Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

РЕФОРМАЦИЯ И РАЗДЕЛЕНИЕ ЭЛИТ В АНГЛИИ И ФРАНЦИИ

Реформация разорвала внутренние и внешние (с городским нобилитетом и духовенством) союзы среди аристократов и в Англии, и во Франции. Изначально Реформация не меняла социальной психологии индивидуумов. Как будет показано ниже, политические трансформации предшествовали и определяли изменения в экономическом поведении и производственных отношениях в обеих странах, вопреки мнению Вебера ^[119]. Новые социальные сети среди единоверцев сформировались к концу XVI в., объединив землевладельцев и городскую знать, невзирая на границы графств и провинций. Постепенно такие связи, основанные на идеологии, стали определять линии политических союзов и в Британии, и во Франции. Однако Реформация создала политические возможности для королей прежде, чем для региональных магнатов или землевладельцев на местах. Короли воспользовались этим первыми, потому что их связи поверх границ стран и провинций, как бы слабы они ни были, все же оказались прочнее и многочисленнее, чем у региональных магнатов или крупных купцов, не говоря уже о местниках-землевладельцах или провинциальных буржуа.

И английские, и французские монархи пытались употребить религиозные конфликты между своими подданными для отчуждения своих противников и привлечения новых союзников. Короли использовали вызов, брошенный протестантами, для получения концессий от папы и католических иерархов. Стратегии, к которым прибегал каждый конкретный монарх, отражают его собственное положение в структуре по отношению к конкурирующим элитам. Результаты приложения этих стратегий определяла общая структура элит в этих двух странах.

Понимание Реформации как стратегического «перелома», разрушившего хроническое состояние частых, но структурно неэффективных элитных и классовых конфликтов, противоречит доминирующей парадигме в исследовании абсолютизма точно так же, как и пониманию Реформации Вебером. Я приберегу критику тезиса Вебера о протестантской этике до шестой главы, но должен изложить свой анализ конфликта элит до разбора абсолютизма и образования государства в этой.

Каждая модель абсолютизма способна привести свидетельства, которые подходят к ее описательному определению государства раннего Нового времени. Относительные заслуги конкурирующих теорий образования государства можно оценить по двум критериям: как каждая теория объясняет характер и сроки расхождения каждого государства от других, особенно от политий средневековой эпохи и как каждая модель предсказывает линии союзов и итогов антигосударственных мятежей. Что касается Англии и Франции, успешная теория должна объяснить итоги французской Фронды 1648-1653 годов, в которой корона победила мятежных аристократов, и Английскую революцию и гражданскую войну 1640-1649 гг., итоги которых оказались такими обманчивыми.

Все исследователи абсолютизма согласны с тем, что английское и французское государства в XVI-XVII вв. увеличили свою военную мощь, юридические полномочия и доходы. Были предложены три гипотезы, объясняющие, как власть и ресурсы были централизованы и образовались ли абсолютистские монархии по желанию или вопреки и за счет феодальных аристократий. Одна теория утверждает, что борьба крестьян с феодальной эксплуатацией вынудила нобилитет реорганизовать силу принуждения в рамках органов власти централизованного государства. Таким образом, абсолютизм послужил знати, обеспечив ей большие безопасность и долю крестьянского продукта, чем они могли получить в результате борьбы на локальном уровне. Вторая теория возвещает, что в XVI в. поднимающаяся буржуазия приобрела экономическое равноправие со знатью. Во время необычного равновесия сил, имеющего переходный характер, и патового перемирия между двумя конкурирующими правящими классами представители государства добились для себя относительной автономии от обеих сторон. Их автономия испарилась, как только буржуазия накопила достаточно сил, чтобы нанести знати сокрушительный удар и подчинить государство исключительно своим интересам. Третья теория предполагает, что государственная власть и автономия накапливались постепенно, порождая сами себя. Когда своекорыстные государственные элиты стали получать доходы, они вкладывали эти новые ресурсы в армию и бюрократию, которые затем стали захватывать территорию и извлекать доходы из «граждан». Это закрепило процесс образования нации.

В теориях, которые рассматривают абсолютистское государство как представителя знати, относительно автономной или прогрессирующе автономной, вводятся новые понятия, призванные объяснить, когда и как государственные чиновники и классы стали действовать эффективно. Ниже разбираются именно эти, часто имплицитно предложенные, понятия, а также выдвигаются гипотезы и определяются виды доказательств, поддерживающих или опровергающих каждую теорию.

Перри Андерсон представляет первое направление научной мысли: «Одна из базовых аксиом исторического материализма [утверждает], что светская борьба между классами окончательно разрешается на политическом — а не экономическом или культурном — уровне общества» (1974, с.11). Он указывает, что в продолжение феодального периода знать и крестьянство были политически эффективны до такой степени, что могли усилить или ослабить государство. Андерсон воспринимает государство как комплекс юридически-принуди-тельных институций, которые защищают феодальные отношения собственности.

Андерсон прослеживает развитие абсолютистского государства с феодального кризиса, который последовал за «черной смертью». Абсолютизм был ответом аристократии на этот кризис, «вновь развернутым и перезаряженным орудием феодального господства, призванного втиснуть крестьянские массы в их традиционное социальное положение... Результатом стало смещение политически-юридического насилия вверх, по направлению к централизованной, военизированной вершине — абсолютистскому государству. Размытое на уровне деревни, оно сконцентрировалось на „уровне нации“» (1974, с.18-19).

Андерсон делает основной акцент на классовой борьбе между знатью и крестьянством. Он считает относительно неважными для образования абсолютистских государств конфликты между аристократическими фракциями, хотя и признает, что «для многих отдельных нобилей» абсолютизм «означал бесчестье или финансовый крах, против чего они восставали» (1974, с.47). Тем не менее «ни один феодальный правящий класс не мог позволить себе, не подвергая риску собственное существование, проигнорировать успехи, достигнутые абсолютизмом, которые были проявлением глубочайшей исторической необходимости и прокатились по всему континенту; ни один из них не выиграл полностью или даже значительно от мятежа» (с.54). В результате мятежи, устроенные на местном или фракционном уровне, как Фронда во Франции, оканчивались провалом из-за более значительных военных или финансовых возможностей абсолютистской монархии или же потому, что у большинства аристократов не было иного выхода, кроме как хранить верность абсолютистским монархиям, от которых они зависели, получая власть и юридические полномочия. Аристократический характер абсолютистских государств в дальнейшем проявляется в их отношениях с поднимающимся классом буржуазии. Андерсон видит «потенциальное поле совместимости... между характером и программой абсолютистского государства и операциями торгового и промышленного капитала» (с.41), когда и государство, и капитал растут и получают выгоду от монетизации налогов и рент,