По соглашению с Россией Британия обязалась выполнить этот территориальный обмен. Чтобы получить согласие Бухары, Лессар обратился к Абдул-Ахаду. В марте 1895 года Астанакул – диван-беги и закятчи-калан сообщил генерал-губернатору Вревскому, что эмир с удовольствием обменяет южный Дарваз – маленький, бедный, малонаселенный район, не приносивший большого дохода, – на Рушан, Шугнан и Северный Вахан, которые, по сравнению с ним, были большими, густонаселенными и имели хорошо культивированные земли. В то же время бухарское правительство предоставляло России право на строительство укреплений, размещение войск и расширение таможенной границы на новые территории.
27 февраля/11 марта 1895 года, после того как Афганистан и Бухара дали свое согласие, Британия и Россия подписали в Лондоне соглашение, определяющее «сферы влияния двух стран в регионе Памира», которое формализовало взаимопонимание, достигнутое в конце 1893 года. В марте 1896 года Петербург ратифицировал результат работы англо-русской пограничной комиссии. В октябре того же года Шугнан, Рушан и Северный Вахан, оккупированные русскими войсками весной 1895-го, были переданы Бухаре под названием Шугнан-Рушанского бекства, а Южный Дарваз отошел к Афганистану. В 1895 году Британия поспешила оккупировать Читрал, находившийся сразу после пересечения Гиндукуша от большого южного изгиба Пянджа. Россия получила прямой контроль над восточными Памирами, и, хотя формально власть над западными Памирами была передана Бухаре, в 1897–1898 годах русские гарнизоны появились в шугнанском Хороге и еще в двух местах на правом берегу Пянджа в Вахане. Наконец русский контроль над границами Бухары стал полным.
Непредвиденным следствием договоренности 1895 года стала значительная эмиграция из Афганистана. В 1897 году бек Дарваза сообщил, что более 700 семей покинули свои дома в левобережном Дарвазе после тщетных попыток сопротивляться захвату власти афганцами. Сто из этих семей обосновались в бухарском Дарвазе, остальные – в Кулябе и Каратегине. В июле 1898 года Игнатьев сообщил в Ташкент, что общее число беженцев из Южного Дарваза достигло 1164 семьи. В 1895 году начали появляться беженцы из Бадахшана и афганского Вахана, которые переправлялись через Пяндж в Шугнан и бухарский Вахан. Некоторые шли дальше через Рушан в Фергану. В 1897 году афганские власти предупредили, что, если беглецы не вернутся в Афганистан, все их родственники с левого берега будут высланы на другой берег Пянджа. Вслед за этим 103 человека были перевезены на один из островов посередине реки, где их и оставили, поскольку бухарские власти в Шугнане отказались разрешить им высадиться на правом берегу. В конце концов начальник русского поста в Хороге вступился за них, и бек Шугнана позволил изгнанникам въехать в Бухару.
Монетарный контроль
Начиная с конца 1880-х годов тесные экономические связи Бухары и Хивы с Россией стали требовать устойчивой взаимосвязи русской валюты с валютами ее протекторатов, но в первой половине 1890-х годов резкое падение мировых цен на серебро подорвало эту взаимосвязь. Бухарский и хивинский монетные дворы традиционно чеканили свои танъга за комиссию, причем все серебро им привозили частные лица. Бухарский таньга содержал 2,88 грамма серебра и в 1880-х годах стоил 20 русских копеек. Но к 1894 году из-за падения цен на серебро стал стоить всего 10 копеек. Поскольку курс обмена бухарских таньга обычно был около 20 копеек, спекулянты в начале 1890-х могли купить в России серебряный слиток, отчеканить из него таньга в Бухаре, а затем обменять их в России на рубли, получив неплохую прибыль. Такая спекуляция к 1894 году сбила обменный курс таньга до 16 копеек, но разница между обменным курсом таньга и стоимостью содержащегося в них серебра по-прежнему провоцировала спекуляцию. С хивинским таньга ситуация была аналогичной, хотя и в меньшем масштабе.
Россия пробовала применять разные санкции. В попытке препятствовать спекуляции Министерство финансов в 1890 году объявило, что с 1 мая 1895 года бухарские и хивинские деньги больше не принимаются в Туркестанском генерал-губернаторстве в оплату таможенных пошлин и налогов. В 1893 году Лессар уговорил Абдул-Ахада прекратить чеканку таньга из серебра, принадлежащего частным владельцам. В поисках более радикального решения Россия какое-то время рассматривала возможность разрешить эмиру чеканить 20-копеечные монеты со своим именем на них и надписями на русском и персидском языках. Эти монеты допускались бы к хождению и в России, и в Бухаре. В конечном счете от этой идеи отказались на том основании, что имя эмира на русских монетах снижало бы престиж России в Бухаре. Наконец, в июле 1893 года в рамках более масштабных усилий по стабилизации русской валюты императорский монетный двор снизил цену покупки серебра у частных лиц в любой форме для чеканки новых денег. 16 июля ввоз иностранных серебряных монет, за исключением китайских, был запрещен. Однако 29 октября было сделано исключение, разрешавшее ввоз серебряных монет из Хивы в Туркестанское генерал-губернаторство, поскольку Хива в 1881 году получила разрешение выплачивать контрибуцию как русскими бумажными деньгами, так и местной валютой. Последнюю часть контрибуции Хива выплатила в 1900 году.
В феврале и марте 1894 года комиссия, созданная в Министерстве финансов под руководством Д.Ф. Кобеко для изучения проблем русской торговли в Бухаре и Хиве, рекомендовала унифицировать денежную систему протекторатов с русской. Однако единственное, что было предпринято, – это издание приказов Бухаре и Хиве прекратить чеканку новых таньга за исключением тех случаев, когда это разрешал генерал-губернатор. Начиная с 1895 года Новобухарское отделение Государственного банка пыталось стабилизировать обменный курс, покупая свободные таньга по 12 копеек. Но так как обменный курс был 14,5 копейки и выше, клиентов у банка нашлось немного. В 1899 году Государственный банк поднял цену покупки до 15 копеек, тогда как обменный курс составлял 15,4 копейки. Эти полумеры не решили проблему, и Россия постепенно вернулась к точке зрения комиссии Кобеко, что единственное подходящее решение – это унификация. Сложность заключалась в том, что чеканка денег считалась в Центральной Азии важнейшим признаком суверенности. Лишение эмира этого права плохо сочеталось с российской политикой сохранения его власти во внутренних делах.
В результате в начале апреля 1901 года И.А. Вышеградский, по-прежнему являвшийся важной фигурой в Министерстве финансов, был отправлен в Кермине, чтобы при содействии Игнатьева получить согласие эмира на постепенную монетарную унификацию. Меморандум, который Вышеградский 8 апреля представил Абдул-Ахаду, предполагал следующее: 1) фиксированный курс таньга 15 копеек, примерно равнявшийся текущему курсу; 2) передача Новобухарскому отделению Государственного банка его монетарных резервов (20 000 000 таньга), а также части его доходов, необходимой для предоставления России достаточного количества таньга, чтобы поддерживать фиксированный обменный курс, взамен эмир получает русские золотые или бумажные деньги по официальному курсу; 3) взаимный свободный прием бухарских денег императорским казначейством и отделениями Государственного банка в ханстве и Самаркандской области
