Ознакомительная версия.
В числе прочих предписаний Воротынскому велели провести большой воинский смотр.
Итак, в апреле 1572 г. царь явился на Коломну, где сосредоточилось ядро южной оборонительной армии. Там Воротынский повелел устроить большой смотр — специально для Ивана Васильевича. Проезжая на коне перед войсками, государь видел: людей стало меньше, чем в славный год завоевания Казани, и заметно меньше, чем их было при взятии Полоцка. Много молодых лиц: опытных бойцов старшего возраста повыбило. И, главное, столь сильное ранее Дворянское ополчение сократилось в боях, походах, от эпидемии, недавно обрушившейся на Московское царство, а также от массовых опричных репрессий. Все больше казаки, стрельцы, наемники, а лучших бойцов — дворян — катастрофически не хватает. Людей так мало, что разделить их на опричные полки и земские уже невозможно. С несчастной весны 1571-го опричный боевой корпус перестал существовать. У каждого полка, как водится по московским воинским обычаям, двое-трое воевод; но теперь среди них смешались как те, кто числился в опричнине, так и те, кто был в земщине. Так же и боевые отряды стояли в одном стою вне зависимости от того, опричный ли, земский ли уезд их выставил. Царь со вздохом говорит Воротынскому: «Встанешь против татар сам, без меня. Дела ждут твоего государя в Новгороде». Царь не решился возглавить это войско. Слишком мало людей. Слишком боялся он новых изменников. Слишком уверенно вел себя Девлет-Гирей после прошлогодней победы. Слишком сильна была вражда в людях, разделенных опричною чертой и озлобленных друг против друга.
Когда крымский хан приблизится со своим войском, Иван IV действительно будет в Новгороде. Государь готовился тогда к худшему и даже писал завещание…
Между тем князь Воротынский, пусть и с ослабленной армией, не терял надежды. Ему опять, как когда-то в Казани, следовало встать насмерть. Не пускать врага во внутренние области страны ни при каких обстоятельствах. И он готовился победить или умереть. Незадолго до решающих событий в расположение его войск прибыл из Новгорода князь Осип Щербатый с «государевым жалованным словом и з денежным жалованием». Зная, что теперь поставлено на кон, царь пытался ободрить армию.
На исходе июля сторожи сообщили князю: татары идут. Он выдвинул армию на центр окской позиции — к Серпухову.
Какими силами располагал Михаил Иванович?
В его распоряжении находилось чуть более 20 000 бойцов[98], плюс небольшой отряд казаков Михаила Черкашенина, неучтенный в общей численности войска[99]. Под его непосредственной командой находилась часть большого полка в 1840 конников-дворян. Вроде бы значительная сила. Но дворян во всей армии — менее 14 000. Да и стрельцов немного: всего порядка 2000. Отряд немецких наемников обладал высокой боеспособностью, но он был очень невелик. Что же касается остальной массы — казачьей — то она ценилась меньше всего, и в бою решала немногое. Для сравнения: в походе под Полоцк зимой 1562–1563 гг. у Ивана IV было примерно на 10 000 дворян больше, а стрельцов — от 12 до 20 тысяч! Разительная перемена…
Кроме того, в данном случае русское командование не решилось использовать служилых татар, как делалось в Ливонии и даже под Казанью. Очевидно, боялись их перехода на сторону крымцев.
В Москве тем временем готовился к осадному «сидению» воевода князь Юрий Иванович Токмаков.
Орда Девлет-Гирея, по самым скромным подсчетам, превосходила московские полки по численности вдвое. Вся сила Крымского ханства шла с ним, к ней прибавилось еще 20 000 ногайцев, плюс отряды черкесов и беглых астраханских татар. Несколько знатных турок сопровождали ханский походный штаб.
26 июля 1572 г. Девлет-Гирей появился перед Окой. Его не интересовали Рязань, Владимир и Мещёра. Он хотел взять Москву и добить русскую мощь. По сообщению летописца, «…Лета 7080-го… прииде „царь“ (т. е. крымский хан. — Д.В.) с великими похвалами и с многими силами на Русскую землю, и росписав всю Русскую землю, комуждо что дати, как при Батые. И прииде преже на Тулу и посады пожег, и от Тулы к берегу»[100].
Его встретил передовой полк князя Ивана Шуйского и, как видно, отбился. Ока во многих местах была укреплена земляными насыпями с частоколом, из-за которого метко палили пищальники, стоя в длинном мелком окопчике. Девлет-Гирей остался у выгоднейших для наступления на Москву «перелазов» через Оку, а ногайцев отправил во главе с Теребердеем-мурзой в обход.
27 июля Теребердей-мурза, разгромив заслон из 200 дворян, перешел Оку на Сенькином перевозе. Неся потери от «плетней» и «чеснока», ногайский военачальник велел выкопать их, разрушить частокол, и лишь потом устремился в сторону Москвы. Ночью с 27 на 28 июля он обошел позиции Воротынского.
Ручная пищаль
Тем временем на протяжении второй половины 28-го шла перестрелка из пушек и пищалей на направлении главного удара. Девлет-Гирей пытался перейти Оку там, но его успешно отбивали огнем. В конце концов крымский хан уверился в бесперспективности этой затеи. 28 июля, в ночное время, он оставил перед главными силами Воротынского 2000 конников, наказав им отвлекать внимание русских, имитируя попытки перейти Оку, а сам пошел по пути, открытом на Сенькином перевозе Теребердеем-мурзой. В понедельник 29-го он уже стоял на московском берегу Оки. Ногайцы к тому моменту приблизились к Москве и блокировали дороги. Зловещим признаком стало их необычное поведение: отряды Теребердей-мурзы не «распускали войну», т. е. не отправляли отряды за добычей и пленниками, они концентрировались для разгрома русской армии. Очевидно, «малые призы» в виде беззащитных сел татар уже не интересовали, они мечтали о «царском призе» — Москве со всеми ее богатствами. В то же время Теребердей-мурза не отважился в одиночку штурмовать столицу России. Он просто перерезал коммуникации за спиной у Воротынского и ждал прибытия самого Девлет-Гирея.
Путь ногайцам попытался преградить полк правой руки, но второй воевода Федор Шереметев бежал с поля боя, бросив оружие. Первый воевода, князь Никита Одоевский, честно сражался, но выправить положение не смог — его оттеснили с дороги.
29 июля началась «гонка»: крымский хан быстро двигался к Москве, на соединение с ногайцами, а на хвосте у него сидел Воротынский. Михаил Иванович разгадал отвлекающий маневр Девлет-Гирея, поскольку за Окой было установлено постоянное наблюдение и переход основных сил татар на нашу сторону не стал для него неожиданностью. В авангарде русской армии шел сторожевой полк князей Андрея Хованского и Дмитрия Хворостинина. Их пробный удар опрокинул арьергард крымцев, шедший во главе с «царевичами». Девлет-Гирею стало ясно: его стремление к Москве бесцельно и опасно, покуда в тылу у него неприятельское войско, решившее драться всерьез.
Пришло время разворачиваться против Воротынского.
Сначала Девлет-Гирей направил 12 000 крымцев и ногайцев для контрудара по сторожевому и передовому полкам. Русские быстро отходили… отходили… и навели татар на гуляй-город, который встретил неприятеля жестоким артиллерийским огнем. Всадники один за другим падали в ров, спешно выкопанный незадолго до их появления. Неприятельская рать рассеялась. Таким образом, тактический успех, достигнутый крымцами ранее, сошел на нет. Оборонительная операция принесла русским полкам первые удачи.
Но тогда же крымский хан вновь усилился, соединившись с ногайскими союзниками.
Наши продолжали наступать, отбрасывая арьергардные отряды татар. До большого боя дело не доходило. Девлет-Гирей, уже перешедший Пахру, наконец развернул основные силы и пошел на русскую армию. В момент разворота он был менее чем в одном дне пути до Москвы.
30 июля, в среду, началось генеральное сражение, от которого зависела судьба Московского царства. У Воротынского были в прошлом заслуги и неудачи, но Бог даровал ему главный звездный час: ради спасения Русской цивилизации Он привел «командарма» на поле близ деревни Молоди. Этим страшным многодневным сражением у Молодей, этой победой, спасительной для страны, полководец и вошел в русскую историю.
Центром и основой нашей позиции стал гуляй-город — легкое укрепление из телег с деревянными щитами. Его поставили на всхолмии близ речки Рожай. Из гуляй-города по крымцам били пушки и пищали, из окопов палили по ним стрельцы, дворяне осыпали атакующих татар стрелами. За гуляй-городом встали конные дворяне и казаки. Их берегли для контратак.
Волна за волной татары накатывали на гуляй-город, бились с чудовищным упорством, получали по флангам удары конных полков и отходили прочь, устилая поле трупами. Армия Воротынского стояла непоколебимо. Погиб ногайский предводитель Теребердей-мурза. В плену оказался крупный полководец неприятеля — Дивей-мурза[101], а также некий «астраханский царевич», несколько мурз и трое «ширинских князей». Для Девлет-Гирея битва в среду окончилась полной неудачей. В четверг и пятницу крымский зверь зализывал раны, не решаясь опять ударить на русские порядки. Тут и там вспыхивали отдельные стычки. Татары надеялись вызвать русских на прорыв: в лагере Воротынского начался голод и конский падеж, не хватало воды. Пленный Дивей-мурза высокомерно издевался над русскими военачальниками: «Если бы крымский царь был взят в плен вместо меня, я освободил бы его, а вас, мужиков, всех согнал бы пленниками в Крым!.. Я выморил бы вас голодом в вашем „гуляй-городе“ за 5–6 дней»[102]. Обоз был брошен Воротынским во время погони за крымцами, а отпустить полки с позиции по соседним деревням на фуражировку и за пищей не представлялось возможным: нельзя было распылять силы, когда их и без того совсем немного. Приходилось резать боевых коней и питаться их мясом. Михаил Иванович твердо придерживался оборонительной тактики. В атаках на гуляй-город татары понемногу растрачивали численное превосходство, а открытое сражение сразу поставило бы московских воевод в проигрышную ситуацию. В такой — патовой, по большому счету, — ситуации главнокомандующему оставалось молиться, призывая помощь Божью.
Ознакомительная версия.
