«Весной 1944 г., — говорит Иодль, — я подал фюреру записку, в которой проводил идею, что единственный наш шанс добиться почетного мира это — отразить неизбежную попытку англо-американцев высадиться на континенте. Я предлагал пожертвовать, если нужно, остальными фронтами для того, чтобы сосредоточить во Франции необходимые силы. Гитлер меня не слушал».
В архивах Нюрнберга имеется под шрифтом L. 172 обширный документ, составленный генералом Иодлем. Это запись о совещании, состоявшемся в Мюнхене 7. 11. 1943 г., на котором присутствовали райхслайтеры и гаулайтеры Райха, т. е. самые высшие партийцы. Этот протокол, и в особенности пояснительные таблицы, составленные ОКВ и частично использованные Иодлем, являются драгоценным материалом для истории. Они дают полную картину стратегического положения Германии в начале пятого года войны, незадолго до высадки союзников и поражения Германии.
Я уже цитировал частично этот документ. Теперь я хочу рассмотреть его целиком и дать общий анализ.
Характерны уже первые фразы. Они свидетельствуют о повреждении германской морали, о дрогнувшем внутреннем фронте. «Демон разложения, — говорит Иодль собравшимся, — приближается шаг за шагом. Все трусы ищут выход в том, что они называют «политическим решением». Они советуют договариваться, вместо того, чтобы биться. Капитуляция была бы концом Германии. Против волны неприятельской пропаганды и против трусости, которая охватывает ваши области, вы бессильны. Поэтому я хочу дать вам объективное и правдивое представление о состоянии наших дел, чтобы вы почерпнули в нем необходимые элементы для поднятия морали нации».
Затем Иодль сделал исторический обзор, начав с прихода национал-социализма к власти. Он оправдывал решения Гитлера и перечислил его победы — блестящие, но всегда недовершенные.
«Должны ли мы были, — спросил он, — перенести войну в Англию и сделать попытку высадки в крупном масштабе? Далее, в виду перспективы вступления в войну США, было необходимо принять в соображение оккупацию некоторых островов Атлантического океана, как например Исландии и Азорских островов. Из этих опорных пунктов мы были бы в состоянии наносить особенно чувствительные удары английской морской торговле и защищать территорию Европы, подобно тому, как сейчас Япония защищает Азию, опираясь на свои базы в Тихом океане. Однако фюрер вполне разумно отказался от этих целей. Не только завоевание, но и оборона и удержание этих пунктов и морских путей к ним потребовали бы таких воздушных и морских сил, которыми мы не располагали.
В течении первого периода войны, когда наше превосходство на суше было тотальным, полная победа была нам недоступна из-за безнадежной слабости нашего флота. Высадка в Англии, подготовленная до малейших деталей, но с импровизированными транспортными средствами, не могла быть осуществлена потому, что нам не удалось подавить английскую авиацию».
Рассказав о крушении плана захвата Гибралтара и неудачах в Средиземном море, вызванных неспособностью итальянцев, Иодль перешел ко второму жгучему вопросу войны:
«Сегодня, после наших повторных неудач 1943 года, перед нами все время встает вопрос: не сделали ли мы крупной ошибки в оценке силы большевиков? Если рассматривать детали военных операций, то ответ должен быть, невидимому, положительный: да, ошиблись. Если же брать поход на Россию в целом, то не остается более никаких сомнений в нашей ошибке. Война, как и политика, не поддается арифметическому учету; один из самых важных уроков, какие дает опыт войны, это — сознание трудности оценить силу противника. Даже когда все элементы правильно оценены и взвешены, еще невесомые факторы и целей становится ясным только в течении самой борьбы».
«Тем не менее ситуация все же выясняется. В течении нашего продвижения в громадную неизвестность, которая зовется Россией, мы были вынуждены не только увеличить численность нашей армии, но также и улучшить наше вооружение; таким образом, сейчас мы привели нашу армию в такое состояние, какое было бы для нас недостижимо, если бы мы оставались в покое. Сейчас нас приводит в дрожь одна мысль о том, что ожидало бы нас, если бы мы перед лицом опасности остались пассивными. Рано или поздно, мы были бы захвачены врасплох.
Хотя ни в 1941, ни в 1942 г. г. нам не удалось сломить боевую силу неприятеля и поставить Россию на колени, однако мы можем считать положительным результатом уже то, что мы отбросили большевизм далеко от наших границ».
Но 1943 год был свидетелем неудач и скопившихся угроз, которые Иодль не мог отрицать. Хотя, очевидно, не могло быть и речи о критике действий Гитлера, однако Иодль позволил себе наметить допущенные ошибки.
«После первых неудач зимы 1941 года на восточном фронте и в Северной Африке, Германия и ее союзники собрали силы, чтобы разбить Россию в новом наступлении и чтобы вырвать у англичан их базы в западной части Средиземного моря. Крупные операции, предпринятые на Кавказе и на дельте Нила, потерпели неудачу из-за недостатка сил и несовершенного снаряжения. В Средиземном море наши западные противники впервые оказались сильнее нас в воздухе, как количественно, так и качественно. России удалось стабилизировать фронт у Сталинграда и на Кавказе и, при помощи зимних холодов, ее новые армии успели проломить фронт на участках Волги и Дона, где наши линии были заняты частично нашими союзниками. 6-я армия, состоявшая из лучших германских частей, но измученная недостатком снабжения и жестокой зимой, не выдержала борьбы с превосходными силами неприятеля».
Высадка неприятеля в Северной Африке и кампания в Тунисе также стоили Германии тяжелых потерь.
«В конце зимы 1942-43 гг., — говорит Иодль, — германские силы были напряжены до крайнего предела. Возможно было восстановить 6-ю армию и 5-ю танковую армию, но четыре армии наших союзников были окончательно потеряны».
Генерал Иодль не дал своим слушателям никакой надежды на улучшение военного положения в будущем.
«Наши тактические резервы на востоке, — сказал он, — исключительно хорошо снаряжены, но наличный состав их таков, что исключает возможность крупных операций. Пришел конец подвижности нашей армии и конец — за исключением восточного фронта — нашего превосходства в воздухе. Экономическая мощь наших противников и подавляющее их превосходство в человеческом фонде уже дают себя чувствовать. Полное банкротство Италии во всех областях и отсутствие военной промышленности у остальных союзников Германии не могут быть возмещены усилиями одной Германии».
«Вот почему инициатива перешла к противникам Германии и почему мы и наши союзники, которые борются плечом к плечу с нами, вынуждены были перейти к обороне».
Затем Иодль описал отпадение Италии и его бедственные последствия. Он признал, что сейчас Германия не в состоянии производить стратегические переброски сил, которым она была обязана своими крупными успехами 1917 и начала 1918 годов, так как теперь неприятель повсюду имеет превосходство в силах. Он отметил кризис наличного состава армии, кризис рабочих рук, кризис сырья, все эти глубокие язвы, которыми покрылось тело истомленной Германии.
«Но, — сказал он, — что тяжелее всего воздействует на наш внутренний фронт и передается и на боевой фронт, это террористические налеты неприятеля, которые обрушиваются на наши дома, на наших жен и детей. По вине Англии война приняла вновь такие формы, какие она имела в эпоху расовых и религиозных войн и какие в наше время считались уже невозможными.
Психологические, моральные и материальные результаты этих налетов таковы, что эти налеты безусловно должны быть ограничены, если не полностью исключены. Правда, что эти налеты — как и все крупные несчастья — имеют и некоторые благоприятные последствия. Перед лицом руин бледнеют все социальные комплексы; всякая зависть, скупость, все мещанские чувства исчезают из человеческой души. Но для нас это слабое утешение. Чрезмерные требования, которые мы предъявляем к нашим летчикам, наша неспособность держаться на уровне наших неприятелей в области авиационной промышленности, и в частности в истребительной авиации, привели нас к тому положению, в каком мы сейчас находимся.
Но усилия фюрера и райхсмаршала преодолеют этот кризис. Первые результаты уже дают себя чувствовать. Мы выровняем баланс и противопоставим четырехмоторным бомбардировщикам англо-саксов дальнобойную зенитную артиллерию. Достаточно, чтобы неприятель терял 10–12 % своих самолетов за каждый налет. Быть может, он будет в состоянии возместить эти потери в материале, но никоим образом не в летном составе. Сверх того, при этих потерях мораль экипажа неизбежно падает, особенно у американцев, которые не имеют ни малейшего понятия о том, во имя чего они сражаются. Я совершенно уверен, что благодаря нашему новому оружию и нашим новым техническим изобретениям, налеты сплоченных соединений, разрушающих наши города своими «коврами из бомб», будут ликвидированы».
