Население дошло в своих лишениях и бедствиях, как мне очевидцу, их, по временам казалось, до предела нечеловеческой скорби, мучений и отчаяния… Промышленность стояла. Земледелие тоже. Бедствовали города, которым кое-как сводившее концы с концами крестьянство, не хотело давать ни за какие деньги хлеба и других продуктов… Свирепствовали реквизиции, этот узаконенный новой властью разбойный грабеж. Все голодали, умирали от свирепствовавших в городах и в деревне эпидемий. Не бедствовали только высшие слои захватчиков, эта маленькая командная группа, в руках которой были и власть и оружие.
Они жили в условиях широкой масленицы, обжираясь продуктами, отнимаемыми у населения… Невольно вспоминались слова из старого, чудного революционного похоронного марша, опошленного и изгаженного "революционерами" новой формации, узаконившими его, как официальный похоронный гимн.. Вот эти слова:
"…А деспот пирует в роскошном дворце,
Тревогу вином заливая…"
Но для описания того, что переживало население в ту эпоху, нужно не мое слабое и бледное перо, нет, тут note 237нужно перо Данте Алигьери… Когда-нибудь история, эта беспристрастная описательница слов и дел человеческих, изобразит эти сверхчеловеческие мучения людей. И будущий историк не сможет не издать крика ужаса, страдания за человека и глубокого негодования и гнева, стыда и проклятий…
Вспоминая эти беспомощные жертвы человеконенавистничества и их нагло торжествующих мучителей, я не могу удержаться, чтобы не произнести слова великого англичанина:
"За человека страшно мне…"
Да, страшно… И не только страшно, но и мучительно СТЫДНО…
Гражданская война… Насилия и грабежи населения обеими сторонами, т. е., и красными, и белыми, щеголявшими друг перед другом в мучительствах, в изобретении их.. Голод.. Болезни, и из них особенно сыпной тиф, свирепствовавший на полной свободе. Приходили и шли по железной дороги целые поезда людей больных сыпным тифом, в пути умиравших и замерзавших — да, до смерти замерзавших — в нетопленных товарных вагонах, переполненных не только внутри, но и снаружи, на крышах вагонов, на ступеньках… Бывало — это не преувеличение, а, увы, реальный факт — двигались, приходили и уходили вагоны, сплошь наполненные мертвецами. Целые больницы без медицинского персонала вымиравшего от тифа, без термометров, без самых элементарных медикаментов… Больницы, переполненные настолько, что больные сваливались, за недостатком кроватей, под кровати, на полы, в проходах…
Больницы, где больные, за отсутствием продуктов, оставались без питания… Больницы, где внутри замерзала вода… note 238Недостаток в топливе.. Промерзшие насквозь дома, погруженные в полный мрак… Переполненные тюрьмы, где под мраком ночи, как в застенках Ивана Грозного, приносились великому богу Ненависти гекатомбы жертв, вопли, крики и мольбы которых заглушались треском и гулом специально для того заводимых машин грузовиков… И воровство и грабеж и насилие.. Вымогательство и взятничество.. Сыск и доносы…
Такова была поистине инфернальная жизнь граждан нашей родины… Кровь, голод, холод, тьма, заключение в подвалах, пытки, казни и не просто казни, а казни с истязаниями…
"А деспот пирует в роскошном дворце,
Тревогу вином заливая…."
Как я говорил выше, я переселился в комиссариат. Он помещался в Милютином переулке, дом № 3. В том же квадрате квартала находился на Лубянке, и сейчас находится, дом № 2, где пытали и мучили ночными допросами несчастных изголодавшихся «буржуев»… А по ночам их, эти вооруженные трусы, подло расстреливали… (Размеры этой книги не позволяют мне подробно останавливаться на описании того, что творилось в этих застенках. Интересующихся я отсылаю к цитированной уже мною книге "Москва без вуали". Господин Дуйэ, сам испытавший на себе все ужасы застенков, посвятил XI главу изображению тех страданий и мучений, которые переносили жертвы ГПУ (переименованный ВЧК) в этих застенках, как на Лубянке №2, так и на той же Лубянке
№ 14, а также в Бутырках и в других тюрьмах. — Автор.)
Я не видал этого никогда… И долго не знал.. Лишь однажды чекист Эйдук, о котором ниже, открыл мне глаза на роль автомобильного шума…
(ldn-knigi, дополнение:
Сталинские расстрельные списки:
http://stalin.memo.ru/spiski/pg09252.htm
ЭЙДУК Александр Владимирович (1886-1938) Москва-центр, бывш.сотрудник НКВД
http://memory.irk.ru/pub/law/p14.htm
Постановление СНК
Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью, что для усиления деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности и внесения в нее большей планомерности, необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей, что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях, что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры.
Из протокола 271 заседания СНК
27 марта 1919 г.
Председательствует В.И. Ленин
Слушали:
13. Об утверждении членов Коллегии ВЧК.
Постановили:
13. Утвердить в следующем составе:
1) Дзержинский Феликс Эдмундович,
2) Петерс Яков Христофорович,
3) Ксенофонтов Иван Ксенофонтович,
4) Лацис (Судрабс) Мартын Янович,
5) Кедров Михаил Сергеевич,
6) Аванесов Варлам Александрович,
7) Эйдук Александр Владимирович,
8) Волобуев Константин Максимович,
9) Чугурин Иван Дмитриевич,
10) Медведь Филипп Демьянович,
11) Фомин Василий Васильевич,
12) Жуков Николай Александрович,
13) Уралов Сергей Герасимович,
14) Морозов Григорий Семенович.
ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 8991, л. 2.
Печатается по подлиннику
5 сентября 1918 г.
ldn-knigi)
note 239Но я слыхал, своими ушамислыхал, как около 11-12 часов ночи у этого зачумленного дома останавливался грузовик или грузовики.. Машины застопоривались.. Становилось тихо… И в тишине этой зрел… Ужас…. И вслед затем… иногда ветром доносился до меня торопливый приказ: "Заводи машину!"…
И машина начинала гудеть и трещать, своим шумом заполняя тихие улицы…
Шла расправа…
Часа через два все было кончено. Грузовики, нагруженные телами жертв, с гудками и гулом уходили..
А завтра, послезавтра, через неделю и месяцы каждый день в урочный час повторялось то же…
Слова бессильны!… Но как я не сошел с ума!…
О, проклятье сну, убившему в нас силы!…
Воздуха, простора, пламенных речей,
Чтобы жить для жизни, а не для могилы, —
Всем дыханьем нервов, силой всех страстей"…
(Надсон)
Итак, Россия со всех сторон была окружена врагами. Свирепствовала блокада. Россия была лишена всего необходимого, что ввозилось. Во главе правительств, применявших санкции в отношении большевиков, стояли выдающиеся государственные деятели, все те, кого и посейчас все считают великими гуманистами. И, во имя любви к человечеству, эти вожди стремились санкциями сломить упорство тех, кто захватил в свои цепкие note 240руки наше отечество, кто взял на себя всю полноту власти над полутораста миллионами народа. Но непомнящие родства, в лучшем случае ослепленные фанатики, а в громадном большинстве просто темные авантюристы, — они, взяв в свои руки эту громадную власть, не считали себя ответственными ни пред современниками, ни пред историей…
Что им суд современников, раз у них брюхо полно!…
Суд истории… Но что им за дело до истории — ведь большинство их самое то слово "история" путают со словом "скандал"… Чуждые сознания ответственности, исповедуя единственный актуальный лозунг старой пригвожденной к позорному столбу историей и литературой, торжествующей свиньи — "Чавкай", они, эта кучка насильников и человеконенавистников, были неуязвимы. Казнями, мученьями, вошедшими в нормальный обиход, как система, они добывали для себя лично все… Они чавкали… и могли чавкать и дальше, сколько угодно и им была нипочем блокада, которая била по народу..
