Или вот такой вопрос: когда Ельцин выбирал Путина в качестве преемника, он выбирал того Путина, которого мы знаем, или какого-то другого Путина, которого знал в тот период Ельцин?
Мнение по этому вопросу Леонида Гозмана:
Никто никогда не может сказать, как будет эволюционировать человек. Поэтому, конечно, он выбирал того, кого знал. Но тут я хочу сказать вещь, которая, наверное, очень многим не понравится, но тем не менее я так думаю, поэтому я это скажу. Я думаю, что тот выбор, который сделал Борис Николаевич тогда, был выбором, может быть, даже единственно возможным. И поэтому — правильным. Притом что я очень критически отношусь к очень многому из того, что сделал Владимир Владимирович с нашей страной. Но если брать ту ситуацию, если вспомнить конец 1999 года, когда Примаков и Лужков просто стояли на пороге Кремля. Если говорить, что Путин — полковник КГБ, то Примаков — генерал. Вот разница между ними. Причем Путин все-таки из одного поколения, а Примаков — из поколения его родителей. Я знаю, кого я бы хотел видеть президентом своей страны, и это точно не Путин. Но если вспомнить конец 1999 года, если поставить себя на место Бориса Николаевича, куда ему было деваться? Я думаю, что другого выбора у него не было.
Наверное, Ельцин сам, когда брал власть в 1991 году, когда мы все его выбрали, рассчитывал, что в 1999 году будет немножко другая ситуация. Не та, которая была. И анализировать, какие его ошибки привели к этой ситуации, — это предмет другого разговора. Но важно то, что он не был Господом Богом. У него возникали обстоятельства, и часть этих обстоятельств он мог купировать, а часть — нет. И неизвестно, смог бы кто-то другой провести страну по такому сложному пути, добиться таких фантастических изменений с наименьшими потерями.
Мнение по этому поводу Святослава Каспэ:
А вот я как-то не заметил принципиальных перемен за эти годы в Путине. Думаю, что Ельцин выбирал его таким, каким он его знал. Думаю, что и мы его знаем примерно таким же. Просто не вижу оснований полагать обратное. Но действительно — в тех обстоятельствах места и времени, которые имели место в 1999 году, которые были, кстати говоря, не исключительно Борисом Николаевичем созданы, а возникли в его борьбе с обстоятельствами, с врагами, с собой и т. д., похоже, что другого варианта у него просто не было.
У Ельцина была альтернатива: Примаков или Лужков. И про них он точно знал все. Он искал и нашел Путина, а Путин — это лучше, чем Примаков и Лужков. Просто политика — это не выбор абсолютного добра, а меньшего из зол. Правда, как часто бывает в истории, меньшее из зол может быстро стать новым большим злом.
Русская история: хождение по граблям?
[29]
Советский Союз в Америке называли «империей зла». Эти слова впервые произнес еще Рональд Рейган, выступая где-то в Европе. Придумал их кто-то из его спичрайтеров, и тогда Рейган проводил достаточно жесткую политику по отношению к СССР: никаких уступок, защита людей, которых здесь преследовали, противостояние по всему миру.
Но сейчас времена изменились, и в связи с этим возникает вопрос: какая американская политика по отношению к России может быть названа правильной? Политика Рейгана (жесткая) или политика Буша-младшего (более мягкая)?
Мнение по этому вопросу Ричарда Пайпса, историка, политолога, профессора Гарвардского университета, бывшего советника президента Рейгана:
Мне кажется, нужно считаться с русскими чувствами. Для русских очень важно быть великой державой. Собственно, я не думаю, что Россия является великой державой, но нужно сказать: да, вы — великая держава, мы считаемся с вами, мы уважаем вас и т. д. Это очень важно для русских психологически. И надо уступать там, где можно. Я, например, считаю, что это ошибка, что НАТО проводит маневры в Грузии. Я думаю, что вступление Украины в НАТО — это тоже будет большой ошибкой. Нужно иметь в виду, что для русских эта ближняя заграница очень важна. То же и в Америке. У нас есть «доктрина Монро» — мы не желаем, чтобы другие страны имели военные базы, скажем, в Мексике или Северной Америке. С этим нужно считаться. Но в других делах я бы был, например, жестоким: например, в вопросе размещения ракет в Польше или Чехии. Что касается «империи зла». Да, Россия делала очень много ошибок, но я вчера читал доклад о Екатерине Второй, очень либеральной императрице, и Александр Первый был либеральным императором, и Александр Второй тоже. Нет, я бы не употреблял это выражение.
Но не получается ли так, что в истории России от Петра Великого до Бориса Ельцина все попытки демократизации и либерализации были очень краткосрочны и заканчивались неудачей? Ведь всегда побеждали консерватизм, самодержавие. К сожалению, это так, но это имеет свои причины. Во-первых, Россия очень большая страна. Люди, которые здесь живут, не чувствуют, что они члены одного общества. Согласно опросам «Левада-центра», большинство русских (60–70 %) не чувствуют себя членами общества и членами государства. В этом огромную роль сыграло крепостное право, когда человек не имел никаких прав.
В Америке тоже было рабство, и там негры тоже особенно не считают себя членами общества, но это — меньшинство. Большинство же считает себя гражданами Америки и очень гордится этим. То есть от этого можно излечиться, но это длинное и медленное дело.
В России в 1917 году Керенский предпринимал попытку реформировать Россию на либеральный лад, но у него не получилось. Тогда, в феврале 1917 года, Керенский, Львов и другие люди, которые составляли Временное правительство, верили в мудрость народа. А русский народ привык к тому, чтобы им управляли. Князь Львов, например, говорил приходившим к нему за указаниями людям из провинции: «У нас сегодня демократия, вы должны делать то, что вам хочется, а не то, что вам укажут». Конечно, это была большая ошибка. Люди, вообще русский народ всегда хотели иметь грозного царя. В английском слово «грозный» переводится как «terrible» — «ужасный», но по-русски «грозный» — это не плохое слово. Потому что люди не чувствуют себя членами общества и государства, им нужна жесткая руководящая сила. Это нужно воспитывать в народе, а этого нет. Те же американцы и европейцы чувствует себя членами общества и членами государства, они знают, что их будут защищать, если возникнут проблемы. А в России люди чувствуют, что никто не будет их защищать, что нужно самому себя защищать. Если государство грозное, тогда оно будет защищать, а если оно слабое — тогда анархия. И люди очень боятся анархии.
В этом смысле есть сходство между советским режимом и царским режимом. Более того, сейчас в России на наших глазах опять возрождается авторитарное государство. Нет ли тут какого-то исторического фатализма? Не будет ли Россия всегда тащиться в этой колее? И есть ли в России силы, которые могут на каких-то этапах изменить эту траекторию?
Мнение по этому вопросу Ричарда Пайпса:
Это дело интеллигенции, конечно. Нужно воспитывать народ, но этого никто не делает теперь. В ваших последних книгах, по которым преподают в школах, говорят, что Сталин был «эффективным менеджером». Это большая ошибка. Нужно воспитывать народ. Это длинное дело, потому что цивилизация опирается на опыт, а у вас такой тысячелетний опыт: если власть сильная, грозная — есть стабильность, если демократия — тогда хаос, анархия. Нужно показать народу, что это не так, что может быть иначе. Когда спрашивают ваш народ, что для вас важнее — порядок или свобода, 85 % говорит — «порядок» и лишь 15 % — «свобода». Это несопоставимые цифры. Американцы, например, спросят, а какая разница? Можно совместить свободу и порядок, никакого противоречия здесь нет. А в русской истории всегда были противоречия. Для вас свобода — это анархия и преступность. Нужно показать, что это не так, но это трудное дело. И это до сих пор не делается.
Какие реформы в русской истории были наиболее прочными? В чем причина этого успеха?
Николай Второй? Конечно, он ввел Конституцию, но это была очень слабая конституция. Екатерина Вторая? Она старалась, она хотела привлечь дворянство к управлению страной, но сами дворяне не хотели этого, потому что привыкли к тому, что всякая политическая работа — это служение государству, а они хотели быть свободными от любых обязательств. Отказывались.
Русский народ вообще не привык к ценностям свободы. Он не осознает свободу как высшую ценность. Но может быть, у России в этом смысле действительно есть некий «особый путь»? Может быть, России и не надо повторять Америку, Германию, Францию? Может быть, Россия — это нечто «особое», это особый путь, та самая Евразия?
Мнение по этому вопросу Ричарда Пайпса:
