Хотя из «Угличского следственного дела», составленного при участии В.И. Шуйского, было хорошо известно, что Б.Ф. Годунов не имел никакого отношения к смерти царевича Дмитрия, в «Сказании» он прямо обвинен в том, что отправил в Углич наемных убийц: дьяка Битяговского с родственниками: сыном Даниилом и племянником Никитой. В данном случае Осип Волохов не упомянут, поскольку, видимо, была жива его мать Василиса, которую могла возмутить ложь.
В «Сказании» Б.Ф. Годунов не только был представлен цареубийцей, но и узурпатором, захватившим престол хитростью и даже «свирепством». Никаких сведений об избирательном Земском соборе и многодневных шествиях в Новодевичий монастырь для умоления Бориса сесть на престол в этом произведении нет. Опущены и все подробности царствования Годунова.
Следующий эпизод в тексте «Сказания» касается появления самозванца, который прямо назван беглым монахом Гришкой Отрепьевым. При этом неоднократно подчеркнуто, что польский король Сигизмунд принял его с распростертыми объятиями, оказал всяческую поддержку, как и Римский Папа. За это самозванец пообещал им ввести в Русском государстве католичество.
Характерно, что М.И. Татищев постоянно называл Лжедмитрия еретиком, изучавшим в Польше по указанию Папы не только католичество, но и лютеранство, кальвинизм и астрологию. Но, с точки зрения католиков, лютеранство и кальвинизм тоже были ересями, поэтому постигать суть этих верований по совету главы католической церкви самозванец никак не мог. Несомненно, что и в данном случае автор использовал прием нагнетания обвинений в адрес того, кого хотел очернить.
По документальным источникам известно, что король Сигизмунд, связанный мирным договором с Русским государством, официально не оказывал помощь Лжедмитрию. В «Сказании» же по этому поводу написано следующее: «Король же польский и литовский преступает крестное целование и мирное поставление с Российским государством и дает ему многие люди, и желныряк, и литвы, и ляхов, и угрян, и наряд городовой». (РИБ. Т. 13. Стб. 723.)
Эти утверждения бросали тень на польского короля и позволяли оправдать убийство поляков в Москве. Поэтому текст «Сказания», возможно, предполагалось использовать в качестве документа при разбирательстве возникшего конфликта между Россией и Польшей. М.И. Татищев как новый глава Посольского приказа непременно должен был принять в нем участие. При описании похода Лжедмитрия на Русь автор «Сказания» использовал тексты его «прелестных грамот» и Разрядные книги. При этом он отметил, что причиной успеха самозванца было то, что он смутил умы многих русских людей, и они стали переходить на его сторону. Это привело к тому, что сражения с ним царских воевод были не слишком удачными. Только когда «прииде с Москвы в полки российские славный, премудрый боярин и воевода Василей Иванович Шуйский, и бысть в полцех радость велика и поидоша на треклятого еретика, на Гришку Отрепьева, под Семьский острожек… И соступающеся обои вой с обеих стран, и бысть брань велика и сеча зла, и поможе Бог православным христианом над окаянным еретиком Гришею». (РИБ. Т. 13. Стб. 725–726.)
В данном случае Татищев прославил В.И. Шуйского как удачливого полководца. Для кандидата на престол это было важное качество.
Однако, как отмечено в «Сказании», внезапная смерть царя Бориса настолько повлияла на умы русских людей, что они сразу поверили в истинность «царевича Дмитрия» и согласились ему служить. Годуновы и их сторонники были арестованы и потом убиты. Это позволило самозванцу без каких-либо препятствий приехать в Москву и сесть на царский престол.
Далее в «Сказании» подробно описано, как В.И. Шуйский чуть было не отдал жизнь за православную веру. Прекрасно зная, кем был «царевич Дмитрий», он рассказал об этом горожанам: «По мале же времени благовернии и благочестивии князи, по православию поборницы и приятели истинныя веры христианския Шуйские, князи Василей Иванович с братиею своею, познавшее его еретика и поведаше торговым людем, Федору Коневу и Косте Лекарю, что царевич не Дмитрей Иванович, но злой враг, богоотступник, еретик Гришка Отрепьев, наученный от короля Литовского разорити веру христианскую». О разоблачениях Шуйского стало известно Лжедмитрию, и тот повелел казнить храброго князя Василия Ивановича. По утверждению Татищева, стоя на плахе, князь Шуйский сказал следующее собравшимся вокруг москвичам: «Владыко Боже Вседержителю! Ты виждь: за истинную православную христианскую веру кровь свою проливаю от злого врага христианского, от еретика, от Гришки, напрасно, не по моей вине!» – и возопи крепко ко всему народу глаголя: «За правду умираю, за истинную православную христианскую веру!» (РИБ. Т. 13. Стб. 735.)
Несомненно, в «Сказании» действительность была сильно преукрашена. В.И. Шуйский не мог произносить на плахе слова, обличающие Лжедмитрия. За это он был бы тут же казнен. Но Татищеву нужно было представить князя пламенным борцом за веру, поэтому он и приписал ему исключительно смелое публичное разоблачение лжецаря.
Придавая В.И. Шуйскому ореол борца и мученика за православную веру, автор «Сказания» всячески подчеркивал, что Лжедмитрий ставил себе цель ее уничтожить. Для этого он возвел в патриархи Игнатия Грека, «мужа глупа, и пьяницу, и срамословца, и кощунника, потаковника подобна суща себе; а иных властей, митрополитов, и архиепископов, и епископов, оскорби и огрози, и весь Освященый Вселенский собор постави ни во что. А ляхом повеле по церквем ходити и по монастырем в святых местех безобразно и наругательно, с позорством». Для этого он задумал жениться на «люторке Маринке». На самом деле она была католичкой.
М.И. Татищев подробно пересказал содержание переговоров Лжедмитрия с послами Римского Папы и переписку с ним. Это также должно было наглядно показать, как тот собирался искоренить православие. Показательными в этом отношении были и споры лжецаря с некоторыми православными пастырями, казанским митрополитом Гермогеном и коломенским епископом Иосифом, которые заявили самозванцу о том, что он не должен жениться на девушке иной веры и вводить ее в православный храм. В итоге несговорчивые пастыри были отправлены в ссылку. Их участь, по утверждению Татищева, разделил и он сам – за критику Лжедмитрия его в оковах отправили в Вятку. Правда, в документальных источниках нет данных, подтверждающих этот факт.
Нагнетая обвинения в адрес лжецаря, автор «Сказания» ставит ему в вину и присвоение себе нового пышного титула, из-за которого «околнии цари… начаша войнами подниматься на Российское государство»; и чрезмерное внимание к поездке в Москву Марины Мнишек с родственниками, из-за которых Смоленская дорога «запустела»; и выделение полякам в Москве лучших дворов для проживания, из-за чего «бысть в Московском царстве в людех мятеж велик и крик и вопль, что изо многих дворов добрых людей метаху вон, а запасы их велики взимаху на себя, и насилие великое, и обиды, и позорство бысть всем добрым людям».
Свадьба самозванца с Мариной Мнишек описана в «Сказании» как настоящее надругательство над православной верой. Ляхи демонстративно облокачивались на святые образа, спали во время святой литургии, жены их бесчинствовали. После нее якобы планировалось окончательное искоренение православия и убийство русских православных бояр и воевод. Их имена были внесены в особый список, и за городом собиралось оружие для их истребления. Поляки же «хожаху по рядом и по улицам со оружием и сечаху християн, и грабляху, и побиваху, и жены от мужей отъимаху, и дочерей и сынов, и насилие зло творяху». (РИБ. Т. 13. Стб. 743–745.)
В этих условиях бояре «начата меж собою советовати, как от врага, от злого еретика избыти, и присоветоваху и присовокупиша к себе православные веры воинов, избранных людей и дворян буяных, удалых людей Великого Новгорода и Пскова и изо многих градов». Указание на участие в восстании против Лжедмитрия жителей других городов было необходимо для того, чтобы представить борьбу с лжецарем всенародным делом, а не одних москвичей. Ведь сразу после убийства самозванца в адрес заговорщиков, как уже отмечалось, посыпались из многих городов обвинения в том, что они действовали кулуарно, без «совета со всей землей». В «Сказании» ярко и образно описано всенародное восстание в Москве против Лжедмитрия. Никаких данных о дезинформации горожан в нем нет, как нет и сведений о том, что заговорщики действовали скрытно, ставя перед собой цель как можно быстрее убить лжецаря. Напротив, в данном произведении В.И. Шуйский представлен настоящим предводителем восставшего народа, «наипаче всех радея и промышляя о православной вере». Он говорит торговым и черным людям столицы: «Мы убо готовы в сий час пострадати за святые Божия церкви и за православную истинную христианскую веру, а вы, православные все добрые люди, будьте готови такоже с нами в субботу, в четвертую неделю по Пасце на богоотступника, на еретика на Гришу, такоже и на поганую литву, разоряющих православную веру. Се ныне, братие, время приспе смертию живот купити: да аще постражем, то смертию победные венцы примем, аще ли спасены будем, то вера християнская непорочна будет и славна во веки». В ответ православные христиане согласились поддержать князей Шуйских. (РИБ. Т. 13. Стб. 746–747.)
