Нередко представители деревенской бедноты помогали властям выявлять среди своих односельчан лиц, подлежащих лишению избирательных прав, и их позиция в таких случаях становилась решающей при определении дальнейшей судьбы того или иного гражданина. Вот пример. В начале 1927 г. в Рославльскую уездную избирательную комиссию поступила жалоба на неправильное лишение избирательных прав от жителя деревни Гневково Шумячской волости П. Алексеева. 11 февраля, рассмотрев на своём заседании это заявление, комиссия постановила его отклонить, поскольку «как видно из справки Ожеговского сельсовета Алексеев применяет в своём хозяйстве исключительно наёмный труд, что подтверждает и заявление группы бедняков»[476].
Политика властей, направленная на возбуждение классовой ненависти к «социально чуждым» давала свои плоды. Бедные и маргинальные слои города и деревни с большим энтузиазмом принимали участие в организации лишения избирательных прав. Обычным явлением стало проявление злорадства по поводу включения зажиточных граждан в список лишенцев. В феврале 1927 г. корреспондент «Рабочего пути» отмечал, что большой интерес к спискам лишенцев, вывешенных на одной из центральных площадей Смоленска, проявляли неграмотные горожане. Они требовали у людей, изучавших списки, объяснить, что это такое. Когда их любопытство было удовлетворено, один из неграмотных заявил: «А, ну дык, это нас не касается, дык это буржуазов касается». В другой раз около списков разыгралась такая сцена. Несколько человек, обнаружив в них свои фамилии разговорились, убеждая друг друга не переживать поскольку «все под Советами ходим, не попадём в Совет, мимо обойдём не велика важность». Один из лишенцев всё-таки заметил: «Нет, граждане, обходить как будто не охота, не того… Все люди как люди, а мы…» «Бывшие люди» — ответил на это «тут же стоящий комсомолец». У лишенцев эти слова вызвали резко отрицательную реакцию. «Тьфу, пропасть, и тут комсомол и откуда вас столько берётся» — начали возмущаться они[477].
Граждане, лишаемые избирательных прав, часто пытались сопротивляться этому самыми различными методами. Если они не могли, заручится общественной поддержкой, то пытались сорвать избирательные собрания или заседания, на которых составлялись списки лишенцев. Часто в деревнях зажиточные (кулаки и кустари) старались привлечь на свою сторону разными способами бедняков. Как указывалось в сводке ОГПУ «кулаки… подпаивают и подкупают бедняков, подговаривая их к выступлениям на общих предвыборных собраниях с протестом против лишения избирательных прав кулаков»[478].
В Хмелитской волости Вяземского уезда активность кулаков в избирательной кампании 1926–27 г. выражалась «в виде выступления… через близких людей (подкулачников), на собраниях против лишения избирательных прав, где указывалось, что, мол, сегодня лишили одну часть крестьянства, а на следующий год — другую, а через несколько лет лишат прав и всё крестьянство». В Семлёвской волости того же уезда один лишенец «устроил попойку, и тут же написали приговор о неправильном лишении его избирательных прав». В благодарность он «обещал ведро самогона за восстановление его в правах». Иногда кулаки-лишенцы «с целью отвлечь внимание граждан от выборного собрания» в день его проведения устраивали «„поминки“ по умершему отцу» и тем самым понижали «процент явки населения на собрание»[479].
В деревне Черемисино Озерищенской волости Дорогобужского уезда «женщины-беднячки представителям избирательной комиссии задали такой вопрос: „Правда ли, что всех тех бедняков, с которыми проводились собрания перед перевыборами будут выселять?“ Как выяснилось впоследствии, подобные слухи распускали „зажиточники и лишённые избирательных прав, с той целью, чтобы отвлечь бедноту от перевыборных собраний и тем самым дать возможность кулачеству пролезть в советы“»[480].
Лишенцы порой становились инициаторами подачи жалоб в вышестоящие инстанции на неправильную, на их взгляд, организацию выборов в местные Советы. Так, «6 января 1927 г. состоялись выборы Кузнецовского сельсовета Пригородной волости Ельнинского уезда. После избирательного собрания граждане „обиженные перевыборами“ и лишенцы организовали собственное собрание. Руководил им „лишенец, бывший урядник Г'урцев“. На следующий день уездная избирательная комиссия получила „жалобу о неправильном производстве выборов“ в деревне Кузнецово, составленную на этом подпольном „собрании“. На место, для разбирательства были отправлены председатель уездного исполкома и представитель волостного исполкома. Изучив ситуацию, они заявили, что никаких нарушений не обнаружили»[481].
Для многих граждан, потеря права голоса была тяжёлым ударом. Она воспринималась, прежде всего, как потеря общественной полноценности, как исключение из системы нормальных социальных и межличностных отношений. Иными словами лишенцы ощущали себя изгоями по отношению к окружающему миру. Очень красноречиво характеризует состояние, в котором оказывались многие лишенцы письмо жителя Рославля П. М. Петрова, направленное им 10 мая 1927 г. в Президиум Смоленского исполнительного комитета. Петров был лишён избирательных прав как бывший полицейский. Все его неоднократные попытки восстановится, закончились неудачно. Как лишенец он не мог получить достойной работы и «прослушать медицинский факультет», чего очень добивался. В своём письме — ходатайстве он писал: «Прошу теперь губернскую власть наставить меня, что я должен предпринять, чтобы заслужить внимание власти для восстановления в правах гражданства, без них я мертвец… Советская власть живёт верою и надеждою, что осуществление социализма не утопия, всходы социализма уже налицо. Мы действительно идём, хотя и медленно к созданию рая на земле. Дайте же и мне надежду, чтобы уверовать, что я могу быть прощён, научив, что я должен делать. Я в последний раз просил УИК, если я сволочь, то заточить меня в ДПЗ, если дрянь, сослать на Соловецкие острова, если порядочный человек — дать права. Жить без надежды хуже всякой пытки времен инквизиции, да ещё быть лишённым возможности трудиться»[482].
23 мая 1927 г. Петров направил новое заявление в Президиум губисполкома. В нём он, снова призывая восстановить его в избирательных правах, восклицал: «Если для государства десять лет срок не малый, то для отдельной личности такой срок весьма и весьма знаменателен. И служившему монархизму, прошу верить, переродился, конечно, не сразу, а годами под влиянием Великого Октября. Он хочет не на языке лишь, а действительно с сильною охотою вложить лепту и своего созидательного труда в общее строительство обновлённой идеями коммунизма России. Силы ещё есть, желание большое работать, в инвалиды стыжусь записываться. Дайте права, я их за 10 лет выстрадал, не оставляйте меня на произвол опять случая»[483].
Ещё более жестокая борьба вокруг лишения избирательных прав разгорелась в перевыборную кампанию 1928–29 гг. Это объяснялось, прежде всего, расширением круга лиц, лишаемых прав голоса, за счёт «крепких сельских хозяев» и кустарей-ремесленников. Так же как и в предыдущие выборы «лишённые избирательных прав всеми способами домогались восстановления их в избирательных правах». При этом в ход шли самые различные методы и приёмы. Так, в городе Великие Луки «бывший спекулянт Давыдов предлагал члену городской избирательной комиссии подарок за восстановление в правах». В Октябрьском и Торопецком районах Великолуцкого округа Западной области лишенцы «разъезжали по деревням и собирали подписи от граждан и обращения с просьбами к сходам поддержать их ходатайства. Иной раз в дело шли и угрозы. Так, в Великолукском районе „один из лишенцев Тарасов, бывший полицейский угрожал убить члена сельизбиркома, если последний не восстановит его в избирательных правах“»[484].
Основные же события разворачивались на собраниях бедноты, сельских сходах, собраниях избирателей. Так, в Торопецком районе «члены Чистовского сельсовета — Крошевский и Гернер, лишённые избирательных прав… обратились к сходу с просьбой восстановить их правах и оставить членами сельсовета, но беднота с середняками — отказала»[485].
По-прежнему бедные слои деревни проявляли большую активность в организации лишения избирательных прав. Как свидетельствует отчётный доклад о выборах 1928–29 гг. в Брянской губернии (ставшей частью Западной области в начале 1929 г.) «беднота и батрачество… оказывали своевременно содействие в выявлении лишенцев»[486]. В ряде сельсоветов Великолукского района «бедняки требовали лишения избирправ чуждого элемента — скупщика, торговца, шпиона»[487].
