Ужесточение политики Перона
Вернувшись в Аргентину в апреле 1953 г., Перон столкнулся с неприятным сюрпризом. Неожиданный конфликт, связанный с поставками мяса в Буэнос-Айрес, указывал на существование привилегий у некоторых фирм, что негативно сказывалось на потребителях. Перон поручил расследование генералу Леону Бенгоа, честному и энергичному человеку, обнаружившему, что в спекуляциях был замешен Хуан Дуарте — личный секретарь Перона и брат умершей Эвы Перон.
Неизвестно, имели ли обвинения под собой почву, но фактом остается то, что отвечая на них Перон выступил с очень жесткой речью, в которой заявил, что «он окружен ворами и их пособниками». В этой речи Перон пообещал продолжить расследование, даже если оно приведет к обвинению его собственного отца. Спустя несколько дней последовала скандальная отставка Хуана Дуарте, а еще через три дня он покончил с собой. Это стало одним из немногих событий, которые власть не сумела скрыть, и, конечно, оно стало огромным потрясением. То, что личный секретарь и шурин президента пустил себе пулю в лоб, оставив прощальное письмо (очень наивное, надо сказать), полное тоски и личных разочарований, сильно повредило имиджу правящих кругов.
После этого события Всеобщая конфедерация труда организовала митинг в поддержку президента на Майской площади. На митинге выступил Перон и во время его речи произошло несколько взрывов около входа в метро, рядом с улицей Иполито Иригойена. Погибли несколько человек, были раненые. Под воздействием необдуманных слов Перона, сказанных сразу после взрывов, группы лиц (неизвестно, были ли они организованы или возникли спонтанно) подожгли штаб-квартиры Социалистической партии, ГРС, Консервативной партии, «Жокей-клуб», «Petit Cafe» и другие места собраний оппозиционеров. Одновременно прошли полицейские облавы, многих оппозиционеров задержали и заключили в тюрьму.
Напряжение в стране продолжало возрастать. Такое положение дел сохранялось в течение нескольких месяцев, пока не были задержаны виновные в организации взрывов (по крайней мере, власти настаивали на их виновности). Ими оказались молодые люди из богатых семей. Они подготовили взрывы бомб (стараясь при этом, чтобы никто не пострадал) с целью показать существование оппозиции перонизму, так как в тот момент ни одна партия не могла противостоять режиму.
Эти события достойны сожаления, однако в них присутствовала определенная логика. И напротив, нелогичным кажется то, что спустя несколько месяцев после взрыва бомб, поджогов штаб-квартир и арестов оппозиционеров Перон выступил с мирной инициативой и начал переговоры с оппозицией. Постепенно начали выходить на свободу некоторые оппозиционные деятели, а в декабре 1953 г. был принят закон об амнистии. Закон не был последовательным: амнистировались лишь те, кого власть считала достойными освобождения. Тем не менее благодаря данному закону на свободу вышли десятки политических деятелей. Однако в тюрьме остались многие другие, как, например, Сиприано Рейес, находившийся в заключении с 1948 г., лидеры восстания генерала Менендеса в сентябре 1951 г., а также заговорщики, задержанные во время подготовки мятежа, который должен был возглавить полковник Хосе Франсиско Суарес. В любом случае имело значение признание, что не все оппозиционеры были изменниками родины, бунтовщиками и террористами и с некоторыми из них можно вести переговоры.
Так закончился 1953 год — принятием закона об амнистии, который, впрочем, не стоит переоценивать, но все-таки нужно отметить, что он принес определенный мир и толерантность в политическую жизнь страны. В апреле 1954 г. прошли выборы, победу на которых одержала Перонистская партия, набравшая 62% голосов. Но уже в следующем месяце начались забастовки, что всячески замалчивалось властью. Современному историку очень трудно установить, что за забастовки прошли в мае 1954 г. и насколько мощными они были, поскольку в крупных газетах того времени нет ни одной заметки об этих событиях. О стачках упоминают лишь некоторые провинциальные газеты и листовки оппозиционных организаций. Некоторые из этих забастовок были очень мощными, например забастовка металлургов, совершивших поход на столицу. Она была подавлена полицией, и, по крайней мере, один человек погиб.
В любом случае в середине 1954 г. ситуация для Перона была благоприятной. В экономике наблюдались позитивные явления: инфляция была гораздо ниже, чем в 1951 — 1952 гг., цены и зарплаты оставались стабильными. Уже говорилось о некоторых инвестициях, которые могли прийти в Аргентину (они действительно пришли, и благодаря им открылся автомобильный завод в Кордобе и несколько металлургических заводов в окрестностях Буэнос-Айреса), и о возможном начале работ иностранных нефтяных компаний на юге Аргентины.
В политике также не наблюдалось заметных проблем. Оппозиция была разгромлена, присутствие ГРС в Конгрессе являлось минимальным — 12 депутатов против 200 перонистов (такое превосходство обеспечивал хитрый избирательный закон — например, на выборах в 1954 г. в Буэнос-Айресе за перонистов проголосовало 650 тысяч избирателей, но они получили тринадцать мандатов, а радикалы, набравшие 500 тысяч голосов, получили лишь одно место в Конгрессе).
Таким образом, ситуация для Перона выглядела очень спокойной. Казалось, у страны не имелось серьезных проблем, Перонистская партия изменила экономическую политику, были отодвинуты на задний план некоторые из наиболее революционных сторонников Перона, и можно с оптимизмом смотреть в будущее. Перон и был оптимистом, он уже забыл о ставке на Третью мировую войну и развивал дружеские отношения с США, которые могли принести ему значительные выгоды.
Неожиданно в конце 1954 г. (в ноябре, если быть точным) Перон совершил нечто абсолютно необъяснимое с точки зрения логики, и менее чем через год его свергли. Я имею в виду речь, которую Перон произнес в присутствии губернаторов провинций, лидеров Перонистской партии, профсоюзов и женских организаций. В этом выступлении он заявил, что аргентинская католическая церковь является одним из главных очагов оппозиции и поэтому с ней нужно вести борьбу.
Трудно сказать, почему Перон пошел на это. Лично я объясняю это чувством всемогущества, которое испытывал Перон. У него было все. Как уже говорилось, Перон контролировал рабочее движение, организации предпринимателей, армию, систему образования. Но в обществе должна была присутствовать сила, не столь преданная его политике. И такой силой являлась церковь. Она по своей природе не могла поддерживать ту или иную политику, несмотря на то что многие церковные деятели были благодарны Перону за принятие закона об обязательном религиозном образовании в школах, а также за другие меры, направленные на поддержку католицизма. Но речь Перона (она была к тому же довольно грубой по форме, и в ней он назвал священников и епископов «оппозиционерами») не могла не вызвать негативной реакции со стороны католической церкви. Впрочем, эта реакция была сдержанной: церковь попыталась отстраниться от режима, но при этом не разрывать с ним отношений.
Внезапно последовали события, удержать развитие которых Перон оказался не в силах. Некоторые из его сторонников, особенно те, кто не обладал большим влиянием, ранее разделяли левые убеждения, и это столкновение с церковью, антиклерикальные речи Перона напомнили им молодые годы. Газеты, входившие в пропагандистский аппарат режима, начали публикацию жестких антирелигиозных статей. Появились соответствующие колонки в газетах (некоторые из них были сатирическими). Одну из них, под названием «Взбудораженные епископы», вел Хорхе Абелардо Рамос, и в ней публиковались самые разнообразные слухи о поведении священников и епископов. И эта пропаганда велась изо дня в день с целью обработки общественного мнения.
Церковь начала реагировать. 8 декабря, в день празднования Непорочного зачатия, вместо мирной религиозной процессии под образами Девы, в которой обычно принимали участие монахини и достопочтенные граждане, состоялась настоящая политическая манифестация. Церковь начала объединять до этого разрозненную оппозицию.
Правительство еще более усилило атаки на церковь, и в конце декабря 1954 г. Конгресс принял закон, отменивший обязательное религиозное образование в школе. Другой закон разрешил открывать публичные дома, еще один закон отменял государственные субсидии частным образовательным учреждениям (большинство из них были религиозными), и, наконец, были разрешены разводы. Иными словами, Перон заставил Конгресс принять те законы, которые могли вызвать наибольшее недовольство церкви. Он сделал это, несмотря на сопротивление некоторых депутатов, в том числе и перонистов. Некоторые из них, очень немногие, отказались от полномочий депутатов. Многие члены Конгресса, искренние католики, подчинились приказу Перона, но сделали это с болью в сердце.
