Изразцовые плиты, вывезенные из Китая, украшали стены Герата. На гератские рынки пригоняли десятки тысяч коней; отсюда их вели в Индию. Дорогие руды и бирюза лежали в недрах Хорасана.
Подробности переговоров Уруса-богатыря с московским правительством до нас не дошли. Неизвестно, одаривали ли в Москве гератского посла соколами и кречетами.
Зато о кречетах известно другое. Лет через пять французский король Карл Восьмой, находясь в Туре, получил подарок из рук Андрея Палеолога, дважды до этого побывавшего в Москве.
Этот презираемый всеми несчастный потомок властителей Византии, обращенный в ислам константинопольским султаном, ездил по Европе с целью уступки своих прав на Царьград и Трапезунд. Тогда-то Палеолог и подарил югорского кречета Карлу, объяснив, как и где ловят этих дорогих птиц. Когда русское посольство шло ко двору Максимилиана, Костя Сокольник из Москвы неусыпно следил за клеткой с кречетом. Он сопровождал птицу до Колывапи (Ревеля). Еще один крылатый вестник Севера совершал путь в немецкие земли.
Тут произошел своеобразный обмен. Максимилиан отправил в Москву ответного посла Юрия Делатора (Георгия фон Турна), того самого, которому в Москве вскоре пожаловали золотую цепь и позолоченные шпоры. Делатор, представившись великой княгине, поднес ей попугая.
Трудно сказать, где именно взял заморскую птицу Максимилиан. Но стоит вспомнить, что незадолго до приезда Турна в Москву в Нюрнберг возвратился Мартин Бехайм. До этого он жил в Лиссабоне, плавал к Гвинейскому заливу, устью Конго и на Азорские острова. С его недавней деятельностью, скорее всего, и была связана история появления говорящей «птицы „папагала“» в покоях великой княгини Московской. Было это еще за три года до того, как Христофор Колумб привез в Западную Европу четыре десятка попугаев и других редких птиц.
Раз мы уже упоминали имя Мартина Бехайма, то надо рассказать и о знаменитом «земном яблоке», которое он изготовлял именно в те годы. Этот космограф и мореход, закованный в панцирь, писал о себе, что он совершил плавание вокруг одной трети мира.
О связях Западной Европы со странами Азии и Севером он знал по своей службе во Фландрии.
Мартин Бехайм смог еще застать русского выходца Михаилу Глинского при дворе Максимилиана. Московские же послы, шествовавшие в германские и италийские страны, не миновали Нюрнберга, стоявшего на их обычном пути. Рано или поздно московиты увидели глобус Бехайма.
«Земное яблоко» было сооружено в Нюрнберге летом 1492 года, когда Бехайм еще ничего не знал об открытиях Колумба. Дерево, а по другим сведениям, картон составляли основу нюрнбергского шара, оклеенного пергаментом. Размеры глобуса историки указывают по-разному: одни определяют его диаметр в один фут восемь дюймов, другие не скупятся на некоторую прибавку.
Мартин Бехайм не пожалел черных, красных и желтых чернил для описания морей, стран и островов, изображенных на его «земном яблоке».
Он обозначил Северный полярный круг, тропики и экватор, завершив свой глобус чертой Южного полярного круга. На «земном яблоке» были видны леса и горы, подступающие к Северному полярному морю. Западнее их простиралась «Лифляндия тартарская», а юго-восточнее находилась собственно Тартария с ее островерхими шатрами.
Шатры с распахнутыми входами стояли и на окраине Азии, где Бехайм обозначил царство Тангут, заключенное между Большими и Тартарскими горами, а южнее его — царство Тибет. Западнее и юго-западнее находились Кайтария и «Катай».
Тропик Рака перерезал «Катай» и «остров Чипангу». Последний находился на месте нынешней Мексики.
Там, где мы привыкли видеть Колорадо и Калифорнию, чуть ли не до границы Канады нюрнбергский космограф обозначил множество мелких островов, щедро рассыпав их по океану и к югу от Чипангу — до широты теперешнего Рио-де-Жанейро. Возле Чипангу на глобусе были написаны небылицы о сиренах и чудесных рыбах.
Бехайм сообщал и о великанах высотой в четыре человеческих роста, о владениях пресвитера Иоанна, выдвигал к экватору баснословный остров Св. Брандана, честно повторяя и даже умножая все ошибки своих ученых современников.
Но все же Бехайм правильно указал на своем глобусе путь из Западной Европы в Индию. В одной из надписей он рассказал, что жители Явы скупают пряности на ближних островах и везут их к Золотому Херсонесу (Малакка). Там дорогой товар попадает в руки арабских купцов и совершает путь в Аден, а затем в Каир.
Бехайм подарил свое «земное яблоко» родному городу, после чего отправился в Португалию. Оттуда он поехал в Нидерланды, но по дороге его перехватили англичане.
В Англии космограф пробыл недолго. Ему удалось бежать.
Двенадцать лет его жизни не вполне известны. Есть сведения, что он нанес на карту пролив между океанами, якобы открытый португальцами еще до Магеллана. Этот «пролив» на самом деле оказался устьем Ла-Платы[79].
Император Максимилиан присвоил Бехайму звание величайшего путешественника. Создатель «земного яблока» умер в 1507 году. Его глобус бережно хранили граждане Нюрнберга, где вскоре после 1492 года побывали Юрий Траханиот, Михайло Кляпик Еропкин, Дмитрий Герасимов, Данила Мамырев, Дмитрий Ралев, Митрофан Карачаров. Они слышали о заморской говорящей птице, привезенной в Москву златоносным рыцарем Делатором из Нюрнберга.
Желание узнать, откуда попугай появился в Баварии, привело их к «земному яблоку», на пергаментной кожуре которого можно было прочесть надписи о зверях и птицах тропических стран.
В 1491 году два мастера из немцев или «фрязей», Виктор и Иван, с сыновьями боярскими Иваном Болтиным, Иваном Брюхом-Коробьиным и Андреем Петровым в сопровождении Мануила Ралева отправились на печорский Север для поисков дорогих руд.
Это было огромное по тем временам предприятие. Сто жителей Северной Двины, сто пермяков, вымичей, вычегжан и усоличей, шестьдесят устюжан и восемьдесят человек с берегов Пинеги были немалой силой.
Эти поиски были основаны на устных сведениях о богатствах северных недр. Месяца через четыре рудознатцы нашли серебро и медь на берегах Цильмы. Залежи были прослежены на пространстве в десять верст.
Донесение Филиппо Каллимаха
Между 1484 и 1492 годами папа Иннокентий Восьмой получил донесение о важном русском открытии на Севере.
Весть эта исходила от уже известного нам, неукротимого Филиппо Каллимаха, так и не вернувшегося в Рим из Польши. Он написал там «Жизнь Аттилы» и «Венгерскую историю», в которой частично отдал дань и географии Восточной Европы.
Каллимах не остался равнодушным к вестям о северных странах.
О письме Каллимаха папе мы знаем по выдержке из книги дубровницкого ученого Мавро Орбини, умершего около 1614 года. Книга его вышла впервые в 1601 году, а при Петре Великом была переведена на русский язык[80].
Мавро Орбини работал в библиотеках герцогов Урбини, в хранилищах Дубровника.
Где и когда он отыскал записку Каллимаха — трудно решить, но установить это было бы очень полезно для дела.
Вот что писал Мавро Орбини, находясь у лазурной Адриатики:
«Россияне, плавающие по Северному морю, открыли около ста семи лет назад остров, дотоле неизвестный, обитаемый славянским народом и подверженный (по донесению Филиппо Каллимаха папе Иннокентию Восьмому) вечной стуже и морозу. Они назвали остров сей Филоподиа, он превосходит величиною остров Крит и показывается на картах под именем Новая Земля…»[81].
Здесь достоверно все, кроме странного названия Филоподиа, которое остается на совести Мавро Орбини или самого Каллимаха.
Связано же это название, очевидно, со стремлением противопоставить северный остров антиподам, о которых в старое время так много говорили и писали.
Но знаменательно то, что старые друзья по Римской академии — Юлий Помпоний Лэт, видевший струи Танаиса, и Филиппо Каллимах, живший при польском дворе, — почти одновременно и в один голос заявили об огромном северном острове. Что это было — Новая Земля или древний Грумант?
О возможных источниках Лэта насчет Руси и Югры здесь уже говорилось. Филиппо Каллимах в свою очередь тоже мог пользоваться устными сообщениями: русские послы усиленно посещали Польшу.
Михайло Степанов Кляпик Еропкин, например, побывал там в 1488, 1489, 1490 годах. Посольства к королю польскому возглавляли Ф. И. Палецкий (1488), Андрей Карамышев, Г. А. Путятин (1489), М. Зворыкин (1490), И. Н. Беклемишев-Берсень (1492)[82].
Почти все они в числе главных дел, порученных им, вели хлопоты по освобождению московских, новгородских, тверских и других гостей, шедших из Каффы и задержанных Литвой и поляками у Таванского перевоза на Днепре. Русские купцы, продавшие северные меха в Каффе, безвинно томились в литовских и польских темницах, как преступники, в оковах. Русских пленных в Польше даже продавали неведомо куда.
