Надо полагать, после смерти Семена Дмитриевича в Вятской земле в 1402 году его недавние спутники или разбрелись в разные стороны Московского государства, или возвратились в суздальские, шуйские и городецкие села.
Василий Кирдяпа, бегавший не меньше своего брата по ордынским землям, тоже, получив прощение великого князя, вернулся в Городец, где и умер в 1403 году.
Семен и Кирдяпа знали содержание Лаврентьевского списка «Начальной летописи», выполненного в 1377 году и хранившегося у их отца. Они, разумеется, читали пергаментные страницы этой первой русской географии. Жизнь, полная скитаний по диким странам, раздвинула перед суздальскими братьями границы мира, очерченные Лаврентьевским списком.
О многом могли бы они написать! Но Семен Суздальский в челобитье лишь обмолвился о своем страшном опыте служения четырем ханам, — опыте, который не может встретить ни понимания, ни оправдания, ибо был вызван забвением родины.
Но историк должен учесть несомненную пользу устных сказаний суздальских воинов о Тамерлановом царстве в годы, когда оно готовилось поглотить Индию и Китай.
Эти сказания бытовали в Суздальско-Нижегородской земле и стали достоянием любознательных и образованных людей.
Суздальские участники Флорентийского собора этими рассказами обогатили космографов Италии, и в первую очередь брата Мауро и Паоло Тосканелли.
Восторженный Помпоний Лэт
Венецианец Стефано Тривиджано доставил в Лисабон чертеж фра Мауро. Португальские мореходы увидели на этой круглой карте мира и Русь, и глубины Азии, и Три Индии. В то время в Лиссабоне мечтали о поисках Индии и «страны пресвитера „Иоанна“», собирая сведения о путях, которые вели туда морем и сушей.
Было бы полезно выяснить, кем именно доводился достославный самозванец Тревизан (Тривиджано) венецианскому послу при португальском дворе Стефано Тривиджано. Видимо, они принадлежали к одному и тому же роду Тривиджано, строившему мраморные дворцы в Венеции. Представители этого рода вели торговлю с Востоком и путешествовали по дальним странам.
Анжело Тривиджано, например, первым описал наружность Христофора Колумба, Доменико Тривиджано был послом Венеции при дворе мамелюкского султана в Каире.
Через двенадцать лет после рождения карты фра Мауро Джан Баттиста Тревизан начал свои похождения в Москве, Золотой Орде и Польше, о чем нами было рассказано выше. Даже сам П. Пирлинг, знаток ватиканских дел, которому были открыты недоступные для русских исследователей архивы, так и не узнал, куда исчез Тревизан после того, как распростился с ордынскими послами в Польше, проклиная буйного Каллимаха, закрывшего венецианскому проходимцу путь к Индии.
В 1472 году итальянский историк Маффеи де Вольтерра, иногда называемый Волатераном, описал богатое посольство «князя Белой России» к папе Римскому[72]. Московские послы подарили Сиксту Четвертому шубу и два сорока соболей.
Было что дарить! Незадолго до этого русские взяли богатую дань с Казани, а устюжанин Василий Скряба заставил югру нести соболей к русским сборщикам пушнины. Одновременно вятчане захватили Сарай-на-Волге и овладели всеми его богатствами, в том числе и мехами.
Отряды из Москвы продвигались все дальше и дальше на северо-восток, подчиняя себе новгородские поселения.
Вести о русских открытиях все чаще стали проникать в Западную Европу.
Римский гуманист Помпоний Лэт, уверявший, что он слышал пенье лебедей в просторах «Скифии», рассказывал своим ученикам о большом острове на Севере — Шпицбергене или Новой Земле.
Восторженный Лэт оставил множество заметок о «Скифии».
«Так рассказывали мне люди, живущие у истоков Танаиса», — писал он в своем убогом домике на Квиринале.
Помпоний Лэт поведал о юграх, ведущих торговлю с жителями Заволочья, рассказал о мамонтовых бивнях, которые он называл «змеиными зубами».
Он считал, что «Скифию» замыкают с востока высокие Рифейские горы, идущие на север до Ледовитого океана. Горы эти — обитель соболей, белок и куниц. Севернее водятся песцы и белые медведи. Лэту уже была известна Сибирь. Но в то же время он полагал, что Индия начинается за Рифейскими горами. Зато у Помпония Лэта были вполне достоверные описания кожаных лодок, саней, тюленьих шкур, русских осетров и бобров[73].
Но почему Помпоний Лэт так сближал Индию со «Скифией» и иногда даже отождествлял Сибирь с Верхней Индией?
Вероятно, это было основано на известиях о проникновении индийских товаров на русские рынки.
В те годы, когда Помпоний любовался донскими струями, устье Танаиса было открыто только для русской торговли. Турки после того, как захватили Царьград и изгнали генуэзцев с Азовского и Черного морей, пускали туда лишь купцов с Руси. Они по-прежнему доставляли в Азов меха северных зверей и дорогую кость.
Индийские товары, в свою очередь, шли через Бассору-на-Евфрате, Шемаху, Баку, Астрахань, волго-донской волок и Дон прямо до Азова.
Если Паоло Тосканелли мечтал о достижении Индии морским путем, лежащим на запад от берегов Европы, то его великий современник Леонардо да Винчи обратил свой пристальный взор на страны, раскинувшиеся за Доном.
В одном из своих манускриптов Леонардо да Винчи рассматривал путь от Гибралтара до Дона. Гибралтар, Африка, Португалия, Испания, Англия, Франция, Фландрия, страны Средиземного моря, Черное и Азовское моря тяготели к этому огромному морскому пути, приводившему да Винчи к устью реки, за которой лежали необъятная «Скифия» и Верхняя Индия.
Гибралтар — Дон — Каспий — Индия — вот какой путь намечал Леонардо да Винчи. Он сам немало бродил по свету.
«Писать Бартоломео Турку о приливе и отливе в Понте (Черном море) и узнать про прилив и отлив в море Ирканском, иначе „Каспийском“», — пометил однажды Леонардо да Винчи на одном из листов Атлантического Кодекса[74].
Если наша догадка верна, то Бартоломео Турок не кто иной, как итальянец Бартоломей, как его звали русские. Он поступил на службу к великому князю Московскому и принял обычаи нашей страны. Его видели под стенами Казани, где он командовал русской батареей. Кстати, и Аристотель Фрязин (Фиораванти) ходил по Волге в сторону Казани.
В 1479 году Джосафат Барбаро, которого еще не успел забыть читатель, возвращался из «Белобаранного» царства в Венецию.
Изменив первоначальный путь, он двинулся на Шемаху и Дербент, откуда пошел на Московию.
Барбаро узнал важнейшие новости — о покорении Новгорода и походе на Казань. С присоединением Новгорода великий князь Московский стал владеть Заволочьем и всеми путями в Югру.
За год до приезда венецианца Барбаро в Москву великий князь послал воевод Василия Образца и Бориса Слепца-Тютчева «казанских мест воевати». Незадолго до этого Ибрагим, царь казанский, получил ложное известие о гибели великого князя под Новгородом. Осмелев, Ибрагим напал на Вятскую землю, захватил пленных и укрылся за стенами Казани. Тогда Иван Третий приказал Образцу наказать вероломного казанца.
Бывалый и решительный Образец в то время находился в личном полку великого князя, ходившем на Новгород. За широкими плечами воеводы осталось много дорог. Всего шесть лет прошло с того дня, когда Образец с тем же Борисом Слепцом-Тютчевым, устюжанами и вятчанами разгромил близ устья Шиленги на Северной Двине двенадцать тысяч новгородцев и овладел парчовой хоругвью Новгорода. Битва при Шиленге решила судьбу Северной Двины, Мезенского Поморья и всей Вологодской земли, перешедших под власть великого князя Московского. Под знаменами Василия Образца было тогда всего четыре тысячи воинов[75].
В 1478 году Образец со Слепцом устремились на волжских судах к Казани и заставили Ибрагима просить о мире. Казанский царь не раз клялся в миролюбии и дружбе, по всегда нарушал свое слово, и Казань дорого стоила Москве. Под казанскими стенами полегло много русских людей. Там когда-то был сражен и Василий Папин, посол к шаху Ширвана, видевшийся в Дербенте с Афанасием Никитиным.
В замиренную Образцом землю Казанскую входили собственно Казанская земля и Башкирская, Вотяцкая, Костятская, Беловоложская, Сыплинская, Черемисская и Камская земли.
Русские неусыпно следили за этой огромной страной. Пути к ней начинались в Муроме, Владимире и Нижнем, Галиче-Мерском и Устюге Великом. Особенно трудно было идти к Казанской земле из Галича «лесами без пути», через дебри Унжи и Ветлуги. Московские полки ходили под Казань Окой и Волгой, на Бечеву и Чебоксары.
Из своего путешествия по Руси Джосафат Барбаро вывез ценные сведения о казанской торговле. Он узнал, что Казань снабжает мехами всю Русь, а также Польшу, Персию и Фландрию.
