Сейчас посмотрим, что у нее получилось. Он громко прочел:
Уж небо осенью дышало,
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла,
Так я учебу начала.
– Тьфу! – не выдержал Одинцов.
– Вот он всегда на меня нападает! – пожаловалась Синицына.
– Да потому нападаю, что глупо! Противно…
– Потише, потише, – сказал Митя. – Плохо ведешь себя, Одинцов! Так не годится: лишний спор заводишь и мне не даешь прочитать до конца.
Одинцов замолчал.
Митя начал читать сначала:
Уж небо осенью дышало,
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла,
Так я учебу начала.
Белеет школа одиноко
В тумане неба голубом,
Идти мне в школу недалеко —
На крайней улице мой дом.
Мои родители давали
Мне на прощание совет:
«Учись ты, Нюра, хорошенько —
В награду купим мы конфет».
– М-да… – задумчиво протянул Митя и посмотрел на Синицыну. – Плохо. Очень плохо!
– А почему плохо? Рифма есть, все есть, – забормотала Синицына, поглядев на всех.
Митя еще раз пробежал глазами стихотворение и тяжело вздохнул:
– Почему плохо? Прежде всего по мысли плохо. Ты вот пишешь о себе:
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла…
А родители тебе за эту учебу обещали конфет.
Ребята фыркнули.
– А еще Пушкин и Лермонтов тут у нее!
– Вот уж ничего подобного! – сказала Синицына.
– Ну как же ничего подобного? – улыбнулся Митя. – Вот смотри:
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало…
– Чье это?
Синицына раскрыла рот, чтобы что-то сказать.
– Постой. Дальше посмотрим:
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом…
– Это чье?
– Во-первых, у меня не парус, а школа белеет…
Одинцов громко фыркнул. Митя рассердился:
– Одинцов, ступай займись подшивкой газет! Стыдно! Большой парень – и не умеешь себя в руках держать. Ступай!
Одинцов нехотя отошел от стола.
– А ты, Нюра, сядь. Мы с тобой сейчас разберемся хорошенько.
Синицына надулась и с упрямым лицом присела на кончик стула.
– Что она там – все спорит? – спросил Одинцова Булгаков.
За столом Митя что-то говорил, не повышая голоса, но часто поднимая вверх брови и разводя руками.
Нюра сидела красная, надув губы. Ответы ее становились тише, спокойнее, потом она встала, взяла со стола листок и молча прошла мимо ребят.
– Поняла наконец, – улыбнулся Васек.
– Сейчас мне нахлобучка будет, – сказал Одинцов.
– Ребята! – Митя постучал по столу. – Если мы будем высмеивать человека, тогда как мы обязаны по-товарищески объяснить ему его ошибки… – Он строго посмотрел на присмиревших ребят.
– А чего ж она… – вспыхнул Одинцов.
Васек вспомнил свою заметку: «И правда, если над каждым смеяться, никто и писать не будет».
Когда Митя кончил, он подошел к нему и сам сказал:
– У меня тоже как-то нескладно получилось с заметкой.
– Сейчас будем читать, – сказал Митя. – У меня остались три заметки: Одинцова, Зориной и твоя.
Одинцов услышал свою фамилию и насторожился. У него был важный и ответственный раздел – «Жизнь нашего класса». Выбранный единогласно, он очень строго относился к своей работе и не пропускал ни одного случая или события, взволновавшего класс. Теперь он тоже дал заметку под заголовком: «В классе было грязно».
Митя внимательно просмотрел ее, улыбнулся и написал: «Принять». К статье Зориной он отнесся очень серьезно. Зорина писала о дружбе мальчиков и девочек и заканчивала так: «Многие мальчики говорят: «Мы, ребята, между собой всегда поладим – кому надо, и тумака дадим. А девочку за косу дернешь – и то она обижается; значит, с девочками и дисциплину подтянуть нельзя». А я считаю, что это неправильно, и тумака давать совсем необязательно, только с девочками надо разговаривать по-дружески, а не высмеивать их. Девочкам тоже не надо пересмеиваться и поддразнивать ребят, а у нас есть такие ехидные – это тоже неправильно. Мы росли вместе, учились вместе с первого класса, давайте будем дружить. Я стою за дружбу девочек с мальчиками. Не надо никого обижать и пересмеивать.
Звеньевая Зорина».
Читая, Митя все время одобрительно кивал головой и в уголке тоже написал: «Принять».
Пока Митя читал заметки Одинцова и Зориной, Васек делал вид, что совершенно поглощен своей работой. Но Митя и на его заметке написал своим размашистым почерком: «Принять».
Потом подозвал Сашу:
– Кто переписчик?
– Я, – сказал Саша.
– Вот еще три статьи. Кто нарисует заголовок?
– Малютин.
В пионерскую комнату вошел Сергей Николаевич:
– Работаете?
Митя засмеялся:
– Фабрика-кухня. Стенгазету делаем, журналы подшиваем.
Ребята при Сергее Николаевиче сразу подтянулись; каждому хотелось, чтобы учитель заметил его работу. Васек тоже хотел обратить на себя внимание учителя.
– Рамка готова! – громко сказал он, деловито собирая кисти. – Булгаков, какую заметку пишешь?
– Четвертую, – ответил Саша тоже громко, чтобы слышал учитель.
Остальные ребята один за другим подходили к столу с кипой журналов и газет.
– Подшито!
– Готово!
Сергей Николаевич пробежал глазами Лидину заметку.
– Нужный вопрос… Лида Зорина… А… черненькая такая, с косичками! – сказал он, припоминая, и взял вторую заметку.
– Мою читает, – шепнул ребятам Одинцов, прислушиваясь, что скажет учитель.
Сергей Николаевич прочитал про себя, потом улыбнулся и прочитал Мите вслух:
– «Сергей Николаевич увидел, что на полу валяются бумажки и вообще сор. Он не начал урока, заложил руки за спину, отошел к окну и не повернулся к нам, пока мы все не убрали. А потом сказал: «Чтобы это было в последний раз». Теперь ребята стараются вовсю. Редакция надеется, что такой случай больше не повторится».
Последние слова Одинцов списал со взрослой газеты. Учитель засмеялся и громко сказал:
– Совершенно точно и честно! А относительно надежд редакции – просто солидно получается!
Он крепко пожал руку Мите, кивнул головой ребятам и вышел.
– Что он сказал? Что он сказал? – заволновались ребята.
– Ты слышал? – спросил Одинцова Саша.
Одинцов сиял.
– Сергей Николаевич сказал «Точно и честно. И просто солидно», – взволнованным голосом сообщил он окружившим его ребятам.
– Честно и точно! Это значит – не наврано ничего!
– Ну еще бы, Одинцов вообще никогда не врет!
– Молодец! – радовались ребята.
– Молодчага! – сказал Васек, хлопнув Одинцова по плечу. Он был рад за товарища.
Саша тоже был рад, но он не понял, что значит «солидно».
– Одинцов! Как это понять – «солидно»? – спросил он. – Ты знаешь?
– Нет, – сознался Одинцов. – А как по-твоему? – Он улыбнулся. – Это, наверно, самая главная похвала. Давай спросим у Мити!
Но Митя стоял уже в дверях и,
