Мелёне. Карл V любезно принял обоих в Париже и заверил, что его Совет в принципе готов вести переговоры со своим противником. Но он не взял на себя никаких других обязательств. Английское правительство поначалу не согласно было даже на это. Оставив своего коллегу в Париже, Лэнгхем отправился в Кале, где провел несколько месяцев, тщетно пытаясь получить разрешение на посещение английского двора. Только в октябре ему разрешили пересечь Ла-Манш, а когда он прибыл в Англию, то получил унизительный отпор. Кардинал сделал ряд предложений о передаче конфликта с Францией на рассмотрение независимого арбитража. Согласно французскому хронисту, в качестве арбитра предлагался сам Папа, или трибунал христианских монархов, или, возможно, комиссия из сановников, набранных в равной степени в обеих странах. Но все это было совершенно нереально. Эдуард III никогда бы не отдал свою судьбу в руки Григория XI, чьи симпатии к французам были хорошо известны, а идея арбитража со стороны Папы была неприемлема даже для Карла V. В ответ Папа предложил другой подход — дипломатическую конференцию, первую из многих, которые должны были решать проблемы суверенитета и территорий в течение 1370-х и 1380-х годов. В конце концов, на это было получено довольно неохотное согласие. Но перспективы были неважными. Проблема Лэнгхема заключалась в том, что в то время, когда он находился в Англии, стратегическая ситуация постоянно менялась и оба правительства планировали крупные кампании на 1372 год. В то же время географический диапазон боевых действий, похоже, неуклонно расширялся: впервые с 1369 года Бретань и Кастилия были втянуты в войну в качестве активных воюющих сторон. Обе стороны очень надеялись, что в наступающем году их судьба кардинально изменится, и были склонны откладывать серьезные переговоры до тех пор, пока военные действия не улучшат их положение на переговорах [168].
Когда в конце 1370 года Джон Гонт возглавил Аквитанское герцогство, и принял на себя традиционную ответственность офицеров княжества за отношения Англии с королевствами Иберийского полуострова. С точки зрения Англии ситуация, в которой он оказался, вряд ли могла быть хуже. Эдуард III и принц Уэльский поддержали проигравшую сторону в гражданской войне в Кастилии, в результате которой самое богатое и могущественное из иберийских королевств стало французским протекторатом. Принц продолжал разжигать внутреннюю оппозицию правлению короля Энрике II Трастамарского в надежде вернуть часть своих финансовых затрат, но эта политика только ухудшила положение. Через два года после убийства своего соперника Педро I в Монтьеле в 1369 году Энрике II установил полный контроль над своим королевством. Его многочисленные враги, как внутри королевства, так и за его пределами, оказались неспособны действовать сообща, и он одержал верх над всеми ними по отдельности. Король Португалии также потерпел ряд унизительных поражений на суше и на море, после чего в марте 1371 года пошел на заключение мира. Король Арагона вышел из борьбы. В Кастилии враги Энрике II удерживали ряд крепостей, из которых они постепенно были вытеснены в течение 1371 года. Замора пала в феврале, Кармона в мае, а вместе с ней и большинство оставшихся в живых лидеров сопротивления.
У англичан был только один козырь в делах Кастилии. Они владели двумя дочерьми короля Педро I, Констанцией и Изабеллой, которые были переданы принцу пять лет назад в качестве залога за долги отца и в настоящее время проживали в Байонне. Эти две девочки были детьми Педро I от любовницы Марии де Падильи, и законность их рождения когда-то была спорным вопросом. Но в 1362 году Кортесы Кастилии официально приняли заявление Педро I о том, что он прошел через церемонию бракосочетания с их матерью и признал ее детей своими законными наследниками. В своем завещании Педро I объявил, что старшая из дочерей и ее муж, если таковой у нее будет, должны унаследовать его королевство. С точки зрения закона не могло быть сомнений в том, что если Педро I был законным королем Кастилии, то старшая из двух девочек, Констанция, имела право стать королевой. В то время ей было семнадцать лет, и она не имела политического опыта. Но уже одно ее рождение гарантировало, что она станет знаменем emperogilados, как называли сторонников короля Педро I. В какой-то момент в 1371 году Джон Гонт решил жениться на ней [169].
Когда и как этот план сформировался в его голове, сказать невозможно. Герцог Ланкастер был вдовцом с 1368 года, когда его первая супруга Бланка умерла в возрасте двадцати двух лет. Гонт был честолюбивым, ярким человеком, которого никогда не удовлетворяла второстепенная роль, отведенная младшим сыновьям королей. Как и Людовик Анжуйский, другой честолюбивый мечтатель, на которого он во многом походил, он хотел создать для себя государство и играть большую роль в политике Европы. Он мог бы стать королем Шотландии, если бы эта идея не была отвергнута шотландским Парламентом в 1364 году. Он уже вынашивал (как и Людовик) идею утвердить древние и довольно формальные притязания на графство Прованс. Для такого человека перспектива стать королем Кастилии по праву супруги была бесконечно заманчивой. Гонт наверняка посоветовался об этом с отцом, но совершенно не очевидно, что стратегические интересы Англии стояли у них на первом месте.
Что касается Констанции, то для нее брак не мог принести большого личного счастья, поскольку это был исключительно политический союз. Ее отношения с новым мужем всегда были отдаленными и формальными. Но этот брак дал бы ей то, чего она хотела больше всего — человека, который отомстил бы за смерть ее отца. Констанция была очень предана его памяти и окружена лишенными собственности кастильскими дворянами и священниками, которые поощряли ее стремление к мести. Ее брак вполне мог быть предложен одним из них, Хуаном Гутьерресом, деканом Сеговии, кастильским священником-заговорщиком, который был доверенным лицом короля Педро I и недолгое время его послом при английском дворе в 1369 году. Почти наверняка он был членом крошечного двора Констанции в Байонне в 1371 году. Со временем Гутьеррес станет секретарем и главным советником Джона Гонта по делам Иберийского полуострова. Констанция и Джон Гонт поженились, вероятно, в Рокфоре в южных Ландах, около 8 сентября 1371 года [170].
Стремление Джона Гонта стать королем Кастилии поглотило большую часть его энергии в течение следующих восемнадцати лет. Это был не такой уж нереальный проект, как кажется сейчас. Энрике II навязал свою волю почти всей Кастилии, но он отнюдь не был уверен в надежности своего положения на троне. Он узурпировал его даже без тени прав с помощью армии, состоявшей в основном из французских рутьеров. Несомненно, длительное пребывание на троне со временем принесло бы дому Трастамара легитимность и безопасность, но
