изменения может быть понято как проспективная контрфактическая история. Сделанное с аналитической тщательностью, предсказание позволяет нам проследить воздействия специфических изменений на другие аспекты социальной структуры и уточнить, как этими изменениями открываются или закрываются благоприятные возможности для дальнейшей активности. Проиллюстрируем это, кратко рассмотрев три текущие фундаментальные трансформации, которые я особо упомянул в самом начале этой книги: 1) глобальное потепление, 2) спад труда и 3) одновременный рост неравенства в западных государствах и сокращение разрыва между этими государствами и некоторыми некогда бедными странами в остальных частях света. Цель этой книги не состоит в том, чтобы действительно предсказать последствия каждого из этих изменений; для этого мне потребовалось бы написать отдельную книгу. Скорее, мое намерение состоит в том, чтобы конкретизировать задачи, необходимые для такого рода анализа, и показать, что они схожи с задачами, за которые исследователи брались в лучших работах по исторической социологии, рассмотренных нами в предыдущих главах.
Глобальное потепление (в сочетании с прогнозируемым 50%-ным увеличением мирового населения в XXI веке) создаст повсеместный дефицит продовольствия, воды и других ресурсов, сделает некоторые части земного шара непригодными для обитания и станет причиной беспрецедентной по своим масштабам миграции населения, когда люди будут спасаться из охваченных засухой и наводнениями районов в поиске пригодной для обитания земли и других жизненно важных ресурсов. Как эти изменения скажутся на социальной структуре? Для кого они откроют или закроют возможности эффективного действия? Если мы хотим понять последствия этой грядущей реальности, нам нужно сначала выявить затрагиваемые группы, а затем предсказать их реакции. Так как на одних регионах мира глобальное потепление скажется сильнее, чем на других, нам необходимо исследовать, каким может быть отклик различных классов, регионов или национальных государств на те конкретные формы, в каких их затронет экологический кризис.
Темпоральность здесь не менее важна, чем физическая и социальная география. Глобальное потепление не получится повернуть вспять. Напротив, физическая реальность нехватки ресурсов и экологических катастроф не исчезнет и будет только усиливаться (хотя острота этой проблемы может быть ослаблена в результате катастрофической убыли населения). Впрочем, тот социальный порядок, на который будет воздействовать эта физическая реальность, сам будет изменяться со временем. Жизненно необходимо пошагово разметить подрывные изменения и отклики социума и выстроить контингентные цепочки изменения так же, как это сделано историческими социологами для событий прошлого.
Например, коль скоро одним из ближайших следствий глобального потепления станут массовые миграции, нам необходимо оценить влияние, оказываемое подобными миграциями на те государства, на территории которых осели бы беженцы. Ослабнут ли эти государства от притока людей или же озлобление местных жителей против иммигрантов приведет к росту национализма и усилению способности этих государств сдерживать потоки беженцев? Подобным же образом не каждое государство в одинаковой степени пострадает от ресурсного дефицита. Смогут ли богатые с точки зрения ресурсов государства выгодно использовать свои преимущества или же они станут мишенями для атаки? Изменится ли со временем потенциал этих государств и если да, то каким образом? Смогут ли бедные с точки зрения ресурсов государства с могучей военной силой захватить ресурсы более слабых государств? Для предсказания будущего потребуется нечто большее, чем просто ответы на эти вопросы. Помимо этого мы обязаны проследить, каким образом исходные изменения (например, мобилизуются ли люди, стремящиеся или пытающиеся защищать ресурсы, по классовым, этническим или национальным признакам или у них вообще не выходит самоорганизовываться) формируют их дальнейший потенциал, последующие стратегии и потенциал различных институтов предпринимать эффективное действие.
Когда мы пытаемся ответить на эти вопросы, мы занимаемся проспективными контрфактическими предположениями, оценивая, как изменились бы государственный курс, государственный потенциал, экономика, демография и коллективные идентичности наций от одной изменившейся переменной — в данном случае глобального потепления и его последствий. Наши ответы позволяют нам взвесить силу и мощь причинных факторов в каких-то особых ситуациях: например, чтобы установить, как миграция сказывается на национальной идентичности, на том, в какой степени национализм формирует государственный курс, и на эффективности военной мощи в обеспечении безопасности и охраны природных ресурсов.
Предложенный Джеймсом Махоуни (Mahoney, 2010) анализ того, как испанское завоевание Америки сказалось на социальных отношениях и последующем экономическом развитии (мы разбирали его в четвертой главе), является моделью, показывающей, как провести пошаговый проспективный анализ тех социальных последствий глобального потепления, которые мы только что обрисовали. Вспомним, что Махоуни начал с изучения разных социальных структур, существовавших в Америке до испанского завоевания. Подобным же образом прогнозы относительно последствий глобального потепления следовало бы начинать с оценки организационного и мобилизационного потенциала институтов и акторов до начала экологического кризиса. Точно так же, как Махоуни поэтапно отслеживал институциональное изменение и стремился выявить ключевые события, сдвинувшие отдельные латиноамериканские государства с колеи развития, заданной сочетанием доколумбовой социальной структуры и испанской колониальной политики разных эпох, так и нам понадобилось бы выявить события (войны, революции, коллапсы государств, сдвиги в структуре мировой экономики), которые бы столкнули государства, классы и других акторов с пути, обусловленного их первоначальным откликом на экологическую катастрофу.
Спад труда, когда — вслед за обрабатывающей промышленностью и сельским хозяйством — замена работников машинами приходит и в сервисную сферу (Collins, 2013; Brynjolfssom and McAfee, 2012), не в одинаковой мере повысит уровень безработицы среди классов и стран. Страны в разной степени будут способны компенсировать недостаток рабочих мест на капиталистических предприятиях созданием рабочих мест в государственном секторе, обеспечением правительственной поддержки раннему выходу на пенсию или продлением срока школьного обучения молодежи. В то же время безработные и частично безработные по-разному отзовутся на свое затруднительное положение, как в прошлом это уже бывало с теми, кто оказывался в нищете и без работы. Эти отклики могут быть разными, начиная от пассивного принятия (зачастую сопровождаемого алкоголем и наркотиками и/или насилием, обращенным на самих себя, семью и сообщество) и кончая политическими требованиями о предоставлении материальной помощи и рабочих мест, адресатами которых могут быть разные структуры (частные работодатели, локальное территориальное образование либо национальное государство или другие этнические, национальные или религиозные группы, рассматриваемые в качестве конкурентов в вопросах занятости).
Если безработным удавалось добиться уступок, тогда сам масштаб программ, разработанных для создания рабочих мест или оказания материальной помощи, вызывал реструктуризацию всей экономики и создавал новый политический электорат для поддержания программ такого рода. Таким образом, будущий потенциал самоорганизации безработных, рабочих, капиталистов и государственных чиновников и те признаки, по которым они будут размежевываться или сплачиваться, изменятся в той мере, в какой безработные окажутся способны заставить решить проблему вызванной технологическим прогрессом (и поддерживаемой
