решительными. Однако англичане настаивали, и 6 октября из Лондона был передан в Вашингтон второй вариант декларации, составленный Эмери и Мильнером. Против него Вильсон уже не возражал. “Я обнаружил переданный Вами меморандум насчет сионистского движения, — писал 13 октября президент своему доверенному консультанту полковнику Хаузу. — Кажется, я не сказал Вам, что поддерживаю предложенную [Лондоном] формулировку… Я поддерживаю ее и прошу Вас им об этом сообщить”. 16 октября в Лондоне получили телеграмму Хауза — именно это и требовалось сторонникам сионистов.
31 октября военный кабинет, не вняв возражениям Монтегю и Керзона, проголосовал за декларацию. Отметим, что в этот момент стремление вытеснить Францию из управления Палестиной уже не играло решающей роли — армия Алленби вот-вот должна была занять Святую землю, после чего ситуацию определяло бы присутствие там внушительного Египетского экспедиционного корпуса. Дело заключалось скорее в настойчивом стремлении завоевать признательность мирового еврейства — это и повлияло на решение военного кабинета. На поддержку евреев рассчитывал и Ллойд Джордж. “Сионистские лидеры, — позже писал он, — с определенностью обещали нам, что, если союзники сохранят свою приверженность… еврейскому национальному очагу в Палестине, сионисты сделают все возможное, чтобы предоставить союзникам… поддержку и симпатии евреев всего мира. Это обещание сионисты выполнили в точности…” На решение кабинета повлияли и другие факторы. Одним из них была искренняя личная привязанность Бальфура (а также Смутса и Ллойд Джорджа) к Святой земле и еврейскому народу. “Под конец жизни, — рассказывала племянница Бальфура леди Дагдейл, — он говорил мне, что, по его убеждению, то, что он сумел сделать для евреев, было самым важным делом его жизни”. Другие члены правительства могли руководствоваться еще более сложными мотивами, например протестантскими религиозными убеждениями, памятью о многовековых страданиях евреев, а может быть, и желанием способствовать чему-то гуманному и созидательному в разгар кровопролитной войны.
Примечательно, однако, что сама декларация написана в сдержанном тоне, в ней нет и следа религиозного или мистического чувства. Документ был составлен в форме письма, датированного 2 ноября и адресованного лорду Ротшильду, председателю Британской сионистской федерации. Содержание декларации таково:
“Глубокоуважаемый лорд Ротшильд! По поручению Правительства Его Величества с большим удовольствием довожу до Вашего сведения нижеследующую декларацию, выражающую сочувствие еврейским сионистским устремлениям, переданную на рассмотрение кабинета и одобренную им: “Правительство Его Величества благосклонно относится к восстановлению в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия к тому, чтобы облегчить достижение этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно быть сделано ничего такого, что может повредить гражданским и религиозным правам существующих в Палестине нееврейских общин или правам и политическому статусу, которыми обладают евреи в какой-либо другой стране”. Я был бы благодарен Вам, если бы Вы довели эту декларацию до сведения Сионистской федерации”.
Первоначальный проект, предложенный сионистами, призывал к преобразованию Палестины “как национального очага (выделено мной. — Авт.) еврейского народа”. Использованный в обоих вариантах текста термин “национальный очаг” до этого был неизвестен международному праву. Сионисты приняли его на своем конгрессе в 1897 г., чтобы избежать термина “еврейское государство”, который мог раздражить турок. В 1917 г. Соколов снова прибег к этому выражению. Однако Бальфуру следовало бы считаться с реальностью и обозначить границы еврейского расселения в Палестине. Ведь “национальный очаг” мог оказаться сколь угодно маленьким анклавом в Палестине. Как мы увидим, через пять лет от его территории были отрезаны обширные нагорья Трансиордании, а еще пятнадцать лет спустя Королевская комиссия предложила новую ампутацию, опять-таки не нарушая буквального прочтения Декларации. Кроме того, фраза о необходимости защищать “гражданские и религиозные права существующих в Палестине нееврейских общин” могла быть использована как оправдание для ограничения или даже приостановки еврейской иммиграции в угоду арабскому национализму. Так впоследствии и вышло.
И тем не менее, дальнейшая судьба Декларации не отражала первоначальных помыслов ее авторов. “Я надеюсь на то, — говорил Бальфур своему другу в 1918 г., — что евреи будут преуспевать в Палестине и в конце концов создадут еврейское государство”. Тогда же лорд Роберт Сесил заявил: “Мы хотим, чтобы арабские страны были для арабов, Армения — для армян, а Иудея — для евреев”. В 1920 г. Черчилль, который в момент принятия Декларации Бальфура был министром обороны, говорил о “еврейском государстве на берегах Иордана… в котором смогут жить три-четыре миллиона евреев”. А Смутс, входивший в военный кабинет, в 1919 г. предрекал возникновение “великого еврейского государства”. Ллойд Джордж подробно разъясняет намерения его кабинета:
“Предполагалось, что, когда настанет время для создания представительных учреждений в Палестине (при том условии, что евреи к этому времени оценят возможности, открывшиеся перед ними благодаря идее национального очага, и будут составлять явное большинство населения), Палестина сможет стать еврейским государством. Мысль о том, что еврейская иммиграция будет искусственно ограничиваться, чтобы евреи оставались в меньшинстве, не приходила в голову ни одному из тех, кто занимался планированием нашей политики. Подобную мысль сочли бы несправедливой и жульнической по отношению к тому народу, к которому мы обращались”.
Стоит остановиться на том, какие плоды принесло обращение к “мировому еврейству”. В Англии евреи были потрясены и преисполнены признательности, об этом свидетельствуют их собрания по всей стране и бесчисленные благодарственные резолюции. Воодушевленное такой реакцией, правительство, стремившееся усилить этот эффект и в других странах, учредило особый Еврейский отдел в управлении информации. Штат отдела состоял в основном из сионистов. В его задачи входила подготовка литературы, предназначенной для зарубежных еврейских общин. Декларация Бальфура была издана миллионными тиражами, листовки с ее текстом сбрасывались с самолетов над Германией и Австрией. Три недели спустя известия о Декларации достигли России и вызвали там восторг. В больших городах у британских консульств собирались ликующие толпы. Поток петиций и приветственных телеграмм от еврейских общин хлынул в Лондон к Бальфуру со всех концов света: из Шанхая, Александрии, Кейптауна.
Если главная цель военного кабинета заключалась в том, чтобы привлечь симпатии “нейтрального” еврейства на сторону Великобритании, то успех превзошел все ожидания. Добрым знамением было, например, то, что евреи Салоник, считавшиеся “мозговым центром” движения младотурок, горячо поддержали демарш англичан. Противники Великобритании до такой степени были напуганы пропагандистским триумфом Декларации, что с опозданием начали предпринимать шаги в том же направлении. В Константинополе Талаат-паша, всемогущий министр внутренних дел, объявил, что намерен снять ограничения с еврейской иммиграции в Палестину. В январе 1918 г. по предложению еврея Имануэля Карассо, депутата турецкого парламента, Талаат-паша одобрил учреждение чартерной компании для поощрения еврейской колонизации Палестины на принципах автономии. В Берлине заместитель государственного секретаря официально одобрил решение Турции. Тем временем Талаат-паша пригласил ведущих представителей немецкого и австрийского еврейства в Константинополь, чтобы обсудить с ними
