Ознакомительная версия.
Джон Таннер, проведший добрых тридцать лет среди индейцев Кри и Оджибва, прекрасно знал их нравы и выражал удивление, что строгие правила, существовавшие у многих племён, часто отсутствовали у Кри. «Через два дня мы добрались до его деревни, где я немедленно последовал за ним в палатку. Когда я туда вошёл, находившиеся внутри старик и старуха покрыли свои головы одеялами, а мой спутник удалился в совсем маленькую соседнюю палатку, едва вмещавшую одного человека. Туда жена и отнесла ему еду. Оставаясь скрытым, он продолжал с нами разговаривать. Если муж намеревался выйти из палатки, жена давала знак своим родителям, оба они прятали головы под одеяла, то же самое повторялось, когда он возвращался. У Ассинибойнов этот обычай соблюдается очень строго всеми женатыми мужчинами. Распространён он, кажется, и среди Бвои-нугов, или Дакотов, как они себя называют, а также среди Омахов, живущих на берегах Миссури. Такой обычай не только определяет правила поведения мужчины в отношении к родителям жены; он распространяется также на её дядей и тёток. Родичи жены и мужа в одинаковой мере обязаны избегать друг друга. Если индеец пойдёт в палатку, где сидит его зять, последний обязан закрыть лицо, пока тот не уйдёт. Когда молодой человек живёт с родителями жены, ему устраивается внутри маленькая палатка либо циновками и шкурами отделяется небольшое помещение, куда ночью удаляется и жена. Днём жена служит посредницей между мужем и другими членами семьи. Мужчина ни в коем случае не должен произносить имени отца своей жены; если он это сделает, то совершит величайший проступок, расценивающийся как неуважение к родителям. Кри считали такие обычаи обременительными» (John Tanner).
«Пытаясь выяснить родственное связи, вскоре узнаёшь, что прерийный индеец никогда даже не назовёт имя своей тёщи – это запрещено. Им нельзя разговаривать друг с другом. Если, встречаясь со своей дочерью, тёща окажется в палатке зятя и тот войдёт внутрь, она накроет лицо накидкой и немедленно выйдет наружу. Таков древний закон. У некоторых племён тёща обозначается знаком “пристыженный человек” или “спрятанное лицо”…» (F.Linderman «Plenty Coups»).
Разумны ли были столь жёсткие ограничения?
Жёсткие табу на общение между определённой категорией родственников связаны и со сложностью обозначений родственных связей. Так, в большинстве племён ребёнок называл словом «отец» не только своего настоящего отца (родителя), но и его брата (в нашем понимании – дядя) и всех отцовских двоюродных братьев называл отцами. То же самое было и с материнством: настоящая мать ребёнка, её сестра (для нас – тётя) и все материнские двоюродные сёстры назывались словом «мать». Взрослый мужчина называл своими детьми не только своих родных отпрысков, но и всех детей своего брата и своих двоюродных братьев. Для женщины детьми были все собственные дети, дети сестры и своих двоюродных сестёр. Все дети родных и двоюродных сестёр для мужчины были племянниками, а не детьми. То же касалось и женщины. Ясно прослеживается мужская и женская линии родственных отношений. Поэтому, когда мужчина употребляет слово «дети», он подразумевает отпрысков только мужской линии, если же речь заходит о «племянниках», то имеется в виду линия жены. Такой же расклад относится и к женщине.
Принимая во внимание тот факт, что жён может быть несколько, надо помнить, что племянников и племянниц (то есть отпрысков женских линий) насчитывается гораздо больше, чем детей. Отношения детей к «матерям» и «отцам» всегда было более строгим, а к тётям и дядям – более вольным. Муж сестры и брат жены (соответственно – жена брата и сестра мужа) относились к категории свояков, то есть родственников, приобретённых через женитьбу ближайшего родственника. Между ними предполагались открытые, очень дружеские отношения. Зато между родными братьями и сёстрами табу были жесточайшими. Им не позволялось даже общаться, несмотря на то, что брат был обязан обеспечивать сестру всем необходимым.
Взяв в жёны какую-либо женщину, воин немедленно приобретал множество свояков. Согласно традиции, свояк всегда рассматривался в качестве потенциального мужа, так как должен был (в случае гибели мужа) взять вдову под своё крыло. Почему же сестре запрещалось общаться с братом? Неужели жажда удовлетворения физиологических потребностей была настолько неуёмна, что братья часто бросались на своих сестёр и это послужило причиной установления табу? Сестра не общалась с братом, тёща – с зятем, свёкор – с невесткой. А вот там, где не могло быть сексуальной связи, отсутствовали какие-либо запреты: тесть с зятем могли общаться без ограничений, то же и свекровь с невесткой.
Большинство этнографов сходится на мысли, что причиной столь сложных правил было стремление избежать какой-либо сексуальной связи между родственниками жены и её мужем, ибо сама возможность таких контактов уже ставила под угрозу чистоту их кровной связи и здоровье семьи. Возможно, в этом есть доля истины, однако такая постановка вопроса представляется чересчур уж тяжеловесной по своей сути, ведь даже самый строгий запрет на общение не способен подавить животную страсть в людях, и тогда инцест становится фактом. Всякий человек, будь он краснокожий, желтокожий или белый, способен перешагнуть через любые запреты, если что-то будет толкать его на это. Но чем система запретов сложнее, чем больше неудобств создаёт она, тем серьёзнее у человека желание избавиться от такой системы. Остаётся лишь гадать, что заставляло большинство племён Верхнего Миссури терпеть столько неудобств, видя, как другие народы, например, Кри и Оджибвеи, прекрасно обходились без этих плавил.
Встречаются, конечно, и другие исключения. Так, например, в племени Абсарока мужчине запрещается общаться также с женой своего шурина (брат жены), а у Хидатсов, которые являются ближайшим родственным народом Абсароков, подобного табу никогда не существовало. Есть и другое расхождение: у Абсароков принято относить к числу «отцов» и мужа сестры родного отца, который в других племенах является дядей. «Правда, этот отец не может быть отцом в данном клане, так как принадлежит к родственникам по женской линии. Весьма вероятным объяснением является то, что этот странный “пункт” классификации родственников обязан лишь тому, что сестра отца обозначается в звательном падеже на языке Абсароков словом “мать”. В данном случае мы имеем дело в первую очередь с чисто лингвистическим феноменом. У Хидатсов же такой же брат сестры отца является свёкром (тестем)» (R.Lowie «Kinship System of the Crow and Hidatsa»).
Можно было бы сказать, что такова схема родственного «устройства» у всех «дикарей», но это не так. Взять, к примеру, Чукчей. «Они не делают различия между материнской и отцовской линией для дядек и тётек, называя их одинаково. Вместе с тем, Чукчи строго отделяют подлинных родителей от дядей с тётями… В Северной Америке есть некоторые аналогии. Шошоны с Реки Ветров (Wind River), насколько я смог выяснить, относят всех кузенов к категории братьев и сестёр, так же как это имеет место на Гавайских островах; а г-н Сэпир заметил то же самое в племени Нутка. Племя Хупа считает всех женщин второго по взрослости поколения бабушками, а мужчин той же категории – дедушками, все дети, родившиеся в одном доме – кровная родня. У береговых Салишей дело обстоит почти так же. Здесь не только все прадеды и деды объединены в одну группу и называют всех кровных правнуков и внуков одним обобщающим словом, но и все кузены объединены вместе с братьями и сёстрами… Тенденция к обозначению отдельных людей обобщающим понятием может иметь под собой куда более важную причину, чем просто терминологическую. Так как примитивные народы придают именам огромную значимость, то родственник, в зависимости от того, назовут его братом или кузеном, подсознательно может становится более близким, что может повлечь за собой возникновение табу, независимо от действительной степени родства… В племени Проткнутых Носов, например, не разрешается брак даже между четвероюродными братьями и сёстрами именно по той причине, что они уже считаются братьями и сёстрами…» (R.Lowie «Family and Sib»).
«Мужчины и женщины всех цивилизаций так или иначе ставили перед собой вопрос: Что составляет специфические ценности человечества? Чем люди отличаются от остального животного мира? Насколько фундаментально и прочно это отличие? Эта озабоченность может выражаться в настойчивом подчёркивании родства человека с животными, на которых он охотится и от которых как от своей пищи зависит; так обстоит дело у тех примитивных народов, которые пляшут перед охотой вокруг своих лагерных костров со звериными масками на лицах. Или она может выражаться в полном отречении от животного наследства, какое мы находим в одной балийской церемонии, когда пару, уличённую в инцесте, заставляют встать на четвереньки с одетыми на шею деревянными колодками домашних свиней, есть из свиного корыта, а затем покинуть богов, дающих им жизнь и поселиться в стране наказания, где царят только божества смерти. В соответствии с широко распространённым обычаем, который специалисты называют тотемизмом, подразделения различных обществ, кланы и другие организованные группы обозначают свои отличия друг от друга, выдвигая притязания на родственную связь с тем или иным видом животных. Эти животные рассматриваются как своего рода талисманы, утверждается монополия клана на употребление их в пищу, или же, наоборот, на такое животное накладывается вечное табу» (Mead M. «Male and Female» A Study of the Sexes in a Changing World).
Ознакомительная версия.
