Ознакомительная версия.
Испробовав все, какие только можно, способы транспортировки с Божьей помощью я помог Гоше перейти через эту пахоту. Иногда Игорю казалось, что все это напрасная трата сил. Что ему никогда не выбраться из этого окружения. Я поддерживал его, как мог. Заглядывая в будущее, пророчествовал ему, что еще погуляю у него на свадьбе и увижу, как он будет танцевать. Не помню, сколько прошло времени, но примерно около пяти часов утра, когда начинало всходить солнце, мы все вместе собрались вокруг догорающего костра и стали думать, что делать дальше.
Силы тех, кто еще мог передвигаться, таяли на глазах. Еще одной ночи мы могли и не выдержать. Если за первую ночь мы преодолели четыре километра, то за вторую не больше двух. Нужно было кому-то выдвигаться в Комсомольское, до которого оставалось не больше трех километров, и сообщить нашим, что без посторонней помощи группа выйти не сможет. Или хотя бы срочно найти воду и транспорт. На поиск ушли Филин и боец «Кривбасса» Саенко Дима. Спустя некоторое время мне на телефон пришло сообщение, что все населенные пункты нужно обходить стороной и ни в коем случае не заходить в Комсомольское. Национальная гвардия оттуда ушла. Поселок занят «сепарами»… Ближайший блокпост национальной гвардии расположен в поселке Раздольное, которое находится в полутора десятках километрах за Комсомольским. Тогда мы не знали, что и Раздольное тоже лишь частично контролируется нацгвардией, а по большей территории поселка свободно перемещаются «сепары».
В это самое время продолжали поступать смс-сообщения, настоятельно рекомендовавшие выходить в Комсомольское к местной больнице. Позже некоторые ребята рассказывали, что, выполняя эти рекомендации, подтягивались к указанной больнице, где их уже встречали боевики.
Шло время. Поисковые группы искали нас, а мы, обезвоженные и третьи сутки ничего не евшие, думали, что делать дальше. Назвать наше положение безнадежным означало вообще ничего не сказать. Втроем с Вовой Мазуром и Сталкером нам не утащить носилки с ранеными. А с нами, кроме двух лежачих, еще четверо раненых, которые через несколько часов тоже не смогут самостоятельно передвигаться. Да и сами мы уже окончательно выбились из сил. Нам удалось вырваться из тройного окружения, и когда уже казалось, что спасительный поселок так близок, мы узнали, что и он занят «сепарами». Снова кольцо. Снова окружение. И почти не осталось никаких сил. Вместо ожидаемых трех километров до позиций национальной гвардии предстоит преодолеть десятки километров в обход населенных пунктов. И эти сообщения, противоречащие друг другу. Прав был Прапор. Нельзя никому верить. В рекомендации обходить населенные пункты стороной была своя логика. Если бы мы были здоровые и на ногах, то, скорее всего, так и поступили бы, но в нашем положении эти рекомендации были бесполезны. После ухода Филина и Димы мы понимали, что не стоит ждать их возвращения. Они ушли туда, где уже нет своих. Даже если им каким-то образом удастся выйти, они не смогут нам ничем помочь. Вероятность выбраться из окружения стремительно приближалась к нулю. Я поделился своими неутешительными выводами с товарищами:
— Филин с Димой не вернутся. Если смс не врет, то их задержат в ближайшем населенном пункте.
Сталкер продолжил:
— У нас нет выбора. Нужно идти искать транспорт. Дальше с десантником и Костей мы идти не сможем. Гоша и Якут совсем плохи. Надо идти. Или выйдем на поисковую группу, или найдем машину.
Мазур предложил:
— Одному идти нельзя. Второй должен прикрывать и помочь, если что. Пойдем мы с Пашей.
— Добро, — отвечаю я. — Я пока пригляжу за ранеными. Постарайтесь не задерживаться.
Костя Совенко, услышав наш разговор, досадно сказал:
— Никто из тех, кто ушел, не вернулся. И эти не вернутся.
Коба, зная, какие тесные узы дружбы связывают Союза и Сталкера, ухмыльнувшись, перевел взгляд на них и уверенно произнес:
— Сталкер точно вернется.
Я, как обычно, напутствовал товарищей традиционным: «С Богом!»
Было уже достаточно светло, и ребята, осторожно двигаясь через «зеленку», направились в сторону железнодорожного пути, а я остался один с шестью истекающими кровью и обессиленными товарищами. Размышляя сам с собой, я думал: «Если не вернутся Сталкер и Вова, тогда останется только погибнуть всем вместе. Дальше бойцы идти не смогут, а если и я уйду и пропаду где-нибудь, то раненым точно смерть. Их никто не найдет. Я последний, кто знает, где их искать. Если придется идти за помощью самому, то, судя по тому, что ни один еще не вернулся, можно делать вывод: раненые погибнут. Даже в случае благоприятного исхода для меня… как я потом смогу с этим жить?»
Во рту было сухо, как в пустыне. Язык прилипал к нёбу. Губы уже еле шевелились, и приходилось прилагать усилия, чтобы их раскрывать при разговоре. Я пытался найти в ближайших канавах и сухих зарослях камыша хоть какую-нибудь лужу, чтобы утолить жажду, но ни одной капли воды так и не нашел. Раненым бойцам было еще хуже. По вымазанной землей и окровавленной перевязке на разорванной ноге Якута, лениво перебирая лапками, бегали мухи. Союз, бледностью лица похожий на снятого с креста Спасителя, дрожал от озноба. Не лучше выглядели и остальные раненые. Тогда я практически утратил всякую надежду. Видимо, лимит везения для нас был исчерпан. Так прошло около часа. Если нас что-то еще и могло радовать, то это было взошедшее солнце, которое принесло с собой тепло и избавило нас от холода.
Вдруг со стороны железнодорожного полотна послышался звук двигателя автомобиля, который приближался в нашу сторону. Мы внутренне напряглись и приготовились встречать гостей. Я с автоматом занял позицию за деревом на склоне нашей низины. Недалеко от места нашей лежки остановился красный автомобиль «Жигули», из которого вышли Сталкер и Володя. За рулем сидел какой-то мужчина зрелого возраста. Это было спасение для наших тяжелораненых. Мы погрузили в «жигуль» Гошу, Якута, десантника Олега и Костю. В машине было тесно, но другого выбора не было. Сидя втроем сзади с перебитыми ногами, ребята испытывали невыносимую боль. Я представил себе, как они будут терпеть дорожную тряску, и мурашки пошли по коже.
Отправляя наших товарищей с незнакомым человеком, мы не знали, что с ними будет дальше, но была надежда, что человек выполнит данное слово и вывезет ребят в безопасное место, где им смогут оказать необходимую помощь. Был огромный риск, что водитель окажется местным «сепаром» и сдаст бойцов в ближайшем селе боевикам, чтобы не палить лишний бензин, а также расскажет, что видел нас. Но другого выбора у нас не было. Забегая вперед сообщу, что этот добрый самаритянин отвез наших ребят за 250 километров от этого гиблого места и высадил в больнице в Бердянске, за что ему, без всякого сомнения, на Страшном суде много грехов отпустят. Я лично буду ходатайствовать, если мне там дадут слово. Врачи больницы в Бердянске поставили в известность представителей соответствующих подразделений о раненых бойцах, и за ребятами был отправлен транспорт. Но это все было потом, а тогда, оставшись впятером, мы не знали этого. Для нас судьба наших товарищей была в руках Божьих, как и наша собственная.
Нас осталось пятеро. Все могут более-менее стоять на ногах. Уже легче. И хоть путь в несколько десятков километров при нашем положении кажется нереальным, но нужно идти. Нам еще предстояло вырваться из последнего кольца окружения. Сталкер и Володя рассказали о том, как они нашли транспорт:
— Мы аккуратно пошли вдоль железки и вышли на железнодорожный переезд. До него около двух с половиной километров. По дороге видели «бэху», но не рискнули искать в ней воду. Если рядом окажутся «сепары», то транспорт мы не найдем. Когда вышли к переезду, встретили этого мужика на «жигулях». Вроде бы нормальный. Сам вызвался помочь, когда объяснили, что к чему.
Нам не оставалось ничего другого, как отправиться к этому переезду и попытаться найти какой-нибудь транспорт или, если останутся силы, двигаться по «зеленке» вдоль дороги от переезда к Комсомольскому и там действовать по ситуации.
Мы с Володей пошли вперед. За нами, опираясь на палку, шел Коба. За ним, поддерживая Союза, Сталкер. Высокая насыпь вдоль железнодорожных путей скрывала нас от обзора со стороны Новокатериновки и Старобешево. Наш путь проходил по узкой грунтовой дороге между насыпью и распаханным полем. Мы шли, практически не скрываясь. Поднявшееся высоко над горизонтом солнце начинало припекать. На какие-либо меры предосторожности уже просто не было сил. Чтобы было легче идти, я сбросил из разгрузки последние несколько магазинов и гранату. Очень удивился, когда увидел, что у гранаты сжаты усики. Нес еще от самой первой посадки. Забыл разжать. Могла и рвануть где-нибудь, если бы зацепился за ветку или куст. Или шплинт мог сам выпасть из запала. Не выпал. Значит, так надо. Мы идем, и нас до сих пор никто не увидел и не убил. Значит, все хорошо. Выкручиваю запал из корпуса гранаты и разбрасываю их в разные стороны. Голова кружится от голода, палящего солнца и жажды. Говорить трудно, но мы пытаемся шевелить губами и общаться с Володей. Пытаюсь собирать во рту хоть какую-нибудь влагу и глотать ее. Умудрялись даже философствовать. Я шел и обещал Господу, что, если Он даст нам вернуться домой, то я возьму всю свою семью и пойду в нашу церковь, которую почти каждое воскресенье посещали с женой и детьми… Что стану перед алтарем на колени во время службы и скажу своим жене и детям, чтобы стали рядом… что буду просто стоять, приложив руку к сердцу и молчать. Буду долго стоять и молчать. И Он услышит мое молчание и поймет все без лишних слов. Потому что иначе выразить свою благодарность я просто не смогу.
Ознакомительная версия.
