Тут он вдруг снова подумал о Волкмейере. Разве мог кто-нибудь даже предположить, что этот старый погонщик скота когда-либо станет таким состоятельным человеком? Это лишний раз доказывало, что никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Старика всегда отличало завидное упрямство, и даже уже тогда, когда Майк Раглан водил с ним дружбу, у него уже было несколько голов скота, заклейменных его собственным тавром.
Так значит то было только лишь начало. Подумав об этом, Майк усмехнулся. Это надо же было оказаться таким идиотом! А он-то уже возомнил себе, что облагодетельствует старика, который наверняка не откажется заработать некоторую сумму, оказывая к тому же еще и помощь другу. Нечего сказать, хорош бы он был, предложив сделку на несколько долларов одному из самых богатых людей штата!
К счастью, Майк не поставил себя в неудобное положение. И тем не менее, Волкмейер был именно тем человеком, кто ему был нужен.
Вернувшись в мотель, Майк собрал кое-какие вещи, которые как он считалл, могли бы ему пригодиться, и сложил все это в машину. После этого он отправился в кафе и припарковал машину так, чтобы иметь возможность самому наблюдать за ней.
Галлафера нигде поблизости не было, и Майк обедал в одиночестве, глядя в окно и размышляя. Стало быть, он для начала поедет на гору, чтобы оглядеться там и по возможности снова увидеться с Таззоком. Он проведет в ожиданиях большую часть этих сорока восьми часов, после чего отправится на встречу с Иден Фостер.
Наконец Майк оставил машину неподалеку от руин, отпустил Шефа немного побегать, а сам мысленно отметил, что Волкмейера и тут не видно ни с какой стороны. Вообще-то он расчитывал застать его здесь, просто так, за компанию. Было еще совсем светло, а на небе не виднелось ни единого облачка, когда Майк наконец оказался на развалинах.
Здесь как будто ничего не изменилось. Тогда он подошел к киве и заглянул вовнутрь. Кива как кива, ничего особенного - просто, может быть, сохранившаяся немного получше, чем другие, какие ему доводилось видеть до этого, вот и все. Майк старался держаться подальше от ниши в стене, но тем не менее осмотрел и ее.
Обыкновенная ниша, ничем на первый взгля не отличающаяся от любой другой. Но вся загвоздка как раз и состояла в том, что она отличалась от всех прочих и еще как!
Майк повернул назад, собирая по пути топливо для костра, хотя вокруг его было совсем не густо. Он сломал несколько засохших веток на росшей неподалеку пинии, подобрал пару кедровых сучков, завалявшихся среди камней у самого обрыва. Заприметив еще несколько сучьев ниже по склону, Майк отправился за ними, и когда он ненароком взглянул наверх, то увидел там Таззока.
- Я ждал тебя, - задумчиво заговорил Таззок. - Наши познания очень скудны. Наш мир оторван ото всего. К западу от нас нет ничего, кроме пустыни.
- А туда кто-нибудь путешествовал?
- Нет, что ты! Это запрещается. Мы не знаем, что находится дальше, за ней. Рука говорит, что кроме нас там больше никого нет. Совсем никого. Задавать вопросы не принято, но мы же видим старые руины, и некоторых из нас это интересует.
Говорят, что мы живем сегодня, и будем жить завтра. Прошлое осталось позади, и мы не оглядываемся назад. - Здесь он сделал небольшую паузу. Я - Хранитель Архивов, которые когда-то были нужны всем. Теперь о них никто не вспоминает. Я боюсь напоминать: а вдруг их тогда возьмут и уничтожат? Он понизил голос и воровато огляделся по сторонам, как будто боялся, что их разговор может кто-нибудь подслушать. - Обо мне тоже все давно позабыли, но я все же хочу знать! Я изучаю наши Архивы, и у меня возникает так много вопросов! Мне не с кем поговорить об этом, я...
- Ты можешь говорить со мной, но неужели, там и правда больше нет никого? Никого из тех, кто подобно тебе хотел бы знать и помнить?
- Конечно, есть, но только они боятся говорить об этом. У Руки там повсюду шпионы.
Он сел на большой валун.
- После мой смерти не останется никого. - Он поднял глаза на Раглана. - Обычно дело отца продолжал сын, но у меня нет сына. Двери закроются, и Архивы будут забыты навсегда.
- Мы должны сохранить их. Это же бесценные летописи.
Они сидели на камнях под лучами пригревающего солнца.
- Я думаю, ты правильно говоришь. Мы, те кто стали их Хранителями, тоже верим в это.
Таззок на мгновение закрыл глаза.
- Как хорошо... это ваше солнце. Такое яркое, теплое...
- А ваше солнце не яркое?
- Нет, что ты! Наше совсем не такое! Наше небо никогда не бывает как вы это называете... ясным?
- Итак, ваши Архивы. Что, никто так никогда и не приходил? Совсем-совсем никто?
- Крайне редко. Вот когда-то очень давно приходили многие - тогда еще Голос мог говорить.
- Голос?
- Это было то, что вы называете оракулом. Голос вещал, что должно случиться, а мы стояли молча и слушали. Голос правил, Голос предсказывал, а Рука делал то, что говорил Голос. Потом Голос стал неясным, и тогда Рука стал разъяснять, что собирался сказать Голос. Через какое-то время Голос совсем замолчал, и у нас остался один лишь Рука.
- Ты сказал, что обычно люди приходили, когда вещал Голос. Какая была связь между Голосом и Архивами?
- Место, где хранились Архивы было, как это у вас принято называть, храмом. Такое место, где молятся. - Замолчав, Таззок обернулся к нему. Каждому человеку иногда нужно побыть немного в тишине. Всем нужно молиться - остаться в тишине и говорить с самим собой, выразить свои желания, сказать самим себе, какими им хочется стать. Кое-кто из наших людей верил в старых богов, кто-то нет, но только всем им было необходимо молиться.
Это было отнюдь не лишено смысла. Древнейшие памятники письменности были обнаруженны как раз в храмах, где велся учет уплаты десятин или жертвоприношений богам. Подобный порядок был принят в Уре Халдейском, в Вавилоне, в Ниневии, в Тире.
Выходит, что в мире, где жил Таззок, на смену Голосу пришел Рука? Переворот? Или же может быть Голос просто изжил себя? Нечто подобное произошло в свое время в Древней Греции с Дельфийским Оракулом, и возможно случившееся можно было считать явлением исторически закономерным.
- А как же эти ваши Архивы? Ты можешь сказать, например, события скольких лет они охватывают?
- О, да! Конечно, не могу сказать, что знаком с ними от начала и до конца, но все-таки кое-что об их происхождении мне известно. Самые ранние таблички были глиняными - списки десятин, уплачиваемых храму. Некоторое время спустя кроме привычных записей на них стали появляться символы, указывающие, что тот или иной из плательщиков, не успевающий заплатить в срок, сделает это позже. Затем появились списки того, чем владеет храм, из которых можно было так же узнать, что и где хранится.
Потом появилась и первая жалоба от человека, которого, как ему самому казалось, обложили слишком большим налогом, и он рассказывал о принадлежащей ему земле, своем доме и имуществе, и о том, сколько с этого он сможет заплатить. Слов становилось все больше. Наш язык развивался.
Архивы огромны. В них тысячи глинянных и высеченных в камне табличек. Еще множество полок было занято тонкими деревянными дощечками, которые также использовались для письма, вместо глины, что было намного удобнее.
Когда-то давным-давно было назначено двенадцать человек, которые должны были заботиться об Архивах и беречь их, и среди этих двенадцати члены моей семьи были самыми главными. А потом они начали умирать один за одним, или же были куда-либо отосланы, пока наконец я не остался совсем один. Вот я и брожу среди своих Архивов, словно тень, на которую никто даже не обращает внимания.
- А не пытался ли кто-либо когда-нибудь проникнуть на Запретную территорию?
- А кому это надо? Все боятся. Идут только те, кто должен идти. Остальным даже думать об этом страшно.
А что если ему все же удастся попасть туда? Сможет ли он отыскать Эрика?
И тут он вдруг вспомнил о той золотой карте, перерисованной старым ковбоем, и о том что у него есть эта копия. Была ли сюда включена Запретная Крепость?
- А среди твоих Архивов, - осторожно поинтересовался Майк, - есть план того места?
- Конечно. Наши древние правители с большой точностью составляли планы всего. Там есть полка, на которой хранятся одни только карты, планы каждого дома, каждой комнаты. Не отмечены на них только Врата Смерти.
- Чего-чего?
- Понимаешь, это же Запретная Крепость. Каждый знает, куда он должен идти, и ничего кроме этого. Только один Рука знает все. Поэтому любая из дверей, которую ты там открываешь, может оказаться ловушкой. Их там много таких, они повсюду.
- Ловушкой? Но как?
- Когда дверь только открывают, то в комнатах всегда темно. И до тех пор, пока дверь не закроется, свет не загорится, так что если ты попытаешься пройти в незнакомое место, туда, куда тебе входить не следует, то можешь запросто попасть в ловушку.
После того, как дверь закрылась, обычно включается свет, но в западне нет света, там нечем дышать. Когда человек ошибается дверью и попадает не туда, он оказывается запертым, и выбраться обратно невозможно. Потому что снаружи нельзя услышать, что происходит за закрытой дверью. - Таззок с торжествующим видом разглядывал Майка. - Ошибка означает смерть. Никто не будет искать. Всем все равно. Там многие дюжины таких комнат, так что нет нужды в стражниках, и даже если кто-нибудь заподозрит в тебе чужака, то редко кто станет вмешиваться. Все равно рано или поздно ты сам войдешь в не ту дверь.
