Из 33-го полка 10-й румынской пехотной дивизии к крымским партизанам перешли семь солдат-молдаван [58, с. 220].
31 октября 1943 года части 51-й армии вышли к северному берегу Сиваша и на Перекопский перешеек. В ночь на 2 ноября 1943 года советские войска подошли к Армянску. На Восточном побережье Крыма, на Керченском полуострове события тоже развивались, как казалось, достаточно оптимистично. В ночь на 1 ноября 1943 началась высадка советских войск на захваченный плацдарм близ Керчи.
Положение остававшихся в Крыму немногочисленных немецко-румынских войск было безнадежно. «Крымский мешок» был завязан. Румынский диктатор Антонеску настаивал на срочной эвакуации войск морем. К необходимости эвакуации склонялось и немецкое руководство. Во всех немецких и румынских военных и гражданских учреждениях началась предэвакуационная суматоха, не заметить которую было невозможно. Жителям Крыма стало очевидно, что неделя, максимум месяц, и Крым будет свободен. Очень скоро эти слухи достигли партизанского леса и вызвали ажиотаж у партизанского руководства. Час освобождения настал! В лес хлынули не только все мужчины окрестных сел, но и коллаборационисты всех мастей: грузинская рота, которая до сих пор охраняла дорогу, азербайджанская рота, «добровольцы» из Коуша, Тавельская разведшкола…
Вот впечатления возвратившегося в те дни в лес Л.А. Вихмана:
«17.11.43. Вновь прибыл к своим друзьям в лес. Как здесь все изменилось: передо мной много полицейских, добровольцев, румын, словак и др. О том, что это партизан, можно узнать только по красной ленте на шапках.
В лесу тысячи семей, пришедших скрываться от угона в немецкое рабство. На полях пасется скот. Кто бы мог подумать, что за три месяца моего отсутствия в лесу все так изменится» [39, с. 1].
Я.М. Кушнир: «Несколько дней тому назад партизаны узнали, что Красная Армия закрыла Перекоп и этим завершила окружение немецкой группировки войск в Крыму на суше. Укостров шлиразговоры о соединении с Красной Армией» [38, с. 1].
В этот период в партизанский лес попадает еще один человек, судьба которого очень интересна и нетипична. Это Сухарев Онисим Йустинович. В 1943 году ему было 57 лет. В 1915 году он окончил медицинский факультет Харьковского университета и всю жизнь проработал хирургом в Феодосии. С началом войны был начальником хирургического отделения военного госпиталя. По специальному вызову был направлен подводной лодкой в Севастополь, где попал в плен. Далее работал в лагерях военнопленных Севастополя, Симферополя. По просьбе жителей Феодосии немецкое командование перевело его работать в Феодосийскую больницу. В октябре 1943 года О.И. Сухарева попросили уйти к партизанам.
«Было 19 октября 1943 года, когда меня привели в отряд. Насчитывалось в нем 35–40 бойцов. Командование отряда состояло из Кузнецова, Куликовского, Овчинникова, Качанова, Заболотного. Люди прибывали практически каждый день. Вскоре в лесу было уже шесть отрядов.
Пища приготовлялась в ведрах, касках, котелках. Мясо жарилось на медной, почти нелуженой сковородке и часто оставалось подолгу на этой сковородке, поэтому легко могло пропитываться окисью меди. Когда среди партизан, а также в штабе стали учащаться кишечные расстройства, я высказал свои опасения и одной из причин назвал недоброкачественную посуду, и особенно медную нелуженую. Мои товарищи подняли меня на смех, так как не допускали мысли о том, что в лесу так же необходимо соблюдать санитарно-гигиенические требования. Тем не менее, я настоял на том, что из деревни нам доставили эмалированные ведра и чугунную сковородку [23, с. 9].
Стационарные больные по существу никакого лечения не получали, только делали перевязки больному с язвами голени и с твердым шанкром [23, с. 4].
Очень скоро я установил, что среди партизан распространены кожные заболевания, фурункулез, чесотка, ревматические боли, поносы. Противочесоточной мази у нас не имелось, и товарищи страдали от расчесов. Тогда я предложил командиру отряда достать килограмм конского жира и с моей запиской отправить его в Старый Крым, где заведующая аптекой знает мою подпись по прежним рецептам. Она охотно выполнила мою просьбу по изготовлению мази. После этого чесотка в отряде быстро ликвидировалась» [23, с. 9].
Казалось, что ничего уже не может остановить исторический ход событий и «остров Крым» вот-вот будет освобожден, но произошло непредвиденное. Части 17-й армии вермахта смогли сохранить боевые порядки и, отступая с Тамани, раз за разом ставили артиллерийскую завесу и смогли почти без потерь эвакуироваться на Крымский полуостров.
С приходом частей 17-й армии в Крыму оказалось 270 тысяч немецких и румынских войск. Это кардинально меняло ситуацию. Ни о какой эвакуации уже не было и речи.
Поступил приказ Гитлера о том, что Крым должен быть превращен в крепость.
История обороны Крымского полуострова вновь повторялась, но уже с противоположным знаком. Если в 1941 году оборонявшие Крым войска все свои части разметали по полуострову в ожидании морского и воздушного десанта, то немецко-румынским войскам противостояла реальная опасность, с севера, с востока и внутри полуострова, в лице стремительно набиравшего силу партизанского движения.
Положение противника, правда, облегчалось тем, что в силу субъективных причин советскому командованию не приходилось рассчитывать на поддержку крупных кораблей Черноморского флота. Дело в том, что буквально накануне при попытке обстрела Феодосии Черноморский флот потерял три больших корабля, что вызвало гнев Верховного Главнокомандующего, серию отставок в руководстве Черноморского флота и возвращение на этот пост из опалы адмирала Октябрьского, что окончательно парализовало действия Черноморского флота.
Главная же проблема, задерживающая освобождение Крыма, заключалась в том, что над сосредоточенными на Перекопе советскими войсками нависла крупная Никопольская группировка противника. При одновременном ударе со стороны Никопольского плацдарма и встречном ударе из Крыма войска генерала армии Толбухина оказались бы между молотом и наковальней. Понимая это, генерал Толбухин сумел убедить Ставку Верховного Главнокомандующего в поэтапном развитии операции: первоначальном освобождении Никополя и уж потом вторжении в Крым через Сиваш и Перекопский перешеек.
Так немецко-румынские войска получили в Крыму неожиданную передышку.
В лесах Крыма творилось что-то невообразимое. Как потом проанализировали компетентные органы, из различных добровольческих батальонов прибыло 105 человек. Русских — 21, украинцев — 20, татар — 34, иных национальностей — 20.
Из воинских частей противника 62 человека. Русских — 29, словаков — 24, украинцев — 4, белорусов — 1, других национальностей — 4 [64, с. 25].
Из-за предательства в последний момент сорвался переход в лес армянских «добровольцев». Девять человек расстреляли перед строем, а «добровольческий» батальон отправили куда-то в отдаленное от леса место [22, с. 160].
Партизанские отряды возникали как грибы после дождя.
А. А. Сермуль: «В сентябре 1943 г. к Македонскому пришел молодой крымский татарин и сообщил, что в Коуше добровольцы убили немца-командира и решили уходить к партизанам.
Пришли в Коуш. В казарме и правда, лежит убитый лейтенант. Пошли по следам и действительно встретили человек 60, все крымские татары и среди них две женщины. Первое, что они спросили, правда ли что Мокроусова уже нет в лесу.
Сказал, что это правда. Рассказал о победах Красной Армии под Орлом и Белгородом и о том, что тех, кто хочет искупить вину и повернуть оружие против немцев, партизаны преследовать не будут».
«В Тавеле к партизанам решили перейти курсанты немецкой разведывательной школы. Наряду с курсантами и персоналом школы в партизаны хотели идти и многие местные жители. Всего человек сто сорок. Ночью кто-то из местных жителей стал убеждать Гвоздева, что всей этой публике верить нельзя и что они повяжут партизан и увезут в гестапо. Гвоздев отказался брать этих людей в отряд и тогда к командованию обратился Николай Дементьев, который предложил себя» [92].
Нури Халилов. «30 октября 1943 года в деревню Суин-Аджи пришел целый отряд партизан. Меня вызвали в контору общины. Там был староста и два партизанских командира. Они попросили меня поехать в Симферополь и вызвать коменданта. Дали в руки записку с подписью и печатью старосты общины. В записке было написано: «Господин комендант. Приезжайте и заберите 500 штук яиц и тонну яблок». Я отнес записку в районную комендатуру и узнал, что приедут на следующий день. Партизаны спрятались в доме и сарае.
К обеду подъехала легковая машина, в которой сидели все три коменданта и еще офицер. За легковой машиной остановился крытый грузовик, внутри которого было шесть солдат, а в кабине сидели офицер и шофер. Партизаны открыли автоматный огонь. Немцы попытались сопротивляться, но бесполезно. Вскоре все фашисты были убиты. Погрузив тела убитых в кузов, мы увезли их в обрыв за деревней и сбросили с машины.
