Духовная безопасность и свобода СМИ
Наконец, воображаемый кризис духовной безопасности, с которым столкнулась Россия, обеспечил новыми аргументами тех, кто ратует за восстановление цензуры и усиление государственного контроля за средствами массовой информации. Эта проблема тоже часто формулируется в терминах экзистенциальной угрозы. Так, например, в июле 2004 года Александр Дугин, философ и руководитель «Евразийского движения», заявил: «Духовной безопасности надо подчинять все основное эфирное, информационное пространство… Информационные каналы направлены жестко против нашей духовной идентичности»[979].
Официальные документы звучат чуть менее тревожно, чем предостережения Дугина, но все же Доктрина по информационной безопасности Российской Федерации, принятая в сентябре 2000 года, предупреждает: «Наибольшую опасность в сфере духовной жизни представляют следующие угрозы информационной безопасности Российской Федерации: деформация системы массового информирования… возможность нарушения общественной стабильности, нанесение вреда здоровью и жизни граждан вследствие деятельности религиозных объединений, проповедующих религиозный фундаментализм, а также тоталитарных религиозных сект»[980].
Призывы восстановить цензуру не всегда звучат открыто. Чаще используется термин «информационная безопасность». К примеру, на конференции, прошедшей в мае 2003 года и посвященной роли НПО в защите национальной безопасности, Зоркальцев заявил: «Одну из ключевых ролей в сохранении общественной безопасности играет духовная безопасность… Духовная безопасность тесно связана с другими видами общественной безопасности и прежде всего с информационной безопасностью»[981].
По убеждению Зоркальцева, духовная безопасность связана прежде всего с «информационной безопасностью», то есть с необходимостью восстановить государственную цензуру и контроль над средствами массовой информации. Связь между информационной безопасностью и духовной безопасностью отмечали также российские военные теоретики[982].
Идеолог духовной безопасности
Как мы убедились, с конца 1990-х годов представители ФСБ публично заговорили о «духовности». Эти высказывания дополнили поэтические размышления полковника ФСБ Василия Ставицкого. Его лирические раздумья о связи духовности и безопасности прекрасно завершат наше турне по территории нового подхода.
Как отметили специалисты по безопасности Андрей Солдатов и Ирина Бороган, Ставицкий, будучи в 1999-2001 годах руководителем Центра общественных связей ФСБ, опубликовал несколько томов стихотворений с сильным «духовным» уклоном, включая «Тайны души» (1999), «Зажги свечу, мама» (1999), книгу «духовно-патриотических стихов для детей»[983] и сборник «Созвездие любви» (2000). Произведения из последнего сборника приветствовались в националистической газете «Завтра» как доказательство того, что чекисты — не «бесчувственные роботы», а люди, способные на возвышенные чувства и чуткие к гармонии природы[984]. Многие стихи Ставицкого были положены на музыку и выпущены на дисках, а также, по некоторым сведениям, стали обязательной частью развлекательных мероприятий в ФСБ[985].
Несмотря на приторные названия, стихи Ставицкого по духу своему призывают к реваншу. Например, в стихотворении «Вам не стыдно» говорится о сведении счетов с теми, кто распинал и развращал матушку-Россию, крал молоко ее детей, лгал ее народу. Хоть автор прямо и не называет виновных, он явно намекает на «олигархов», либеральных реформаторов начала 1990-х годов[986]. В других своих творениях Ставицкий восхваляет ЧК и его священную войну, «где враг наш под маской — двулик Сатана / Вокруг дипломаты, агенты, дельцы / Ведут разговоры о дружбе льстецы» и так далее в том же духе[987]. Если бы не упоминание о «дельцах», это стихотворение легко можно было бы датировать эпохой Сталина. Такие образы ставят под сомнение утверждение о том, что средоточие на духовной безопасности связано со стремлением сохранить и усилить традиционные христианские ценности России. В историческом контексте понятие духовной безопасности родственно советскому понятию идеологической диверсии.
Произведения Ставицкого подчеркивают то, каким образом возрожденный культ госбезопасности все теснее переплетается с вопросами духовности. Опасность такой тенденции заключается в том, что ФСБ, прячась за духовную риторику, не только претендует на высокую нравственность, но и фактически ставит себя за пределы любой законной критики, проверки и контроля.
Пока эта книга готовилась к печати, официальная российская позиция по отношению к советскому прошлому изменилась. Вслед за длительным периодом двойственности, периодических попыток реабилитировать Сталина и преуменьшить или оправдать террор и насилие со стороны советского государства, тандем Путин — Медведев в конце 2010 года взял курс на десталинизацию.
Пока неясно, как повлияет этот сдвиг на официальный культ чекиста. В декабре 2010 года политический комментатор Андрей Пионтковский предположил, что крах путинского режима неизбежен, особенно в связи с провалом кремлевского проекта по продвижению «маленького мифа о молодом энергичном офицере спецслужб, посылающем русские полки в глубь Кавказа, несущем ужас и смерть террористам и всем врагам встающей с колен России»[988].
Однако же пока фигура чекиста остается неприкосновенной. Отношение российского руководства к Сталину довольно сильно менялось на протяжении 2010 года, однако этот же год ознаменовался новым всплеском ностальгии по советским разведчикам и публичным прославлением их нынешних преемников. После того как была разоблачена и выдворена из Соединенных Штатов российская шпионская организация, ее агентам Путин предложил личную поддержку, встретив их под звуки патриотической советской песни «С чего начинается Родина». Самая заметная из этих шпионов Анна Чапман в числе прочих знаменитостей поздравила россиян с Новым 2011 годом на Первом канале.
В предисловии к книге, вышедшей в 1997 году к 80-летнему юбилею ВЧК-ФСБ, начальник УФСБ по Краснодару размышлял: «Иногда судьба когорты нынешних чекистов напоминает полет раненой птицы, которая долго-долго парит над камышами, чтобы добраться до чистой воды <…> Я верю, что ситуация в стране изменится и наша Родина станет великой державой. А сильной стране нужны сильные спецслужбы»[989].
Сравнение российских спецслужб с раненой птицей, летающей далеко от дома, — это довольно мягкий, пасторальный пример нового мифотворчества. Чаще в подобных текстах присутствуют жесткие ноты, намекающие на незавершенное дело и надвигающийся кризис. Вот как в 2004 году положение современных чекистов и экс-чекистов описал Черкесов: «Им уже сейчас непросто, а станет намного тяжелее. Но я верю, что они не дрогнут, не откажутся от своего происхождения и раз и навсегда установленных правил поведения»[990].
Пусть это и не призыв чекистов к оружию, но что-то очень к этому близкое.
Новые концепции государственной безопасности, рассмотренные в книге, не ограничиваются оправданием прошлого или прояснением хода истории. Они связаны с созданием новой чекистской мифологии, соответствующей нынешней политической атмосфере. В этом процессе допустимы изменения, и направлен он не только в будущее, но и в прошлое.
Автор глубоко признательна своему научному руководителю профессору Кристоферу Эндрю (Корпус-Кристи, Кембридж) за всестороннюю многолетнюю поддержку.
Формальное название — Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК).
Изгоев Н. Дзержинский // Известия. 1936. 20 июля. № 167. С. 3.
Там же.
Эндрю и Гордиевский утверждали в 1990 году: «Самая большая угроза для будущего КГБ — его прошлое». Эндрю К., Гордиевский О. КГБ: история внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. М: NOTA BENE, 1992.
Процитировано: Гурвич А. Образ Ленина в советской драматургии // Театр, № 1,1940. С. 18.
Бухарин К. Феликс Дзержинский умер // Правда. 1926.21 июля. № 165. С. 1.
См. его письмо Ягоде по этому вопросу от 18 июня 1926 года; Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 76, оп. 3, д. 385,1. 6.
