Ознакомительная версия.
Стратегические установки республиканцев тех лет, как уже говорилось, требовали смотреть на дело «шире», и прежде всего беречь «здоровье экономического организма страны». Когда президенту Эйзенхауэру сообщили, что промышленность страны в состоянии производить в год 400 межконтинентальных баллистических ракет класса «Минитмен», он ответил: «Почему же не сойти с ума окончательно и не запланировать создание силы в 10 тысяч ракет?» (Пройдет лишь 20 лет, и в арсеналах США будет находиться именно 10 тыс. ядерных боезарядов стратегического назначения.)
Д. Эйзенхауэр не поддался наиболее паническим настроениям. Да и нужно было совсем потерять голову, чтобы поверить в отставание в условиях, когда США прямо или косвенно контролировали огромные пространства, когда американские базы плотным кольцом окружали СССР и его союзников, когда промышленный потенциал США не знал себе равных. Эйзенхауэр не пошел на крайнее увеличение военного бюджета, отверг планы значительного увеличения обычных вооруженных сил, не поддержал сторонников массового строительства бомбоубежищ. Остро ощущая ослабление значимости еще вчера казавшейся непререкаемой мощи, президент Эйзенхауэр постепенно приходил к выводу о возникающем стратегическом пате. В конечном счете, Д. Эйзенхауэр фактически объявил, что технический прогресс в стратегической сфере ведет к возникновению ситуации, в которой использование ядерного оружия немыслимо — оно попросту уничтожит весь мир.
Одним из последствий этого и стало решение Д. Эйзенхауэра согласиться на встречу на высшем уровне с советскими руководителями. Это был важный поворот в эволюции американской внешней политики, ее стратегии и перспектив.
Лобовое давление, продолжайся оно в дальнейшем, должно было выдвинуть вопрос о готовности двух сверхдержав встать перед угрозой ядерной войны. Отсюда решение пойти на переговоры с теми официальными противниками США на мировой арене, переговоры с которыми были отвергнуты в конце 40-х годов. Альтернативой переговорам был лишь ядерный тупик. Женевская встреча в верхах в 1955 г. знаменовала определенное изменение в ходе холодной войны: после взаимоужесточения 1948–1954 годов стало возможным вести диалог. Женевская встреча породила так называемый «дух Женевы», говорящий о возможности более нормальных, мирных отношений двух великих держав. Альтернативой переговорам был лишь ядерный тупик.
Демократы Кеннеди и Джонсона
К концу пребывания у власти администрации Д. Эйзенхауэра некоторые политики, желавшие нажить политический капитал за счет «глубоко патриотичных» предупреждений, стали утверждать, что в холодной войне Америка «теряет темп», что она ставит под удар свое положение лидера западного мира, что необходимы мобилизация ресурсов, новые внешнеполитические средства, правильное использование необъятных технологических возможностей США. Кеннеди стремился обрести национальную известность путем обоснования необходимости новых усилий. Вместе с Кеннеди выдвинулось целое политическое направление в демократической партии, которое утверждало, что США многое «растеряла» в 50-е годы, не сумела подготовиться к «новым вызовам американскому могуществу». Сенатор Л. Джонсон делал упор на интенсификацию американских усилий по освоению космического пространства. Сенатор Г. Джексон утверждал, что мощь Америки зависит от количества атомных подводных лодок; сенатор С. Саймингтон стоял за увеличение числа стратегических бомбардировщиков Б-52. В конечном счете, Дж. Кеннеди выдвинул программу перевооружения на всех участках стратегической мириады.
Дж. Кеннеди постарался противопоставить эйзенхауэровскому «патерналистскому» видению мира свое — предполагающее активизацию внутренних и внешних сил для обеспечения решительного лидерства США в холодной войне. Сорокалетний Дж. Кеннеди призвал изменить мышление страны, отойти от «сонного самолюбования» к активным инициативам. Основная идея бесчисленных выступлений Дж. Кеннеди — мобилизация ресурсов для движения вперед: «Я начал эту кампанию (борьбы за пост президента) на том единственном основании, что американский народ испытывает недовольство нынешним ведением нашего национального курса, народ обеспокоен относительным спадом в проявлении нашей жизненной силы и падением престижа, наш народ имеет волю и силу сделать так, чтобы Соединенные Штаты начали движение вперед». Кумирами Кеннеди были президенты Вильсон, Ф. Д. Рузвельт и Трумэн, «потому что они привели нашу страну в движение, поскольку только так может Америка видеть наблюдающий за ней мир». «Мы находимся, — говорил Кеннеди (цитируя Э. Берка), — на самой видной сцене», Америке принадлежит волна будущего, ибо «это будущее и Америка — одно и то же».
* * *
Приход Дж. Кеннеди к руководству демократической партии означал ослабление того ее крыла, которое связывало свои идеалы и планы с традицией, идущей от Франклина Рузвельта и считавшей холодную войну исторической ошибкой. Отличительной чертой либералов группы Э. Рузвельт — Э. Стивенсон — Ч. Боулс было признание, что не имперское могущество, а выживание Америки является целью номер один национальной политики; что в мире существует сила, более мощная, чем все секреты Пентагона, — национальноосвободительное движение, способное изменить политическую картину мира; что Соединенным Штатам следует признать реалии в китайском вопросе; что не менее опасной угрозой, чем коммунизм, являются для Соединенных Штатов и сдвиги в освобождающихся от ига колониализма странах.
Противники этой группы, возглавляемые Д. Ачесоном, усматривали в ее взглядах предательство американских идеалов в жестоком мире холодной войны. С их точки зрения, люди типа Эдлая Стивенсона предпочитали ООН Соединенным Штатам, гуманные благоглупости — национальным интересам США, «банальную идеалистическую морализацию» — здоровому чувству американизма, сомнительную благожелательность новорожденных наций— связям с сильными западноевропейскими союзниками, «мировое общественное мнение» — реальным интересам США в мире.
Правая волна идеологов холодной войны начала подниматься в США примерно с 1957 г. Главной отличительной чертой ее программы было требование привести американское влияние в мире в соответствие с колоссальным американским потенциалом. Эти новые стратеги глобальной вовлеченности Америки вышли из цитаделей северо-восточного истэблишмента, университетов, традиционно поставлявших лидеров правящей элиты, исследовательских центров — «фабрик мысли» Северо-Востока. Они были уверены в себе, в своей компетентности и не сомневались в своем превосходстве над консерваторами маккартистского периода, над республиканскими политиками-бизнесменами администрации Эйзенхауэра, которым приходилось туго в споре со светскими, энергичными и эрудированными представителями клана Кеннеди. Близко наблюдая «новых людей», скептически настроенный заместитель государственного секретаря Ч. Боулс позже писал: «Они ищут случая показать свои мускулы… Они полны воинственности».
Для плеяды, возглавляемой Дж. Кеннеди, неверие в способность Америки решить любую проблему и направить развитие мира в нужное русло означало измену главным американским принципам. Соображения по поводу ограниченности американских возможностей не принимались в расчет.
Это был зенит относительной мощи США (военной, экономической, политической) и внутренней стабильности метрополии, основанной на национальном консенсусе, отсутствии реальной оппозиции политике глобальной экспансии, на вере в особое предназначение Америки. Американской элите осторожное маневрирование, свойственное политике Д. Эйзенхауэра, стало казаться преступным пораженчеством. По мнению сторонников Кеннеди, правительство республиканцев внутренне не верило в возможность возобладать над противником, не верило в победу в холодной войне. Тем самым оно (с точки зрения Кеннеди) как бы ставило предел распространению американской мощи в мире. Президент Кеннеди считал, что пассивность, свойственная республиканской администрации, может лишить США стратегической инициативы, вызвать у союзников и подопечных стран волю к самоутверждению.
В своем послании «О положении страны» 30 января 1961 г. Дж. Кеннеди указывал на чрезвычайность переживаемого периода: «Поток событий (выдвинувших Америку вперед. — А.У.) иссякает, и время перестает быть нашим союзником». Мощь Америки должна была быть использована быстро, активно, эффективно и немедленно. Поражение даже в отдельном регионе означает удар по престижу США и их влиянию повсюду. Поэтому даже при решении задач местного значения следует непременно добиваться успеха ценой привлечения всех ресурсов, находящихся в американском распоряжении.
Ознакомительная версия.
