Соколов, который был первым свидетелем, связавшим Николаева с «контрреволюционной» группой бывших зиновьевцев в Ленинграде (6 декабря), больше всех из этой группы обвиняемых шел на сотрудничество. Он тщательно следовал сценарию НКВД, обвиняя Звездова, Антонова, Котолынова и Николаева в террористическом заговоре, но не сообщал подробностей (Л 360–361).
Очевидно, Лено получил доступ к «одному архивному протоколу» суда. Однако он не дает нам никакого анализа свидетельств, представленных на суде, которые были приведены в этом протоколе. Вместо этого Лено лишь рассказывает несколько примеров, в которых обвиняемые сами попытались преуменьшить собственную вину. Другие показания и свидетельства против каждого из подсудимых следует привести тоже.
Например, Лено сообщает нам, что ряд подсудимых обвинил Румянцева, еще одного из подсудимых. Котолынов назвал его одним из лидеров «Ленинградских зиновьевцев» (Л 362). Тем не менее в своих собственных показаниях Румянцев отрицал всякие политические связи с кем бы то ни было из зиновьевцев после 1929 г., после чего его обвинили некоторые другие (Л 364). Очевидно, собственные отрицания вины Румянцева или любого обвиняемого не принял бы за чистую монету ни один суд ни в одной стране ни в какое время. Лено дает нам представление о показаниях других подсудимых против Румянцева. Однако он не делает того же самого в отношении остальных обвиняемых, чьи показания он резюмирует.
Мы не можем объяснить явные расхождения между версиями Кирилиной и Лено о показаниях обвиняемых. Лено следовало исследовать непосредственно этот вопрос. Вместо этого он вообще не информирует своих читателей об этом. Ссылка Лено на «один архивный протокол» предполагает, что есть или могут быть другие. Однако Лено вообще не рассматривает этот важный документ, поэтому у нас нет никаких сведений, с помощью которых можно оценить его.
Лено представляет выдержки из «проекта официального обвинения», а не из подлинного официального обвинения. В другой главе мы сравнивали текст Лено (документ № 72, с. 345–352) с опубликованным официальным обвинением. Там мы рассматриваем некоторые важные части обвинения, которые удалил Лено. В нем мы видим, что четырнадцать подсудимых не делали похожих признаний. В случаях с Антоновым, Звездовым и Соколовым, по словам и Кирилиной, и Лено:
— Антонов «полностью признал свою вину»;
— Звездов «полностью признал свою вину»;
— Соколов «признал, что он виновен в том, что был членом подпольной контрреволюционной группы, но отрицал свое непосредственное участие в приготовлениях Николаева к убийству товарища Кирова» (Л 351–352).
Это в точности соответствует тексту опубликованного официального обвинения (Л 22).
Естественно, обвинение суммирует то, что подсудимые признали до суда, а не то, что было заявлено на суде.
Мы рассмотрим вопрос о виновности или невиновности в другом месте. На данный момент достаточно заметить, что Лено согласен, что некоторые из подсудимых все-таки признали себя виновными в некоторых преступлениях.
Следовательно, Юрий Седов лгал, когда писал в статье в газете «Труд», что «все тринадцать подсудимых отрицали в один голос свою вину». Более того, Лено прекрасно знал, что Седов лгал.
Как тогда мог Лено называть Седова «заслуживающим доверия исследователем»? Два лживых утверждения в одной короткой статье — о деле «Свояки» и о «единодушном отрицании своей вины» подсудимыми — доказывают, что Седов — кто угодно, но только не «заслуживающий доверия исследователь», каковым его назвал Лено. С какой стати Лено делать такое заявление, когда сами свидетельства, которые он приводит, опровергают это заявление?
Мы могли бы предположить, что это — одна из множества «россказней» Лено. Он принимает предвзятый вывод, выдвинутый советским руководством хрущевской эпохи, советским руководством горбачевской эпохи, российским руководством с 1991 г. и антикоммунистическими исследователями, такими как Кирилина, что Николаев действовал один и что остальные подсудимые были невиновными, их «подставили» НКВД и в конечном счете Сталин. Седов энергично поддерживает это мнение. Но он, очевидно, не может это сделать, не прибегая к фальсификациям.
То же самое верно и с Лено. Мы увидим множество примеров этого. В сущности, не существует фактически никаких доказательств того, что Николаев действовал один, и есть огромное количество доказательств, что он был участником заговора.
Прежде чем оставить Седова, мы заметим еще одну его ложь — если точнее, уловку. В своей статье в газете «Труд» Седов писал:
«Неутомимо» трудились агенты ОГПУ, письменно докладывающие своим недремлющим шефам о каждой встрече, вечеринке, поездке в другие города так называемых… оппозиционеров. Те, за которыми охотились ищейки, даже не подозревали, под каким они «колпаком». Дурно, очень дурно пахнет от старых доносов ОГПУ-НКВД.
Отложим в сторону выражение «так называемых оппозиционеров», хотя это тоже обман, нечестный оборот речи, так как никто из тех, о ком идет речь, никогда не отрицали, что они участвовали в оппозиционной деятельности, и у нас в избытке доказательств, что они по-прежнему оставались активными оппозиционерами — доказательств, которые, однако, были недоступны для читателей Седова в 1990 г.
Истина в том, что следствие НКВД в отношении этих оппозиционеров очень даже имело смысл. Теперь мы знаем, что Зиновьев, Каменев, некоторые ведущие троцкисты, Сафаров и другие тоже образовали «право-троцкистский блок» в 1932 г., потому что Троцкий и Лев Седов обсуждают этот факт в частных письмах из гарвардского архива Троцкого. Мы знаем, что Троцкий и Л. Седов через троцкистов, находившихся в Советском Союзе, были связаны с Зиновьевым и Каменевым. Из этого же неоспоримого источника мы знаем сейчас — хотя Троцкий публично отрицал это в то время — что Троцкий писал Радеку, Преображенскому, Сокольникову и другим оппозиционерам в 1932 г., как показал Радек на Московском процессе в январе 1937 г.
Мы знаем, что обещания многих оппозиционеров в том, что они снова верны линии партии, были фальшивы. Наконец — на данный момент — мы знаем, что некоторые из сторонников Бухарина встречались в 1932 г., чтобы обсудить среди прочего убийство Сталина, и что сам Бухарин замышлял со своими сторонниками убийство Сталина еще в 1927 г. или в начале 1928 г. И есть много чего другого. Мы обсудим эту тему более полно в следующей главе нашей книги в параграфе, который называется «Двурушничество».
С учетом всего этого надзор НКВД за этими «бывшими» оппозиционерами был единственной надлежащей мерой. В соответствии с собственными показаниями Ягоды этот надзор мог бы предотвратить убийство Кирова — если бы не вмешался сам Ягода, чтобы прекратить надзор.
Нам это известно — и Юрий Седов должен был тоже знать об этом в 1990 г., так как он и его коллеги-исследователи имели доступ ко всему в советских архивах, а также к архивам Троцкого в США. Седов знал это, но бессовестно скрыл это от своих читателей в 1990 г. В 2010 г. Лено совершил такой же поступок.
Глава 11. Документы, которые Лено игнорирует
Лено игнорирует огромное количество имеющихся доказательств, касающихся убийства Кирова. С точки зрения количества, большинство их включено в свидетельские показания, связанные с тремя публичными Московскими процессами. Эти свидетельства так обширны, что мы отложим их рассмотрение в отдельное исследование.
Как Лено описывает во «Введении», ему все-таки удалось получить привилегированный доступ к такому количеству архивных материалов. Но, несмотря на этот беспримерный, хотя и далекий от полного, доступ к неопубликованным материалам, касающимся убийства Кирова, Лено не рассматривает некоторые свидетельства, которые уже давно доступны широкой публике. Здесь мы рассмотрим доказательства, которые Лено просматривает очень кратко или вообще игнорирует.
Мне известны десять таких документов:
— Допрос Котолынова от 12 декабря 1934 г.;
— Допрос Царькова от 13 декабря 1934 г.;
— Допрос Котолынова от 19 декабря 1934 г.;
— Допрос Горшенина от 21 декабря 1934 г.;
— Допрос Мильды Драуле от 11 декабря 1934 г. (К 258);
— Допрос Румянцева от 22 декабря 1934 г. (К 364);
— Допрос Тарасова от 22 декабря 1934 г. (К 364);
— Допрос Евдокимова от 24 декабря 1934 г. (К 365);
— Допрос Горшенина от 24 декабря 1934 г. (К 365).
Вдобавок Лено полностью пропускает некоторые части официального обвинения подсудимых по делу Кирова от 24–25 декабря (Л 345–352). Я также рассмотрю здесь эти части.
Допрос Котолынова от 12 декабря 1934 г.
На с. 316 Лено резюмирует следующие показания Котолынова:
Котолынов признал, что после поражения оппозиции в 1927 г. зиновьевцы продолжали сохранять «автономную организацию» и что их повторное вступление в партию в 1928 г. было «намеренным маневром». Он признал, что бывшие зиновьевцы несли «политическую и моральную ответственность за убийство Кирова», потому что они «воспитали Николаева в атмосфере враждебности к руководству коммунистической партии».
