по 3000 драхм, а его сыну Лизимаху 100 мин серебра и 100 плефров, покрытых лесом, и столько же безлесной земли; кроме того, ему отпускалось ежедневно по 4 драхмы. Когда Лизимах после себя оставил дочь Поликриту, то по народному определению решено было содержать ее на общественный счет.
Аристид был первоначально не без состояния; по своему поземельному имуществу, как было уже замечено, он принадлежал к классу пентакосиомедимнов, но, исповедуя государственными делами, он тратил часто на государственные потребности Собственные деньги, так что по смерти его состояние оказалось значительно расстроенным. Думая только о службе отечеству, он презирал обладание земными благами, в которых не чувствовал нужды при своем простом образе жизни. Рассказывают, что однажды родственник Аристида, факельщик Каллий, обвинялся в тяжком преступлении, и истец, после изложения обвинительных пунктов, обратился к судьям со следующими словами: «Вы знаете, что Аристиду, сыну Лизимаха, удивляется вся Греция. Что вы думаете, как обстоит у него в доме, когда вы видите его являющимся общественные места в такой изношенной мантии? Не нужно ли предположить, что человек, мерзнущий на улице, голодает дома и нуждается в самом необходимом? И такого-то человека Каллий, его двоюродный брат, богатейший из афинян, оставляет терпеть нужду с женой и детьми, хотя сам часто пользуется им и извлекает для себя пользу из его влияния у вас». Каллий, вследствие такого обвинения больше всего раздраживший и восстановивший против себя судей, обратился к Аристиду и просил его засвидетельствовать перед судом, что он, Аристид, сколько раз и как сильно ни просил его Каллий, никогда ничего ни хотел взять, а всегда возражал, что он более имеет прав гордиться своею бедностью, чем Калистид своим богатством, и что только тот стыдится своей бедности, кто беден против желания. Аристид действительно показал это на суде. Каждый из присутствовавших ушел с чувством, что он скорее бы согласился быть бедным Аристидом, нежели богатым Каллием.
Павсаний был сын Клеомврота, из царского рода Агидов. По смерти своего отца в 479 году, он был регентом в Спарте, в качестве опекуна малолетнего Плистарха, Леонидова сына. Клесмврот же был младший брат Леонида. Павсаний был умный и способный человек, отличавшийся высокими стремлениями. Еще в том самом году, когда он принял регентство, ему представился удобный случай заслужить громкую известность. Он получил главное начальство над спартанским войском, посланным против Мардония, и над всеми военными силами греков, выставленными тогда против персов.
Мардоний после известия о выступлении спартанцев отступил из опустошенной им Аттики в Виотию и занял позицию на север от реки Азопа. Его армия заключала в себе 300000 человек персов, мидян, саков, бактриан и индийцев и около 50000 греческого вспомогательного войска, состоявшего из македонян, фессалийцев, виотийцев, малиян, фокеян и локрян. С фронта он был прикрыт рекой Азоп, расстилавшаяся перед ним равнина давала ему место развернуть кавалерию и бесчисленные массы пехоты. Лагерь имел такое протяжение, что его невозможно было окружить укреплениями; только позади лагеря, на одной возвышенности, большой четырехугольник, с четверть мили в длину и ширину, был укреплен грудами балок, деревянными башнями и палисадами для прикрытия обоза. Там находилась также тканная золотом палатка Мардония и палатки других высших начальников. Магазины приходились в тылу, в дружественных Фивах. В этом безопасном месте, откуда во всякое время открыто было отступление на север, армия ожидала неприятеля.
Спартанцы до того медлили своим выступлением, что только в сентябре явились в Виотию.
Их армия состояла из 10000 гоплитов и около 40000 илотов, служивших пращниками и оруженосцами. К ним присоединились 20000 гоплитов из остальных городов Пелопоннеса и некоторых других государств, далее 8000 гоплитов и 800 стрелков из Афин под начальством Аристида, 600 гоплитов из Платеи и 1800 не вполне вооруженных феспийцев. В целом, не считая легких отрядов, получалась, таким образом, армия более чем в 40000 гоплитов. Павсаний расположился со всем своим войском против персидского лагеря, между Исиями и Эриерами, на склонах Киферона, где он был безопасен от нападения персидской кавалерии, а с тылу прикрыт горой.
Между греками и неприятелем расстилалась широкая равнина и протекала река Аюп.
Мардоний, видя, что эллины не намерены сходить с высот, чтобы дать сражение на равнине, выслал против них всю свою конницу под начальством Масистия, человека, пользовавшегося уважением между персами, который теперь красовался перед своими эскадронами на великолепном нисейском коне в золотой узде. Греческое войско, по причине ущелий и оврагов на склонах Киферона, разделилось на несколько отдельных отрядов. Против них персы устремились также отдельными эскадронами, осыпая их стрелами и называя женщинами. Случилось, что отряд мегарян занимал наиболее доступную позицию. Вследствие этого они были в крайне стесненном положении и послали сказать Павсанию: «В нашей позиции мы одни не в силах стоять против персидской конницы. Правда, до настоящей минуты мы стойко и мужественно держались, но теперь слишком стеснены, если вы не пошлете кого-либо на смену нам, то знайте, что мы покинем свой пост». Вместо того чтобы самому со своими спартанцами пойти на помощь, Павсаний послал спросить у всех частей, кто из них готов идти на смену мегарян. Аристид послал от себя отборный отряд в 300 гоплитов со стрелками, под начальством Олимпиодора, Лампонова сына. Во время атаки поэскадронно персидской конницей афинского отряда была ранена в пах лошадь Масистия, мчавшаяся впереди всех.
Животное взвилось на дыбы от боли и сбросило всадника. В ту же минуту афиняне кинулись на него, схватили его лошадь и начали рубить и бить его самого. Оказалось, что на персе был золотой панцирь, а сверху он носил пурпурную одежду; панцирь выдерживал удар копий, так что с ним ничего нельзя было сделать, пока один афинянин не ударил его концом копья в глаз и таким образом не порешил с ним. Персы сначала не заметили несчастья, которое постигло их предводителя; но лишь только они узнали, что он пал, вся конница бросилась вперед и начала горячую борьбу за его труп. Афинское войско выдерживало нападение, пока к нему на помощь не подоспел соседний эллинский отряд и персы были отброшены с большой потерей. Они возвратились в лагерь без своего предводителя, между тем как афиняне на колеснице возили между греческими отрядами труп Масистия. Гоплиты выходили везде из рядов, чтобы видеть Масистия, потому что труп по своей величине и красоте заслуживал того, чтобы посмотреть на него. Конница и все персидское войско оплакивали смерть Масистия со всеми азиатскими эксцентричностями: все остригли себе волосы, остригли своих лошадей и вьючный скот и подняли ужасающий плач и вопль, доносившийся до лагеря греков.
Удачное дело со страшной персидской конницей ободрило греков, так что они отважились занять более смелое положение. Так как вблизи позиции, занимаемой греками до сих пор, не было достаточного для всего войска количества воды, то они и двинулись на запад, к развалинам Платеи, где находился обильный источник Гаргафия. Армия расположилась так, что фронт был обращен уже не на север, а на восток; правое крыло, где стояли спартанцы, заняло безопасную позицию на отлогости Киферона, недалеко от источников Гаргафии; афиняне расположились на левом крыле в самой равнине, вблизи неприятельского лагеря. В середине между обоими крыльями поместился остальной пелопоннесский контингент, против мидян, бактриан, индийцев и саков. Против спартанцев были персы, против афинян находились греки, подчинившиеся персидскому владычеству. Обе армии оставались спокойными в течение 10 дней, потому что гадатель Тизамен по внутренностям животных предсказал победу Павсанию, если он не будет нападать, а будет только защищаться; то же самое, как говорят, сказано было и Мардонию. Но Мардоний наконец потерял терпение и решился покончить дело, хотя на военном совете Артабаз, важнейшее лицо в армии после Мардония, и говорил против сражения. Он советовал лучше победить греков золотом, чем оружием.
В ночь после военного совета персов, когда в обоих лагерях было все спокойно, у афинских форпостов явился всадник и изъявил желание говорить со стратигами. Когда они вышли, всадник сказал: «Афиняне! Мардоний, несмотря на неблагоприятные жертвенные предзнаменования, решился сделать на вас нападение. Поэтому будьте готовы. Если же он отложит нападение, вы спокойно ждите здесь конца, потому что персы имеют жизненных припасов лишь на несколько дней.
