не сочувствуют ей и готовы радоваться всякому ее ослаблению. …мы одиноки, непонятны и «непопулярны» (курсив И. Ильина). Это не новое явление. Оно имеет свою историю. М. В. Ломоносов и А. С. Пушкин первые поняли своеобразие России, ее особенность от Европы, ее «неевропейскость». Ф. М. Достоевский и Н. Я. Данилевский поняли, что Европа нас не знает, не понимает и не любит. Европа враждебна России – таков был их вывод. С тех пор прошли долгие годы, и мы должны были испытать на себе и подтвердить, что все эти
великие русские люди были прозорливы и правы.
Западная Европа нас не знает, во-первых, потому, что ей чужд русский язык.
Западная Европа не знает нас, во-вторых, потому, что ей чужда русская (православная) религиозность [167].
Западная Европа не знает нас, в-третьих, потому, что ей чуждо славяно-русское созерцание мира, природы и человека.
Итак, Западная Европа не знает России. Но неизвестное всегда страшит. А … огромное неизвестное переживается всегда как сущая опасность.
Вот уже полтораста лет Западная Европа боится России. Никакое служение России общеевропейскому делу: Семилетняя война, борьба с Наполеоном, спасение Пруссии в 1805-1815 годах, спасение Австрии в 1849 году, спасение Франции в 1875 году, миролюбие Александра III, Гаагские конференции, жертвенная борьба с Германией, а теперь и Первая мировая не весят ничего перед лицом этого страха. Пожалуй, вправе будет предположить, что вовлечение России в эту войну с целью ее разрушения как империи и цивилизации являлось одной из причин Первой мировой. Как, кстати, и Второй.
Вот откуда это основное отношение Европы к России: Россия – это загадочная, полуварварская «пустота»; ее надо «евангелизировать», т. е. обратить в католичество, «колонизировать» (буквально) и цивилизировать на свой манер, в пользу собственной выгоде; в случае нужды ее можно и должно использовать для своей торговли и западноевропейских целей и интриг, но при этом ее необходимо всячески ослаблять. Но как? Для сего и были выработаны и постоянно совершенствуются главные стратегии англосаксов: натравливание на нее мощных держав (Франции, Германии), развязывание по периметрам ее границ вооруженных конфликтов и нестабильности, дестабилизация ситуации внутри ее, «стратегия анаконды» для сжатия ее пространства и возможности маневра, продвижение во властные структуры людей глупых и недальновидных и их поддержка до определенного момента. И выжить Россия могла лишь как имперская культурно-цивилизационная конструкция. Но империя совершенно не западного типа.
Своеобразный синтез двух основ русской геополитики – пространственно-географических и социокультурно-духовных произошел с перерождением России в ее новую историческую ипостась – империю.
Что есть империя? Определение в наибольшей мере, как нам кажется, учитывающее специфику именно Российской империи, таково: «это способ совместного проживания, совместного культурного, экономического и политического развития этнических и религиозных групп, объединенных одной идеей, руководимыми наднациональными структурами. Империя… основана на принципе историзма, на учете богатого опыта проб и ошибок, взаимных интересов, существования традиций. Империя не подавляет самобытности. Она не позволяет одной религиозной или этнической группе монополизировать власть. Империя – это сообщество народов, ее населяющих, причем на первом плане здесь стоят не «права», а вполне реальные обязанности по развитию своего хозяйства, сохранению или приумножению культуры, защиты собственной территории, ее природных богатств и государственных интересов… Суть империи в …транснациональном, геополитическом влиянии или наднациональной власти, обретающих либо экономическую, либо политическую форму» [168].
С приходом на русский престол Петра I пространственные геополитические приоритеты России резко поменяли свою направленность, главным образом внутренней, нацеленной на возвращение ранее утраченных земель, на внешнюю силовую экспансию за счет соседних территорий [169].
Ништадтский мир 1721 года знаменовал выход на европейскую политическую сцену новой империи – Российской. Заложенный первым императором курс стал доминантой последующего геополитического развития России. Идея великодержавия, секулярная составляющая мессианской формулы «Москва – Третий Рим», была возведена в один из основополагающих принципов политики. Для этого надо было продвигаться по морям, удерживать, приобретать и осваивать территории, стремиться к превосходству в Евразии. Геополитическая теория, как известно, объясняла этот процесс так: Россия контролирует ключевой регион Евразии – хартленд, следовательно, она господствует над Мировым островом, а значит, может править миром.
Логика естественного выживания российской государственности сменилась логикой имперской.
За XVIII столетие в непрерывных войнах Россия сумела увеличить территорию на 104 тысячи кв. км, а численность населения (вместе с естественным приростом) – с 12 до 37 млн человек. За два века – XVIII и XIX – население выросло до 130 млн [170].
Однако имперское величие оплачивалась дорогой ценой. Имперский военно-политический курс был чудовищно затратным, базировался на крайнем перенапряжении народных сил [171].
В войнах XVIII столетия Россия потеряла убитыми и ранеными 350 тысяч, больными – 1030 тысяч, т. е. в общей сложности 1380 тысяч человек. В войнах XIX века потери почти удвоились и составили только убитыми и ранеными 610 тысяч человек. В 26 наиболее крупных сражениях этого века общая цифра потерь на 1500 тысяч участвовавших в них достигла 323 тысячи человек, что составляет почти 22 %. Всего же за два века империи потери составили 2790 тысяч, и это при общей численности населения в начале XVIII столетия 12 млн, а в начале XX – 130 млн человек, из которых почти 40 млн нерусского населения в армию не призывались [172].
С превращением России в империю, войны стали ее перманентным состоянием. За два века они заняли 128 лет! Если войны допетровской Руси были в большинстве своем оборонительными, то в XVIII – XIX столетиях, когда было проведено всего 33 внешние и 3 внутренние войны, 22 войны, занявшие 101 год, велись за расширение территории; в интересах общеевропейской политики было проведено 7 войн и 2 похода, а оборонительными были лишь 4 войны, продолжавшиеся в общей сложности чуть более 4 лет. Две большие внутренние войны продолжались около 65 лет, а на усмирение 5 крупных бунтов ушло 6 лет [173].
Цели, масштабы имперской геополитики и геостратегическое положение диктовали соответствующий им уровень военной мощи. Допетровская Русь располагала маломощной нерегулярной армией численностью максимум около 150-200 тысяч человек. В начале Петровских реформ, в 1700 году, численность армии составляла 150 тысяч человек, что равнялось 1,3 % населения страны, через сто лет, в 1800 году в армии было уже 400 тысяч человек, или 1,14 % населения. Численность постоянного состава русской армии в мирное время в 1850-1860 годы достигла 1,1 млн человек, что было значительно
