112
«Москвич» от 8 февраля 1868 г.
Москва, 2 февр. 1867 г.
Официальные данные перепечатаны в № 241 «Русских Ведомостей» за 1889 г.
См. выше предисловие к 6-му изданию. – В обширной литературе этого двуличного уродливого архаического института, воскресившего местами времена очаковские и покорения Крыма, особое место заняли «Записки» бывшего земского начальника г. Новикова, печатавшиеся сначала в «С.-Петербургских Ведомостях», а потом вышедшие отдельною книгою. Из этого свободного от либерального яда источника с ужасом должны были узнать больше, чем из разоблачений всех либеральных изданий. – Г. Новиков a posteriori вполне подтверждает то, что защитники Судебных Уставов a priori приводили против узаконения произвола «властной руки». – Книга г. Новикова воочию доказывает, что личность и имущество крестьянина de facto отданы на прихотливое усмотрение земского или, как теперь точнее стали называть, крестьянского начальника. Ни съезд, ни предводитель, ни губернатор, контроль которых ограничивается писанием бумаг и поверхностным образом, не оградит крестьян, судьбу которых в действительности со всех сторон держит в своих руках его всесильный попечитель»… И такими-то блистательными результатами, приведшими массу населения к лишению элементарных прав личности, восторгаются панегиристы произвола. (См. «Москов. Вед.», 1900. № 71).
Так отвечают на поставленный поэтом вопрос – «Народ освобожден, но счастлив ли народ?» – монополисты народного блага, на словах преклоняющиеся пред мудростью народа, а на деле третирующие его как зверя, животное или в лучшем случае как «хама» или дитя неразумное.
См. «Ж. М. Ю.», 1896. № 3, статью Иванова «Очерк истории здания судебных установлений в Москве», 293, 305.
Впоследствии председатель Тульского окружного суда. О деятельности его см. ниже в отделе «Скорбных справок».
См. «Судебн. Вестник» 30 августа 1866 г.
«Моск. Ведом.», 1866. № 86.
Для характеристики дореформенного судопроизводства следует добавить, что в случае оставления жалобы без последствий жалобщик подвергался снова 6о ударам розог. (Зап. сенатора Ховаэна).
Колмаков рассказывает следующую сцену: министр юстиции граф Панин как-то раз заехал в петербургский уездный суд, где встретил одного человека в нижнем белье с метлою в руках. На вопрос министра: «где судья», он отвечал, что «судьи нет», а на вопрос: «где заседатель», отвечал: «я заседатель». – Граф в смущении произнес: «Вы… ты…» и удалился. («Русск. Стар.», 1886. № 12). Впрочем, эта буколическая сцена не помешала по-прежнему утверждать, что только неблагонамеренные люди могут требовать преобразования судов.
См. «Дневник». Т.Н.
См. «Письма Аксакова». Т.Н.
Подробности см. в моих историко-биографических справках: «А. М. Унковский и освобождение крестьян».
В письме к Ростовцеву Александр II назвал этот адрес дерзким. (См. Т. II Н. П. Семенова– «Освобождение крестьян»).
«Ж.М.Ю.», 1864. № 10.
См. «Жур. Мин. Юстиции», 1867. № 2. Всеподд. отчет министра юстиции за 1866 г. – В статье («Книжки Недели», 1902. № 3) «Новые мехи и новое вино», принадлежащей перу известного судебного деятеля сенатора А. Ф. Кони, находим следующий отзыв о нашем суде присяжных: «Их желали, их ждали. В них хотелось верить заранее. Присяжный заседатель был дорог всякому, с сочувствием думавшему о новом суде. Подобно Татьяне в письме к Онегину, русское развитое общество того времени могло сказать этому еще непоявившемуся на сцену присяжному: «незримый – ты мне был уж мил»… Но невольное сомнение закрадывалось в душу. Этот незримый и неведомый теоретический присяжный должен был облечься в огромном большинстве случаев в реальный образ простолюдина, всего пять лет назад освобожденного от крепостной зависимости, – в образ того мужика, которого незадолго перед тем Тургенев, устами одного из своих громких героев, назвал «таинственным незнакомцем»… И что же? Теперь, через 25 лет, можно сказать, что этот таинственный незнакомец оправдал оказанное ему доверие и не посрамил ни здравого смысла, ни здравого чувства русского народа. Беспристрастная история нашего суда присяжных покажет со временем, в какие тяжкие, неблагоприятные условия был он у нас поставлен, как долгие годы он оставался без призора и ухода, как недостатки не исправлялись любовно и рачительно, а представлялись злорадно или близоруко дальнейшему саморазвитию. Будущий историк этого суда должен будет признать, что по отношению к этому суду у нас велась своеобразная бухгалтерия, причем на странице кредита умышленно ничего не писалось, а на страницу дебета вписывался каждый промах крупным, каллиграфическим почерком. Он признает, этот историк, что между большинством приговоров, которые ставились в вину присяжным, были такие, с которыми трудно согласиться, но не было почти ни одного, который, зная данное дело, нельзя было бы понять и объяснить себе»… Слова эти заслуживают особенного внимания ввиду исключительной компетентности автора, который, занимая сначала должности прокурора и председателя С.-Петербургского окружного суда, а потом обер-прокурора уголовного кассационного департамента, имел в продолжение своей продолжительной карьеры все средства близко ознакомиться с деятельностью суда присяжных.
«Моск. Ведом.», 1867. № 69.
См. «Материалы относящ. до нового общ. устр.». Т. II, 453.
«Дневник», III, 115.
Там же, 147.
«Дневник», III, 156, 157.
«Моск. Вед.», 1868. № 173.
Там же. № 227.
Там же. № 1873, 283.
«Моск. Вед.», 1866. № 87.
Там же, 1868. № 4.
Там же, 1870. № 19 и др.
См. статью Кони в «Ж. М. Ю.», 1895. № 2.
В «Московском Сборнике», изданном К. П. Победоносцевым, суду присяжных посвящается 4 страницы (53–57), из коих на первых трех приводятся слова Мэна об этом институте. Затем автор переходит к «несчастному (sic!) учреждению в тех странах, где нет тех исторических и культурных условий, при коих он образовался в Англии», т. е. ко всей континентальной Европе с Россиею включительно. «И вот, – говорится далее, – по прошествии долголетнего опыта всюду, где введен с примера Англии суд присяжных, возникают уже вопросы о том, как заменить его для устранения той случайности (?) приговоров, которая из года в год усиливается». В подтверждение этих изумительных слов, к сожалению, никаких данных не приводится, а между тем не только в Западной Европе, где о замене суда присяжных серьезно никто и не думал, но даже и у нас ему не грозит теперь опасность. Когда в 1895 г. созваны были в Петербурге высшие представители судебной власти и прокуратору, они почти в один голос заявили, что суд присяжных лучшая форма суда, пользующаяся доверием не только в образованном обществе, но и среди простого народа. В частности было указано, что приговоры коронных судей подвержены большим колебаниям, нежели суда присяжных, и что именно за последние годы вследствие улучшения некоторых частей нашего законодательства, деятельность суда присяжных также улучшилась. (См. «Журнал Мин. Юстиции», 1895. № 4, статью А. Ф. Кони, а также брошюру мою «Суд над судом присяжных». М., 1896). В промежуток времени между выходом 1-го издания и 3-го издания «Московского Сборника» вышел капитальный труд г. Бобрищева-Пушкина о русском суде присяжных, но он прошел для сборника незамеченным, и голословно-бранная глава о суде присяжных в названном сборнике осталась без перемен. Между тем этот плод многолетнего кропотливого труда («Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных». С атласом из 84 таблиц и диаграмм. М., 1896 г.) представляется первым серьезным исследованием о русском суде присяжных и игнорировать его невозможно, когда серьезная речь идет о нем. К сожалению, это замечательное исследование по объему своему мало доступно публике, выводы же компетентного автора (см. статьи мои: «Правда о суде присяжных» в «Русск. Вед.», 1896 г. № 247 и след.) заслуживают полного ее внимания. В предисловии г. Бобрищев-Пушкин (ныне председатель С.-Петербургского окружного суда), говоря о современном настроении, пишет: «Страшно за русский суд, именно за суд вообще, а не только за суд присяжных». – «Форменная келейная расправа, – продолжает он, – стала превращаться в действительный суд только с момента учреждения суда присяжных и притом в зависимости от этого освежающего элемента; нельзя забыть этого факта нашей судебной истории». В частности относительно «возмутительных приговоров» суда присяжных (т. е. об оправдании при сознании подсудимого), по поводу коих ослепленная реакционная пресса привыкла поднимать гвалт, названный компетентный судья, с величайшим вниманием изучавший массу приговоров суда присяжных, замечает: «Эти приговоры, как это ни странно на первый взгляд, в подавляющем большинстве случаев в глазах лиц, участвующих в деле, является последним словом справедливости». «Сладкая, благодатная уверенность, Россия ли отплатит за это неблагодарностью, – как писал И. С. Аксаков, – суду присяжных?» В ноябрьской книге «Журн. Мин. Юстиции» за 1897 год напечатана интересная статья г. Тарновского «Об оправдательных приговорах за 1889–1893 гг.». Из нее видно, что наш суд присяжных по числу оправданий гораздо ближе к европейскому, нежели коронный; так, в России было оправдано присяжными– 36 %, без участия присяжных– 26 %; во Франции присяжными – 29 %, без участия присяжных—7 (С. 171).
