Раймунд III тут же прекратил двойную игру: он отослал из Тивериады мусульманский гарнизон и поспешил принести Ги оммаж в Наблусе. Боэмунд III Антиохийский прислал в королевскую армию своего сына Раймунда и объявил о своем подходе, а Жирар де Ридфор, благодаря богатствам тамплиеров, набрал значительный отряд: армия собралась возле Назарета, в Саферии. Тогда Саладин подошел к Тивериаде и начал ее осаду в надежде заманить Раймунда III в пустынные земли, окружавшие столицу Галилеи: графиня Эскива укрылась в цитадели (2 июля 1187 г.)
Во франкской армии полностью отсутствовало единое командование: Ги де Лузиньян прислушивался к мнению то одних, то других советников, и злой случай повелел, чтобы он всегда выбирал самое дурное решение. Раймунд III понимал, что успех кампании будет зависеть от наличия воды, так как стоял июль. Он заявил королю, что скорее предпочтет увидеть, как падет Тивериада и его супруга окажется в плену, чем двигаться на помощь городу: гораздо лучше, по мнению графа, было бы укрепиться вокруг водного источника, как в 1183 г., и дождаться отступления Саладина, чтобы затем измотать нападениями его арьергард и восстановить Тивериаду. Жирар де Ридфор обвинил Раймунда в трусости: получив вызов, тот предложил королю идти спасать Тивериаду. И вся армия двинулась к Саферии. Там Раймунд еще раз повторил свои доводы: в Тивериаде имелся только маленький фонтан, и не было смысла толкать на гибель всю армию. Наконец с его мнением согласились, и военный совет разошелся: но сразу после этого Жирар де Ридфор, оставшись наедине с королем, убедил Ги, что Раймунд стремиться обесчестить его, обрекая на позорную бездеятельность. Ги позволил себя уговорить и приказал армии выступать (3 июля 1187 г.)
Жара была невыносима, а моральный дух бойцов невелик. Казалось, все предвещало плохой исход для армии: разве не схватили колдунью, рабыню-мусульманку одного сирийца из Назарета, когда та уже наводила порчу на христианское войско, чтобы, как сама призналась, предать его в руки Саладина? Колдунью сожгли, но разве ее чары не возымели успех вопреки всему{244}? Саладин с 60-тысячным войском преградил дорогу 30 тысячам франкских воинов (из них 1200 рыцарей и 4000 туркополов), которые так и не смогли добраться до источника, занятого неприятелем, и разбили лагерь вечером 3 июля. 4 июля христианская армия продолжила путь. С начала марша франки подвергались нападениям мусульман и вскоре увидали перед собой основные вражеские силы. Быть может, если бы христиане решились атаковать Саладина без промедления, им удалось бы пробиться к Тивериаде и ее озеру; но, по совету Раймунда III, решили укрепиться на Хаттинском холме. Наличие перебежчиков свидетельствуют о растерянности, царившей в рядах франков: обессилевшие от голода и жажды — что еще более усугублялось поджогом мусульманами кустарника — иерусалимская армия была окружена и атакована неприятелем на холме в тот момент, когда начала разбивать лагерь. Правда, рыцари сравняли счет, героическими рейдами неоднократно отгоняя врага, в результате чего даже Саладину на миг угрожала опасность. Но скоро напор франкской конницы ослабел: последним рывком Раймунд III, Раймунд Антиохийский, Рено Сидонский и Бальан д'Ибелен прорвали ряды мусульман и спаслись вместе со своими отрядами; вся остальная армия во главе с королем попала в плен. Королевство Иерусалимское погибло{245}.
Саладин показал себя великодушным победителем: он принял Ги с подобающим почетом: однако еще раз задетый заносчивым Рено де Шатийоном, султан приказал обезглавить этого рыцаря-разбойника и казнить всех тамплиеров (кроме их Великого Магистра) и госпитальеров как заклятых врагов Ислама. Он также сумел извлечь выгоды из этого решающего сражения. Армия, разбитая при Хаттине, включала в себя почти все силы королевства: мусульманам оставалось только занять крепости. Саладин проделал это с необычайной ловкостью и благородством, которое изумляло самих франков и вызывало упреки мусульман: везде, где франкские гарнизоны готовились оказать сопротивление, он предоставлял им свободный выход с имуществом. Если подобное поведение и вызвало сосредоточение в прибрежных городах населения из захваченных городов, то оно также способствовало быстрому переходу в руки мусульман мощных крепостей и разрешало султану не тратить на осады время, в течение которого с Запада могли прибыть новые подкрепления. 5 июля 1187 г. Тивериада сдалась Саладину. 9 июля Саладин заполучил Акру, предложив Жослену III, бежавшему с поля битвы, свободный выход для всего населения. Возможно, Саладин надеялся уговорить горожан и итальянских купцов остаться в его подданстве: но ему не удалось этого добиться. Эйюбидская армия поделила добычу: не было ни одного эмира или советника Саладина, кто не получил бы во владение дом в Акре; одному правоведу Иса-аль-Хаккари — не забудем, что победа при Хаттине была победой правоведов, свыше века трудившихся для расцвета суннитской доктрины — было пожаловано все имущество тамплиеров в городе. Сам государь не смог без огорчения взирать на грабеж, которого ему хотелось бы избежать: разрушение крупного цеха по производству сахара и т. д.
Отныне городам внутренних областей, поселениям, которые были основаны, как мы видели, во времена активной франкской колонизации, угрожала опасность. Повсюду население, если вовремя узнавало о катастрофе при Хаттине, пыталось укрыться в крупных укрепленных городах — печальный исход женщин и детей, поскольку все мужчины присоединились к королевской армии. «Жакерия» мусульманских крестьян разрасталась: Бальан д'Ибелен, мчась к Иерусалиму, нашел Наблус пустым (до этого он сообщил новость о поражении в Саферии и Лионе, проделав большой крюк, чтобы избежать мусульманских разведчиков) без жителей, бежавших из города при первом известии о Хаттине{246}; спустя несколько часов мусульманские крестьяне ринулись грабить его предместье. Цитадель еще держалась, как и замок Фев, расположенный к северу: лишь обитатели этих двух городов из всего населения Галилеи и Самарии смогли избежать рабства.
В то же время другая мусульманская армия, вышедшая из Египта в направлении севера, захватила Яффу и Мирабель. Аскалон сопротивлялся. Саладин вынудил сдаться Торон после долгой осады и почетной капитуляции (26 июля), затем занял Сарепту и Сидон. Бейрут, несмотря на отсутствие гарнизона, продержался десять дней, время, которого хватило, чтобы договориться об эвакуации горожан (9 августа); и главные города графства Триполи, Джебайл и Ботрон, были сданы в качестве выкупа за своих сеньоров, попавших в плен при Хаттине. Затем Саладин спустился к Филистии, чтобы захватить Аскалон, который до сих пор доблестно защищали горожане: он воспользовался средством, уже примененным в Джебайле — предложил Ги де Лузиньяну свободу в обмен на сдачу города. Куда более сознательный, чем Жирар де Ридфор, который в то же время приказал капитулировать Газе и соседним укреплениям, король Иерусалима объявил защитникам, что не желает, чтобы они сдавали Аскалон ради него, но если крепость не в силах далее сопротивляться, пусть знают, что капитулируют по его приказу. Однако аскалонцы не желали и слышать о сдаче, несмотря на уговоры Жирара де Ридфора. Крепость сдалась только спустя полуторамесячной осады (5 сентября): обитатели со всем своим движимым имуществом были отправлены в Александрию, где уполномоченные Саладина лично проследили, чтобы итальянские купцы, которым вовсе не хотелось принимать на борт этих нежелательных пассажиров, все же перевезли их на Запад (март 1188 г.).
Тогда Саладин прибыл под стены Иерусалима, который намеревался захватить в первую очередь. Но Бальан д'Ибелен добрался до города в первых днях июля и установил там, как супруг Марии Комниной (вдовы Амори I), временное правительство. Он собрал войско, посвятив в рыцари шестьдесят горожан и юных аристократов; он также стал чеканить, с помощью церковной казны, монету, позволившую ему наполнить королевскую сокровищницу — вне всякого сомнения, малый обол из низкопробного серебра, без имени государя, а лишь с легендой «Turris Davit» с изображением башни Давида (которая присутствовала на монетах Балдуина IV){247} — и попытался снабдить население провиантом. Но битва при Хаттине произошла во время урожая; его не удалось собрать, и запасы продовольствия были очень ограничены. Проигнорировав королеву Сибиллу, Бальан потребовал, чтобы иерусалимляне принесли ему оммаж и повел себя как сеньор осажденного города, заручившись согласием патриарха, оказавшего ему активное содействие (но сам Ираклий не присутствовал в битве при Хаттине, уступив приору Гроба Господня обязанность нести во время схватки Святой Крест, попавший затем в руки к мусульманам вместе с армией). Благодаря двум месяцам передышки, город мог отказаться от предложения Саладина капитулировать: надеялись на помощь извне, так как новость о катастрофе уже достигла Запада.
