Греко-персидских войн привел к открытой вражде между лакедемонянами и афинянами. Спартанцы, опасаясь, что афиняне могут вступить в соглашение с восставшими, потребовали, чтобы они покинули пределы Пелопоннеса. Афиняне, считая себя оскорбленными таким отношением лакедемонян, разорвали заключенный с ними союз против персов [169].
Вопрос о разрыве отношений между Спартой и Афинами привлекал внимание многих исследователей и в настоящее время он не потерял своей дискуссионной остроты. Некоторые авторы подвергают сомнению основательность подозрений лакедемонян. Однако аргументы, приводимые ими, едва ли можно считать убедительными. Так, например, в научной литературе высказывается мнение, что посланный на помощь лакедемонянам корпус Кимона состоял только из представителей высших классов, так как феты не могли быть гоплитами, а следовательно, воины Кимона, настроенные на сохранение дружественных отношений со Спартой, не склонны были помогать восставшим илотам [170]. Но прежде всего неправильно было бы думать, что сторонники Эфиальта находились только среди фетов. По-видимому, драма Кимона заключалась в том, что абсолютное большинство афинских граждан склонялось в пользу демократических преобразований (ср.: Plut. Per., 15). Поэтому, вероятно, сторонники Эфиальта, враждебно настроенные к Спарте, были и среди гоплитов Кимона. Таким образом, основания для опасения у лакедемонян были, тем более что впоследствии тех восставших, которым спартанцы разрешили покинуть Пелопоннес, поселили в Навпакте именно афиняне.
Не убеждает также скептическое отношение некоторых современных исследователей к самому сообщению Фукидида об опасениях Спарты [171]. Во-первых, его мнение стало основополагающим для всей известной литературной традиции (Diod., XI, 64, 2; Plut. Cim., 17; Paus., I, 29, 8 sq.; IV, 24, 6 sq.; Just., III, 6, 3). Во-вторых, Фукидида менее всего интересовало, какие конкретно действия афинян могли насторожить лакедемонян. Он хорошо понимал — и это главное, — что в условиях глубоко зашедших противоречий между лакедемонянами и афинянами нужен был лишь формальный повод, чтобы расторгнуть ставшие для них помехой союзные отношения.
Разорвав союз со Спартой, Афины заключили соглашение с ее злейшим врагом Аргосом, а также с Фессалией (Thuc., I, 102, 4; II, 22, 3; Paus., I, 9; IV, 24, 7; Aeschyl. Eumen., 287—291, 667—673). Интерпретация этого союза в историографии весьма противоречива [172], поэтому рассмотрим более внимательно данные источников. Прежде всего следует отметить, что в середине V в. до н. э. Аргос выступал в качестве противодействующей лакедемонянам силы. После его разгрома царем Клеоменом в 520 г. до н. э. он восстановил свое могущество уже накануне Греко-персидских воин, а со времени установления в нем демократического строя аргивяне стали осуществлять агрессивную внешнюю политику, стремясь укрепить свое господство в Арголиде и вернуть территории, захваченные в свое время Спартой. Однако, будучи изолированным в Пелопоннесе, Аргос с начала V в. до н. э. все более тяготел к союзу с Афинами. Это было одной из важных причин, сдерживавших активное участие лакедемонян в решении общегреческих проблем. Поэтому Фукидид, указывая, что Аргос был злейшим врагом Спарты, рассматривал заключение с ним союза как агрессивную акцию афинян в отношении лакедемонян.
Во-вторых, афиняне, вступив в соглашение с аргосца-ми и фессалийцами, окончательно отказались от сформулированных при создании Эллинского союза в 481 г. до н. э. принципов: общими силами вести борьбу против персов и против тех эллинских государств, которые добровольно выступали на стороне персидского царя (Hdt., VII, 132; 148—149). Аргос и Фессалия были именно такими государствами.
В-третьих, результатом этого союза было создание антиспартанской коалиции (Thuc., I, 102, 4). Ситуация на Истме и в Арголиде, обострившаяся вследствие враждебных действий коринфян против клеонян и мегарцев (Plut. Cim., 17), была в центре внимания афинской внешней политики.
Поэтому следующем внешнеполитическим актом Афин был союз с Мегарами. Детальные сведения об этом сообщают Фукидид (Thuc., I, 103, 4) и Диодор (Diod., XI, 79, 1 sq.). Согласно Фукидиду, мегаряне, находившиеся в составе Пелопоннесского союза, вышли из него, так как у них возникла война с Коринфом из-за пограничной области (ср.: Plut. Cim., 17, 1 sq.). По этой причине мегаряне заключили союз с Афинами и стали членом Афинского морского союза (Thuc., I, 103, 4; Diod., XI, 79, 1 sq.; Plut. Cim., 17, 1 sq.; ср.: Andoc., III, 3). Мегары представляли для Афин очень важный в стратегическом отношении район, поскольку они имели гавани на побережье Коринфского (Пеги) и Саронического (Нисея) заливов и контролировали единственную сухопутную дорогу, ведущую в Пелопоннес. Афины заняли Мегары и Пеги, построили для мегарян Длинные стены, соединив город с Нисейской гаванью, и оставили в Мегарах свой гарнизон. Это создавало для самих коринфян и их колоний на побережье Коринфского залива большую опасность. Таким образом, действия афинян в Мегариде имели по отношению к пелопоннесцам, и прежде всего к коринфянам, несомненно, агрессивный характер. Афины фактически оккупировали Мегары. Поэтому данное событие исследователи справедливо рассматривают как начало первой Пелопоннесской войны.
Прежде чем перейти к характеристике военных действий, Фукидид вставляет в свой рассказ краткое сообщение об афинской экспедиции, посланной на помощь восставшим против персов египтянам, и первых ее успехах (Thuc., I, 104, 1 sq.) [173]. Из сообщения Фукидида ясно вытекает, что афиняне воевали на два фронта. Естественно, в связи с этим возникает целый ряд вопросов. Какие политические силы в Афинах заключили договор с лидером восставших египтян Инаром? Когда была отправлена экспедиция в Египет? Планировалось ли заранее в Афинах ведение войны на два фронта?
О восстании в Египте и заключении договора афинян с лидером восставших Инаром сообщает достаточно обширный круг источников (Hdt., VII, 7; Thuc., 1, 104; Diod., XI, 71, 3-5; Aristod, II, 3 sq.; Just., III, 6, 6; Plut. Them., 31, 4; Isocr., VIII, 66; Aelian. Var. hist, V, 10; Aeshyl. Eumen, 292-295). Согласно Диодору (Diod., X, 71, 3), восстание произошло в 463 г. до н. э. Многие современные ученые отвергают хронологию Диодора и датируют восстание 461 /60 г. или даже 459 г. до н. э. [174]. Нам, однако, уже приходилось отмечать, что, несмотря на недостатки хронологической системы Диодора, у него можно найти немало точных дат для сообщаемых им событий. Дата Диодора предпочтительна также с точки зрения развития исторических событий. Восстание в Египте вспыхнуло вскоре после убийства Ксеркса в 465 г. до н. э. Мало вероятно, чтобы оно началось только через пять лет после его гибели. Условия для восстания созрели уже давно и нужен был только повод [175]. Поэтому стоит думать, что известие о смерти Ксеркса и о возникших в связи с этим волнениях в Персии достигло Египта и послужило сигналом к восстанию. Не противоречит датировке Диодора
