Всю дорогу д'Артаньян нервно развлекал Фуке, рассказывая ему похабные солдатские анекдоты, столь любимые в полку мушкетеров. Впрочем, любовные рассуждения самого д'Артаньяна были не лучше его шуток:
— Мне приходится часто расставаться с возлюбленными, сударь, выполняя поручения короля. Краткая разлука — это не страшно... это даже хорошо, это пожар, который усиливает страсть. Но долгое расставанье — это вода, которая гасит этот пожар. Уезжая надолго, я всегда представляю, сударь, какой рой желающих набросится на одинокую красавицу, покинутую мною. Если же она сохранит верность мне, которого так долго нет, значит, она не нужна тем, кто есть. Это сделает честь ее постоянству, но заставит меня сомневаться в ее красоте. Поэтому, расставаясь надолго, я говорю себе: «Д'Артаньян, выбрось ее из сердца и головы, ибо рога лучше предупредить, нежели получить их в дар».
Здесь мушкетер прервал свою любимую мысль, поняв наконец, как все это должен был слушать Фуке. Но Фуке его не слушал. Он думал о своем, о том, что случилось с ним в камере.
Ибо, вернувшись в камеру из тюремной церкви, Фуке действительно получил некое важное известие...
В последнее время он придумал открывать Библию наугад, чтобы получить Божье наставление на целый день. И тогда, собираясь в дорогу, Фуке открыл Библию.
Открылось послание Иакова. И он прочел:
«Корабли, как они ни велики, маленьким рулем управляются, так и язык маленький отросток, но очень много делает... Язык укротить никто не может, он полон яда. Им прославляем Бога и проклинаем человеков, созданных по образу и подобию Божию. Так не должно быть. Если ты разумен, докажи это своею кротостью. Мудрость, исходящая свыше, чиста, потому что мирна и послушлива. Плод правды в мире у тех, которые хранят мир».
— Как же я не понял, — говорил он счастливо про себя. — «Блаженны миротворцы»... Блаженна кротость и благодарность Богу... за жизнь...за дыханье... Благодарю Тебя, Господи, что напомнил мне.
С этой минуты Фуке обрел то мирное спокойствие, так озадачившее мушкетера. С этой минуты он родился вновь.
Но если для Фуке покрытый белой поземкой пейзаж за окном был безразличен, то для д'Артаньяна он был полон скрытой угрозы. Так что, рассказывая анекдоты и сам же покатываясь со смеху, гасконец напряженно вглядывался в окно кареты.
В Гренобле д'Артаньян собирался переночевать и дать необходимый отдых узнику, своим окоченевшим мушкетерам и усталым лошадям.
Но, подъезжая к городу, уже издали д'Артаньян увидел свой авангард — нескольких всадников в мушкетерских плащах у городских ворот. Ворота были закрыты.
Оказалось, что у офицера и пятерых мушкетеров, скакавших впереди отряда (авангард обеспечивал безостановочное движение кареты с узником), потребовали какие-то особые пропуска. Так распорядился городской консул. Пропусков не было, и в город их не пустили. Окоченев от холода, они беспомощно спешились у городских ворот. Но появление ста обозленных, продрогших на ледяном ветру мушкетеров заставило караульных тотчас торопливо открыть ворота города. Гасконец поскакал к лучшей гостинице города. Он окружил ее мушкетерами, выгнал постояльцев и разместил узника в самой просторной комнате.
Выставив охрану у комнаты и вокруг гостиницы, железный гасконец поскакал в мэрию. Здесь он арестовал городского консула, отдавшего распоряжение требовать пропуска. И сам отвез в городскую тюрьму. Это возымело нужное действие.
Когда он вернулся, мушкетеры были заботливо размещены в гостинице и еда и вино для них были приготовлены в обеденной зале. Сам гасконец поместился в комнате вместе с Фуке и ночью привычно бодрствовал.
Фуке заснул тотчас каким-то безмятежным сном.
Секретная тюрьма
16 января вдали показался Пиньероль. Городок был окружен крепостными стенами. Несколько тюремных башен высились над городской стеной. Рядом с башнями выглядывали из-за стены высокая колокольня городского храма и покрытые веселенькой красной черепицей крыши домов.
Когда подъехали ближе, стала видна и вторая стена, окружавшая сердце городка, — те самые высокие тюремные башни.
У ворот Пиньероля д'Артаньяна поджидал отправленный им ранее шевалье Сен-Мар, так недавно лихо гарцевавший в роте мушкетеров. Теперь указом короля он был назначен комендантом Пиньероля.
Они обнялись. Гасконец, конечно же, испытывал угрызения совести. Хотя даже он не догадывался, что сделал несчастного Сен-Мара тюремщиком до конца его жизни.
Впрочем, все угрызения совести заглушала буйная радость, что сам он наконец-то освободился. Сен-Мар, не знавший, что его ожидает, тоже был счастлив! Для небогатого мушкетера без связей такое назначение было большим повышением по службе, воистину нежданным подарком судьбы. К тому же он расплатился с большими долгами. Их взяла на себя королевская казна. Конфисковав состояние Фуке, король был щедр к его тюремщикам.
Разместив Фуке в камере, оба мушкетера уединились в огромном кабинете начальника тюрьмы — готической зале со сводами. Здесь, наедине, д'Артаньян прочел Сен-Мару секретные инструкции короля. Инструкции были жесткие.
«Его Величество предписывает вам: никто, кроме вас и назначенного вами слуги, не может переступить порог камеры осужденного. Ему запрещено общаться, устно или письменно, с кем бы то ни было. У него не должно быть ни бумаги, ни перьев, ни чернил. У него не должно быть в камере более одной книги для чтения, которую ежедневно следует проверять — каждый листочек — до и после чтения. Ему разрешено молиться Богу во время мессы и просить у Господа прощения за свои ужасные грехи. Но даже молитвы он должен возносить не в тюремной часовне, не в присутствии людей, но в особой комнате, примыкающей к его камере. Король надеется на вашу осторожность и предусмотрительность, на то, что вы будете неукоснительно следовать примеру вашего начальника г-на д'Артаньяна, который умело охранял заключенного и передает его вам целым и невредимым... Сообщать дальнейшие мои распоряжения вам будет мой военный министр. Людовик».
Д'Артаньян пару недель оставался в Пиньероле, где его торжественно принимали отцы города. Он впервые за пять лет наслаждался свободой, ему не надо было жить в камере рядом с Фуке. Городское начальство предоставило ему великолепный дом.
Вечерами его видели в трактире, ночью к его дому подъезжала карета местной веселой красотки вдовы... утаим ее имя, продолжая заботиться о чести дам былых времен. Развлекались и его мушкетеры, разобрав городских дам.
Но дни заботливый д'Артаньян проводил в пиньерольской тюрьме. Он потребовал ремонта тюремных ворот и сам участвовал в их укреплении. Камера, предназначенная Фуке, была просторна, но стены отсырели. Д'Артаньян распорядился закрыть холодные каменные стены гобеленами.
Еще находясь в Пиньероле, он вновь постарался, чтобы его заботы о суперинтенданте стали известны друзьям Фуке.
И вскоре г-жа де Севинье писала:
«Я надеюсь, что наш дорогой друг уже прибыл, но точных известий у меня нет. Известно только, что г-н д'Артаньян по-прежнему вел себя очень обходительно, снабдил, его всеми необходимыми теплыми мехами для того, чтобы без неудобств перебраться через горы. Я узнала также, что он сообщил г-ну Фуке, что тому не следует падать духом и нужно мужаться, что все будет хорошо».
Гасконец совершил невозможное: своим жестким и гуманным обращением вызвал признательность беспощадного врага Фуке — короля и одновременно сторонников и друзей Фуке.
«Сообщаю вам, — написал ему в Пиньероль военный министр, — что Его Величество совершенно удовлетворен всеми вашими действиями, совершенными за время поездки».
За время пребывания в Пиньероле гасконец сумел научить своим принципам и Сен-Мара. Уже вскоре г-жа де Севинье напишет:
«Сен-Мар, к счастью, — это новый д'Артаньян, который верен королю, но человечен в обращении с тем, кого ему приходится держать под стражей».
Минули волшебные две недели, и д'Артаньян приготовился в обратный путь в Париж.
В день отъезда он зашел проститься с Фуке. Тот читал Библию — единственную книгу, которую разрешил ему иметь король, заботливо проверенную Сен-Маром.
Они обнялись. Фуке сказал:
— Поблагодарите Его Величество за разрешение иметь в камере одну книгу. Несмотря на молодой возраст, государь мудро понял: этого вполне достаточно Ибо, слава Господу, есть такая книга, которая одна заменяет все остальные, созданные людьми. И там есть слова о будущем, которые я хотел бы передать через вас Его Величеству: «Пили,
ели, женились, рожали детей... А потом пришел Потоп и погубил всех».
Д'Артаньян слова эти не передал, но они засели в его памяти и долго мучили.
