развитие событий, даже когда эти альтернативы не высказываются явным образом» (Logevall, 1999, р. 395).
В первой главе мы видели, что Валлерстайн (Wallerstein, [1986] 2000; Валлерстайн, 2006) занимается именно этой разновидностью анализа, задаваясь вопросом, что было бы, если бы Франция преуспела в колонизации южной Индии. Он предположил, что Индия — вместо того чтобы быть целостной политической единицей, национальной идентичностью и исторической темой, — оказалась бы двумя странами, которые, как считали бы историки, еще до колонизации имели свои особые культуры и траектории. Валлерстайн использовал это контрфактическое предположение, чтобы показать, что национальная идентичность не предшествует образованию (зачастую посредством колонизации и последующего сопротивления иностранному правлению) государства, а следует за ним.
Пример того, как использовать контрфактический анализ для установления причинной силы, связанной с разными переменными, показывает Цейтлин (Zeitlin, 1984), которого мы обсуждали во второй главе. Относительную отсталость экономического развития Чили и скатывание страны к статусу полупериферии мировой экономики он объясняет результатом поражения промышленных капиталистов в двух гражданских войнах. В подтверждение своего вывода Цейтлин выдвигает контрфактический аргумент, показывая, какую политику избрали бы проигравшие в тех гражданских войнах, если бы у них была власть, а также последствия этой политики для развития Чили. Он использует контрфактический анализ, с целью показать, что, окажись итог этих гражданских войн иным, у Чили имелся бы потенциал для того, чтобы стать капиталистической экономикой ядра. Это позволяет ему сделать вывод, что решающий фактор формирования социально-экономического развития Чили был образован благодаря не какому-то заранее заданному положению Чили в мировой системе, а благодаря внутригосударственным классовым силам и итогу гражданской войны.
Нам нужно помнить, что анализ Цейтлина, подобно любой выверенной контрфактической истории, учитывает темпоральную специфику. Цейтлин доказывает, что Чили могла пойти по иному пути экономического развития существовала только в определенные исторические моменты. Как только буржуазные силы потерпели поражение в обеих гражданских войнах, возможность для страны вырваться за пределы своего полупериферийного положения в мировой экономике была утрачена по крайней мере на целое столетие. (Сможет ли Чили в настоящее время или в ближайшем будущем стать развитой экономикой — вопрос, на который нельзя ответить с помощью цейтлиновских контрфактических утверждений о XIX веке.) Цейтлин полагает, что его контрфактический анализ Чили — это вызов миросистемной теории, шире говоря — что он опровергает детерминизм миросистемной теории, предъявив этот единичный пример альтернативных возможностей. Такую теоретическую заявку Цейтлин может сделать именно потому, что его исторический анализ выполнен достаточно тщательно, чтобы выявить специфические ключевые поворотные точки, а тем самым и те причинные силы, которые в данном случае имеют значение.
Чаще всего контрфактическая история используется для подтверждения или опровержения исторической теории «великих личностей», когда исследователи предаются спекуляциям на тему того, что было бы, если бы Александр Великий дожил до шестидесяти девяти лет, а не умер в тридцать три (Toynbee. 1969; Тойнби, 1979), или если бы Улисс Грант умер в мае 1863 году, то есть до того, как он привел Союз северных штатов к его решающим победам (Kantor, 1961), или если бы Джон Кеннеди не был убит и пробыл президентом два срока (Kunz, 1997; Logevall, 1999). Проблема большинства гипотетических утверждений в духе теории «великих личностей» состоит в том, что они просто утверждают (вместо того, чтобы анализировать), что структурные препятствия к осуществлению социальных изменений могли бы быть преодолены неким отдельно взятым лидером, или доказывают, не прибегая при этом к оценке причинной значимости других факторов, что личные недостатки лидера помешали некоему исходу, который в противном случае был бы вероятным. Например, Тойнби гипотетически утверждает, что Александр, благодаря силе своей личности и стратегическому гению, мог бы построить и сплотить империю, охватывающую всю Азию и Ближний Восток, преодолев тем самым этнические и национальные идентичности, а следовательно, подорвав основания для будущих войн. Гипотетические утверждения Тойнби несоциологичны в том смысле, что он игнорирует ту инфраструктурную ограниченность древних политий, которая фактически привела к невозможности для империй, подобных империи Александра, поддерживать военную силу или структуры гражданской администрации, необходимые для построения сплоченной политии.
Подобным же образом Кантор, сосредотачивая внимание на одном единственном генерале, игнорирует тот факт, что Конфедерация к 1863 году страдала от упадка боевого духа, массового дезертирства и недостатка провианта. Даже победа южан в битве при Геттисберге не смогла бы в достаточной мере оживить боевой дух и пересилить нехватку материальных средств в войсках конфедератов. Когда полководческое умение одного человека ставится выше организационной и материальной обеспеченности армий, то этим игнорируются те факторы, которые действительно определяют исходы войн. Контрфактические утверждения Тойнби и Кантора — это просто-напросто пространные фантазии, и, в отличие от работы Цейтлина, они не способствуют лучшему пониманию тех причинных сил, которыми определяется исход дела в особые исторические моменты, а потому они и не годятся для выведения обобщений относительно социальных изменений.
Кунц и Логеволл пытаются ответить на один и тот же контрфактический вопрос: если бы президент Джон Кеннеди не был убит, послал ли бы он войска во Вьетнам и «американизировал» бы ту войну? Эти ученые дают очень разные ответы; впрочем, в процессе конструирования своих расходящихся контрфактических предположений они способствуют лучшему пониманию тех факторов, которые обязательно надо исследовать, чтобы обрисовать пределы контроля отдельного президента над американской внешней политикой. Согласно анализу Кунц Вьетнам — это еще одна демонстрация пределов политической автономии всякого отдельного лидера. Джонсон, как мы теперь знаем по записям из Овального кабинета, воспоминаниям помощников и документам, разрывался между своими опасениями, что эскалация в конечном итоге приведет к катастрофе, и убежденностью в том, что результатом «потери» Вьетнама станет его проигрыш в 1964 году или последующий импичмент. По мнению Кунц, Кеннеди, избранный президентом в 1960 году на платформе милитаризма и обвинений в фиктивном «ракетном отставании» эпохи холодной войны, точно так же столкнулся бы с жесткими политическими последствиями, если бы попытался вывести войска из Вьетнама после своего переизбрания в 1964 году. Согласно анализу Кунц американские президенты лишь в ограниченной степени способны были менять общественное мнение, которое тогда придерживалось агрессивного антикоммунистического внешнеполитического курса; это же верно и в отношении способности бросить вызов давним интересам и бюрократической власти ключевых групп, прежде всего военных, которые стремились блокировать любой откат от приверженности американскому курсу за границей.
Логеволл сосредотачивает свое внимание на реальном процессе принятия решений президентами и их советниками. В отличие от Кунц, гораздо больше несогласия с отправкой американских войск во Вьетнам он обнаруживает среди чиновников исполнительной ветви и в Конгрессе. Логеволл,
