Ознакомительная версия.
Осенью 1918 г. положение значительно изменилось. Мировая война подходила к своему победоносному для стран Антанты концу, а Гражданская война в России разгоралась кровавым заревом, открывая союзникам все более соблазнительные перспективы территориальных захватов. Острая нужда в вооруженном содействии русским войскам отпала. Теперь речь могла идти только о помощи антибольшевистским силам, и распределение этой помощи становилось важнейшим инструментом политики «разделяй и властвуй». На Кавказе англичане теперь меньше всего нуждались в строптивом Бичерахове. Все, что нужно, англичане с его помощью получили: в критический для себя момент не только удержали «свою» часть Персии, но и захватили бывшую «российскую» Северную Персию; распространили свое влияние на Дагестан и Восточный Прикаспий; наконец, обосновались в вожделенном Баку и хозяйничали и в портовом Батуме, где заканчивался нефтепровод из Баку[16]. О большем мечтать не приходилось. Бичерахов с его нелепыми претензиями на равенство и даже преимущество на «исконно русских землях» становился не нужен.
В это самое время, поздней осенью 1918 г., наконец, смогли обратить на себя внимание союзников добровольцы, «с болезненным нетерпением», по словам генерала А.С. Лукомского, искавшие с ними контакта713.
Переговоры представителя генерала Деникина генерала от инфантерии Д.Г. Щербачева с союзным командованием проходили 16–23 ноября в румынских Яссах. Здесь добровольческому командованию удалось добиться монополии в представлении интересов Юга России перед союзниками714. Здесь же стало очевидным, что союзное командование желало видеть во главе всех российских армий генерала А.И. Деникина: «только с ним» оно намеревалось «сноситься по всем вопросам оперативного и хозяйственного характера»715.
10 ноября военная эскадра союзников впервые вошла в порт Новороссийск. Но затем еще длительное время союзники присматривались к добровольцам, оценивая их способность противостоять большевикам. В последней декаде декабря генерал Деникин вывозил их на фронт под Ставрополь, прося командира 1-го конного корпуса «показать им», «как кубанцы бьют большевиков»716.
Между самими союзниками не было единства относительно русской политики, возникло острое соперничество за раздел сфер влияния, а фактически – зон оккупации территории бывшей Российской империи. Еще 23 декабря 1917 г. на англо-французской конференции в Париже была заключена секретная конвенция, определившая «зоны действия» двух держав в России: за Великобританией закреплялись Северный Кавказ, Дон, Закавказье и Средняя Азия; у Франции – Украина, Крым, Бессарабия; Сибирь и Дальний Восток были отнесены к сферам влияния США и Японии.
Само по себе разделение на зоны ответственности не соответствовало замыслам руководителей Белого движения, рассчитывавших недостаток собственных войск, прежде всего для несения гарнизонной службы, компенсировать оккупационными силами. Однако, когда добровольческое командование узнало о существовании линии разграничения между Англией и Францией (она шла от Босфора через Керченский пролив к устью Дона и далее по р. Дон на Царицын), оно было обескуражено. «Эта странная линия не имела никакого смысла в стратегическом отношении, не считалась с меридиональными оперативными направлениями к Москве и с идеей единства командования, – писал А.И. Деникин. – Разрезая пополам Область войска Донского, она не соответствовала также и возможности рационального снабжения южных армий, удовлетворяя скорее интересам оккупации и эксплуатации (выделено А.И. Деникиным. – А. Б.), чем стратегического прикрытия и помощи»717.
Внутри английского кабинета, которому «достался» Кавказ, также не было единства, имел место дуализм мотивов, которыми обосновывалась интервенция. Это было противоречие между курсом на поддержку белогвардейцев и восстановлением в их лице старой России, лояльной и союзной Англии, и одновременными попытками ослабить Россию, отторгнуть от нее окраинные области и поддержание с этой целью сепаратистских устремлений местных национальных режимов, что шло вразрез с великодержавной программой Белого движения.
В условиях, когда ни между союзниками, ни даже в правительствах стран Антанты не было единства по поводу целей и форм интервенции в России, большое значение приобретали личные отношения руководителей Белого движения с конкретными представителями союзников. Например, первые эмиссары союзного командования в стане Добровольческой армии – британский генерал Пуль и французский лейтенант Эрлиш, прибывшие в Екатеринодар в ноябре 1918 г., весьма благоволили добровольцам и толковали сотрудничество именно как продолжение союзнических отношений. Вполне возможно, что, как писал впоследствии генерал Деникин, в лице перечисленных представителей союзного командования они «имели действительных и деятельных друзей России. Но их влияние и вес были недостаточны, чтобы изменить русскую политику стран Согласия»718. Теплые и почти дружеские отношения, несмотря на шероховатости, сложились у Бичерахова с генералом Денстервиллем, о чем говорилось выше.
Но личные симпатии были слишком непрочным фундаментом. Менялись представители союзного командования, и резко менялся курс в отношении антибольшевистских сил.
Лидеры Белого движения долго тешили себя надеждами на то, что путаница, противоречия, прямое предательство русских интересов в действиях союзников связаны с особенностями какого-то «приуготовительного» периода, что все со временем наладится, что союзники помнят о своем неоплатном долге перед Россией. Налет этих настроений оставался сильным еще в 1920-х гг., когда писали свои мемуары вожди Белого движения, уже эмигранты (А.И. Деникин, А.С. Лукомский и др.). Возможно, они не хотели признавать своей жестокой ошибки: союзники преследовали только свои собственные цели. Помощь Белому движению оказывалась только тогда, когда это соответствовало их интересам.
На юго-востоке Кавказа планам англичан все более мешал Л.Ф. Бичерахов. Экспансионистские аппетиты британского кабинета и политическое значение в регионе Бичерахова росли пропорционально, и однажды англичане заметили, что перед ними уже сильный соперник. «Петровск обороняли русско-армянские части под командованием генерала Бичерахова. В прошлом этот генерал помогал британским войскам в северо-западной Персии, а теперь он противодействовал осуществлению турецких планов завоевания Кавказа, – говорилось в опубликованном в приложении к «Лондон газетт» от 4 января 1921 г. обобщающем докладе генерала Дж. Ф. Мильна военному министру о положении в Закавказье и на Каспии. – Будучи главою так называемого правительства Центрокаспия в Петровске, генерал тем не менее считал себя подчиненным правительству в Омске. Политика правительства Центрокаспия была направлена на установление русской демократической власти на Кавказе и российского преобладания в северной Персии. В распоряжении этого правительства находился русский флот на Каспийском море»719. Бичерахов здесь вовсе не похож на английского наемника.
Не казался он таковым и советской стороне. В обзоре специалистов информационного отдела Народного комиссариата по делам национальностей о положении в Азербайджане, опубликованном в газете «Жизнь национальностей» 6 апреля 1919 г., даже несколько сочувственно к Бичерахову отмечается: «С укреплением англичан в Баку бичераховцы, не отказавшиеся от русской ориентации, стали не нужны англичанам, и они свели их власть до минимума. Англичане терпят бичераховцев – этих русских националистов, признающих необходимость возвращения Баку России – постольку, поскольку [те] служат им ширмой для использования богатств Баку для нужд английских капиталистов»720. Поразительно близкое по духу и даже по форме суждение нетрудно найти у представителей противоположного политического лагеря. Муганец В.А. Добрынин пишет: «Присутствие в Баку и на берегах Каспия русских войск и флота, державшихся независимо от союзников и признававших авторитет только генерала Бичерахова, создавало для англичан массу неудобств и осложнений и мешало их самостоятельному хозяйничанью и беспрепятственному грабежу Российского Закавказья»721.
Интересы Бичерахова и англичан в конце 1918 г. пересекались практически всюду и почти нигде не совпадали.
«Бичерахов подал в отставку в 12 часов…»
Англичане имели простой и эффективный способ воздействия на Бичерахова: финансирование отряда было сокращено, перевод денежных средств задерживался. Кавказская армия оказалась на грани развала. В это время на содержание армии требовалось 4,5 млн рублей в месяц722. Численность ее была еще велика. На 6 декабря 1918 г. только в составе конницы насчитывалось 20 офицеров и 522 казака и солдата723. Численность пехоты, артиллерии, обслуживающих частей насчитывала тысячи человек.
Ознакомительная версия.
