Билл Леймен вернулся на мостик и доложил, что в машинном отделении только что приготовились поднять большой мотор циркуляционной помпы. Там все было разобрано и ничего не готово к действию. Было одиннадцать часов тридцать пять минут вечера.
— Невыносимый шум внутри лодки, командир, — сказал Леймен. — Советую вам спуститься вниз послушать.
У меня пересохло во рту. Я спустился по трапу в центральный пост — и тут же понял, о чем говорил Леймен. Шум льда, царапающего тонкие металлические листы корабля, значительно усиливался внутри лодки. Создавалось впечатление, что вы находитесь в пустой бочке, которую тащат по булыжнику. Еще больше, чем шум, меня беспокоила вибрация лодки. Весь корпус корабля сотрясался, когда лед нажимал на него со всех сторон. Казалось, что лодка старается побороть муки, которые она испытывает.
Конвульсивно вздрагивая, лодка неожиданно накренилась на правый борт. Больше медлить было нельзя. Надо было погружаться. Я очень боялся, что лед крепко зажмет лодку и мы не сможем погрузиться. Я поспешил в машинный отсек. В шуме льда, ударяющего в борта лодки, раздетые по пояс люди работали с изумительной быстротой.
Я обратился к Дейву Бойду.
— Я принял решение, — сказал я ему. — Мы вынуждены погружаться. Закрепите как можно скорее все, что разобрано, и дайте мне знать, когда будете готовы.
Бойд, не говоря ни слова, кивнул головой и повернулся к своим людям, чтобы отдать распоряжение о прекращении работ. Все, что было сделано, шло насмарку. Я снова отправился на мостик. Но не успел я дойти до центрального поста, как грохот льда, ударяющего по корпусу лодки, стал тише, а когда я поднялся на мостик, он почти совсем затих.
— Движение льдов только что прекратилось, — сказал Эл Келлн. — Совершенно неожиданно!
И без того узкое разводье, в котором находилась лодка, стало почти вдвое меньше. Лед, покрывавший разводье, разбросало во все стороны, а часть его даже выкинуло на основное ледяное поле; там он нагромоздился в беспорядке, точно развалившийся карточный домик.
— Скоро все начнется снова, — сказал Уитмен, разглядывая в бинокль льды справа от корабля. — Там лед все еще движется.
Через несколько минут снова поднялся адский шум. Он был еще сильнее, чем раньше. Вибрация корпуса ощущалась даже на мостике. Лед вокруг «Скейта» медленно двигался, внушая благоговейный страх своей величественной силой. Наш хрупкий руль был похоронен под кучами нагромоздившихся льдин, так что его совсем не было видно.
В люке появилась голова Дейва Бойда. Он доложил, что машинный отсек готов к погружению. Люди сделали все даже быстрее, чем я ожидал. Но у нас действовала только одна машина, и мы вынуждены были пойти на риск.
Все, кроме Эла Келлна, поспешили вниз. Я приказал ему спускаться, как только все будет готово к погружению.
В центральном посту меня встретил плотный круг серых от напряжения лиц. Я подошел к перископу и стал ждать Келлна, чтобы закрыть люк и начать погружение. Что он там так долго копается?
Скрежет льда и удары о борт корабля снова стали тише, но теперь это меня больше не интересовало. Приняв решение уходить отсюда, я должен был уходить.
— Командир, возьмите, пожалуйста, телефонную трубку, — проскрипело в переговорной трубе с мостика.
Я схватил трубку и раздраженно крикнул:
— Почему задерживаетесь? Спускайтесь вниз!
— Здесь совсем тихо. Никаких признаков движения льдов. Может быть, вы подниметесь на мостик и посмотрите? — быстро спросил Келлн немного виноватым тоном.
Что может быть хуже, чем нерешительность командира, если его корабль находится в опасности? Даже плохое решение, но принятое и проведенное в жизнь, лучше, чем отсутствие всякого решения. Тем не менее я положил трубку и поднялся на мостик.
Полная глубокая тишина. Не слышно ни одного звука. Может быть, это только временная передышка? Я взглянул на часы — было одиннадцать часов пятьдесят пять минут. Мне казалось, что сжатие льдов продолжается уже целую вечность, на самом же деле оно началось чуть более получаса назад.
Я решил немного подождать. Сто человек там, внизу, мучились неизвестностью. Прошло десять минут. Я попросил Уитмена подняться на мостик. Он внимательно посмотрел на лед, но ничего не сказал. Мы все трое пристально разглядывали ледяные поля за торосами — нет ли каких-нибудь признаков движения. Никаких.
Около двенадцати часов двадцати минут лед внезапно снова затрещал, и я был уже почти уверен, что все начинается сначала. Но на этот раз шум сопровождался ослаблением давления льдов на корабль. «Скейт» неожиданно встал на ровный киль и пришел в нормальное положение. У носа лодки появилось несколько десятков сантиметров чистой воды.
Но что же делать? Одно дело задержать погружение — и совсем другое начать работы в машинном отсеке, которые могут быть снова прерваны. Поразмыслив несколько минут, я наклонился к люку и попросил Дейва Бойда подняться на мостик.
Когда он явился, я предложил ему снова начать ремонт помпы. Честно говоря, я ждал, что он будет возражать или хотя бы попросит немного обождать. Но Бойд только сказал: «Есть, командир» — и тут же пошел выполнять приказ. Такое выражение преданности и доверия придало мне сил.
Я решил остаться наверху и лично наблюдать за льдом. Вопреки здравому смыслу, мне казалось, что я своим присутствием могу предотвратить новую подвижку льда. Но время шло, никаких признаков движения льда не было, и я внял голосу рассудка. Ведь мне очень важно быть свежим и отдохнувшим завтра утром, когда многие из моих офицеров устанут до полусмерти.
Я спустился вниз, в свою каюту, и, сняв тяжелую одежду, лег на койку. Нервное напряжение последних часов ослабло. Я уснул, не успев выключить свет.
Меня разбудил стук в дверь. Было шесть часов тридцать минут утра. Вошел Бойд. Он выглядел очень усталым, глаза у него покраснели, и лицо осунулось.
— Ремонт закончен. Готовы к погружению, командир.
Вся работа была выполнена меньше чем за семь часов.
* * *
Было воскресенье, 29 марта. Со времени той ужасной подвижки льдов прошла ровно неделя. В течение этой недели мы продолжали исследования. За это время мы всплывали четыре раза и несколько раз пересекли восточную половину Северного Ледовитого океана.
Брюс Мидер все же сфотографировал корабль, пробивающийся через лед. Для этого мы снова высадили его на льдину, как на необитаемый остров, но теперь его киноаппарат был завернут в одеяло, которое все время подогревалось специальной грелкой. Снимки получились великолепные. Даже наши водолазы-аквалангисты еще раз плавали подо льдом. Они вернулись посиневшие, но счастливые, с рассказами о сталактитах почти в два метра длиной, свисающих подо льдом. Дейв Бойд даже оторвал один такой сталактит и выбросил нам его из воды, как какое-нибудь сокровище морских глубин.
Мы стали лучше отыскивать и распознавать тонкий лед и никогда больше не ударялись об него, как слепые. Не видели мы больше и подвижки льдов, хотя однажды всплыли в таком месте, где были свежие следы образования торосов. В одном из всплытий мы зарегистрировали температуру воздуха сорок один градус ниже нуля — самую низкую температуру во время нашего зимнего плавания.
В пятницу 27 марта мы прошли остров Принца Карла на пути из паковых льдов в Нью-Лондон.
Мы послали в министерство короткое донесение о результатах плавания и были уверены, что оно получено, так как, всплывая на перископную глубину, мы слышали рассказы о плавании «Скейта» в радиопередачах.
Мы с сожалением покидали Арктику, Теперь лодка первый раз всплывала вне паковых льдов. Мы возвращались домой. Члены нашего коллектива скоро разойдутся своими дорогами. И не только штатный военный экипаж корабля, но и гражданские лица, посвятившие себя этому делу, — такие, как Уолт Уитмен, Уолдо Лайон, Зейн Сандуский и Креймер Бэкью, которые стали подлинными членами нашего коллектива.
Я лично больше всего сожалел о том, что состав экипажа корабля изменится. После нашего возвращения, вероятно, произойдут перемещения: Леймен, Коухилл, Арнест, Шеффер и многие другие наиболее подготовленные люди должны будут уйти с корабля и продолжать службу на новых атомных лодках. Без этих людей «Скейт» никогда не будет уже таким, как теперь, потому что эти люди, собственно, и являются олицетворением «Скейта».
В течение минувшего года они сталкивались со многими опасностями; пожалуй, труднее всего было осваивать неведомое, делая его привычным. Темный океан, покрытый слоем льда, стал для них родной стихией. Они поняли многие из его секретов, опасностей и достоинств, научились любить его суровую красоту.
Путь «Скейта» в первом полярном плавании в августе 1958 года. Цифрами показаны девять мест, в которых «Скейт» всплывал в паковых льдах
